Союз независимых государств?

До середины ноября казалось, что большинство из двенадцати республик, остававшихся в Советском Союзе после отделения Прибалтики, создадут — хотя бы временно — государство того или иного типа. В начале сентября руководители десяти республик придерживались такой концепции. Однако, вопреки тому, что в договоре, который должны были подписать 20 августа, предусматривалось создание федерации, теперь Горбачев и руководители республик решили, что их союз должен быть конфедерацией. До попытки переворота Горбачев упорно утверждал, что с конфедерацией ничего не выйдет, теперь же его позиция была настолько слаба, что он мог рассчитывать лишь на довольно свободное объединение. Ельцин тоже заявил, что выступает против идеи новой союзной конституции. Вполне достаточно союзного договора в качестве юридической основы новой ассоциации, утверждал он.

Переговоры, однако, начались не сразу. В обстановке ускоренного экономического распада Государственный совет прежде всего занялся соглашением, которое регламентировало бы межреспубликанские экономические связи. Переговоры с самого начала показали, что республики намерены отобрать большую часть полномочий у центра.

Первоначальный проект соглашения, подготовленный группой Григория Явлинского в сентябре, предусматривал существование нескольких общих организаций, таких, как Центральный банк и Банк для внешней торговли, а также обязательств способствовать развитию частной собственности, иметь общую валюту и открытые границы, поделить между собой долговые обязательства СССР и координировать налоговую политику. Однако, когда представители правительств республик просмотрели проект, они убрали или ослабили многие пункты, существенно важные для экономического единства.

Так например, представитель России исключил пункт, предусматривавший рублевую зону для всех членов предлагаемого экономического сообщества, а Украина заблокировала предложение о координации бюджетной и налоговой политики его членов. Республики отклонили также пункт о создании конкретного механизма, который обеспечивал бы оплату советского долга (убрав налог с валютных поступлений от экспорта), и заменили его общими словами об обязанности разделить выплаты по долгам, оставив за республиками право решать, откуда они будут брать на это средства. Пункт о частной собственности тоже вызвал серьезное противодействие со стороны ряда республик, но, убранный сначала из проекта, он был впоследствии восстановлен.

Явлинский был настолько расстроен хирургической операцией, проведенной республиками, что публично выразил сомнение в том, жив ли еще «пациент» (Союз), которого «он взялся лечить».

Несмотря на это, Договор об экономическом сообществе суверенных государств был подписан руководителями восьми республик 19 октября. В тот момент Украина и Молдова отказались его подписать, но сделали это двумя–тремя неделями позже. А Грузия и Азербайджан так к нему и не присоединились.

Подписанный под звуки фанфар и провозглашенный величайшим шагом вперед, этот экономический договор на самом деле был немногим больше обещания продолжать переговоры. Хотя он объявлял о создании экономического сообщества, требовалось еще два десятка дополнительных соглашений, прежде чем экономическое сообщество сможет стать реальностью. Важнейшие вопросы оставались открытыми: статус и полномочия учреждений экономического сообщества, устав банковского союза, права собственности, передвижение людей через границы и обслуживание внешних долгов. И эти вопросы, похоже, не скоро будут решены.

————

Ситуация с Договором об экономическом сообществе показала, что политический союз — более сложная проблема, чем экономическое сотрудничество, — примет очень свободную форму, если вообще будет возможен, Когда Ельцин в конце октября объявил свой план реформ без консультации с Горбачевым, многие решили, что это показывает его желание разрушить Союз, однако Ельцин продолжал утверждать, что он стоит за Союз. Более того: он удивил всех, когда на ноябрьском заседании Государственного совета объявил, что Россия не намерена создавать собственные вооруженные силы.

Заявление свое он сделал после доклада министра обороны Шапошникова, который предсказал, что если наметившиеся тенденции будут продолжаться, Советский Союз превратится в «конгломерацию противоборствующих княжеств».

Ельцин мерным откликнулся на заявление Шапошникова. Россия, сказал Ельцин, не намерена создавать собственную армию, как бы ни поступали другие республики. Он заявил менторским тоном, каким всегда пользовался, когда хотел что–то подчеркнуть: «Мы не будем ни первыми, ни вторыми, ни третьими, ни четвертыми, и это ответ России на опасения тех, кто считает, что она может кому–то угрожать». Затем, повторяя недавно сказанное Горбачевым, добавил: «Поскольку (несмотря на все трудности) мы пытаемся создать новое государство, Союз суверенных государств, оно безусловно должно иметь и единую армию, единые вооруженные силы».

Своим выступлением Ельцин не только поддержал позицию Горбачева относительно вооруженных сил, по и использовал ключевой термин Горбачева, заявив о создании «нового государства». Это означало, что Союз будет являться субъектом международного права с реальной властью, а не просто сообществом дли дискуссий и координации действий.

————

Ельцин — человек изменчивого нрава, и никто не мог быть уверен, как долго он будет придерживаться своих взглядов. Собственно гак оно и произошло, когда на заседании Государственного совета, собравшеюся 14 ноября в Ново—Огарево, где в апреле было заключено соглашение «Девять плюс один», он поднял вопрос о том, должен ли новый союз «быть государством».

При поддержке Шушкевича, по к удивлению остальных участников, считавших этот вопрос решенным, Ельцин выступил против создания «единого государства». Он предпочитал именовать это просто «конфедерацией». Горбачев и Назарбаев возразили, заявив, что согласны с созданием конфедеративного государства, но не некой бесформенной аморфной структуры; Горбачев попытался возродить слово «союз», но Ельцин и остальные не пожелали с этим согласиться.

Для тех, кто не особенно вдавался в тонкости политологии, эти дебаты могут показаться буквоедством. На самом же деле это было не так: речь шла о том, будет ли союз, который они создавали, государством с президентом и законодательным органом, которое будет направлять и принимать послов и являться членом международных организаций, или же оно будет международной организацией, местом собрания своих членов, возможно, с генеральным секретарем, который будет ведать бюрократическими делами, но без президента. Горбачев почувствовал, что земля колеблется у него под ногами, и он упорно настаивал на том, что любой жизнеспособный союз должен иметь атрибуты государственности. Когда Ельцин и Шушкевич отказались уступить, Горбачев произнес роковые слова:

«Если не будет эффективных государственных структур, зачем же тогда нужны президент и парламент? Если вы так решите, я готов уйти с поста».

Судя по записям Грачева, Ельцин классифицировал это заявление как «проявление эмоций», после чего Горбачев поднялся, повторил, что он не станет отвечать за аморфную организацию, затем вдруг повернулся к Ельцину и, явно намекая на Бурбулиса и «младотурок», сказал:

«Поймите, Борис Николаевич, во что нас втягивают те, кто предлагает России сбросить всех и пойти вперед в одиночку».

Ельцин ко всеобщему удивлению отступил, пробормотав: «Я не поддерживаю экстремистов. Давайте честно напишем — «конфедеративное государство».

В результате последовавшей за этим дискуссии группа пришла к решению, что новый союз будет именоваться «конфедеративное государство», но не будет иметь конституции — в основе его будет лежать договор, который они подпишут, плюс Декларация прав, принятая на Съезде народных депутатов в сентябре.

Перед самым концом заседания Шушкевич предложил снова встретиться дня подписания текста — это обяжет подписавших поддерживать его, когда он будет рассматриваться в соответствующих законодательных органах. Все согласились с тем, что договор может быть подписан до конца года, однако Назарбаев, имея в виду 20 августа, в шутку заметил: «На этот раздавайте не устанавливать даты заранее».

Участники совещания вышли из зала и были встречены ярким светом прожекторов телевидения и потерявшими терпение журналистами, не один час дожидавшимися их в другой комнате.

Горбачев предложил Ельцину выступить первым, и Ельцин объявил: «Трудно сказать, сколько государств вступят в союз, но после сегодняшнего обсуждения я твердо убежден, что Союз будет».

Назарбаев заявил, что Казахстан всегда был за союз, не за старый, конечно, но за такой «союз, который действительно существует сегодня, союз суверенных государств, независимых и равных». Он добавил, что только будущее покажет, будет ли этот союз «конфедерацией или чем–то другим».

Шушксвич выразил согласие с тем, что союз возможем, и три президента Средней Азии поддержали его заявление.

Отвечая на последовавшие вопросы, Ельцин немного прояснил то, к чему они пришли в результате обсуждения. Участники встречи согласились, сказал он, создать «союз суверенных государств — конфедеративное государство с функциями, которые будут по договору предоставлены ему государствами — членами».

Президенты республик подтвердили, что до подписания документа остается лишь обсудить его в соответствующих законодательных органах и, возможно, внести некоторые незначительные изменения.

————

Однако сам документ вызывал кучу вопросов. Так например, в одном пункте говорилось: «Союз суверенных государств выступает в международных отношениях как суверенное государство, субъект международного права и преемник Союза Советских Социалистических Республик». А в следующем пункте заявлялось, что «государства, входящие в Союз, являются полноправными субъектами международного права». Иными словами, у них будут свои министерства иностранных дел, свои аккредитованные дипломаты, они будут самостоятельными членами международных организаций, то есть будут иметь возможность вести сепаратную внешнюю политику, даже если она будет противоречить политике Союза. Трудно было представить себе, как это получится на практике.

Пункты, касающиеся вооруженных сил, тоже скорее вызывали дискуссии, а не устанавливали приоритеты. Республикам предоставлялось право создавать воинские подразделения, но их размеры и функции подлежали определению в подписываемых впоследствии «межгосударственных соглашениях». Союз суверенных государств сохраняет «единые вооруженные силы и централизованное командование стратегическими войсками, включая атомные ракетные войска». Учитывая, что в большинстве республик были сильны тенденции создания собственных министерств обороны и военных служб, было ясно, что никакого конкретного взаимопонимания не достигнуто, если не считать вопроса об ответственности за атомные войска. Так что споры по поводу размера и субординации национальных вооруженных сил должны были неизбежно возникнуть.

Горбачев сумел сохранить пост президента, равно как и правительство, возглавляемое премьер–министром. Союз будет также иметь Верховный суд, Арбитражный суд и Генерального прокурора, но большая часть полномочий центрального правительства передается республикам, таким образом эти институты будут иметь куда более ограниченную юрисдикцию, чем их предшественники в старом СССР. Центральным властям оставляли лишь совсем немного бесспорных полномочий. Хотя Горбачев мало что мог сделать, он все же пытался отобрать у президентов республик как можно больше.

————

Горбачев планировал провести торжественную церемонию подписания договора 25 ноября на заседании Государственного совета, который снова собрался в Ново—Огарево. Его пресс–секретарь Андрей Грачев пригласил большое число журналистов и телевизионщиков для записи и съемок исторического события.

Встреча, однако, пошла не так, как ожидалось.

Лишь только Горбачев открыл заседание, Ельцин заявил, что не может подписать документ, поскольку в ходе консультаций с Верховным Советом РСФСР выяснилось, что в такой форме документ не будет принят. Ельцин добавил, что русским законодателям не нравится концепция объединенного государства, они не согласятся даже на конфедерацию. Поэтому он предложил употребить термин «конфедерация демократических государств».

Горбачев пришел в ярость и обвинил Ельцина в том, что он отказывается от достигнутого ранее соглашения, но Ельцина поддержал Шушкевич. Хотя именно он предложил подписать документ на данном заседании, теперь Шушкевич заявил, что надо отложить подписание, поскольку парламентские комитеты его страны не закончили работу над текстом. Президент Узбекистана Каримов, ко всеобщему удивлению, тоже высказался за то, чтобы отложить подписание.

Разгорелись споры, и Ельцин добавил, что было бы неразумно подписывать документ до выборов на Украине, поскольку это может подтолкнуть украинцев занять даже более негативную позицию по отношению к союзу. Горбачев возразил, заявив, что наоборот — важно показать Украине, что союз будет в любом случае создан. Тогда Украине ничего не останется как присоединиться, утверждал Горбачев.

Хотя Шушкевич попытался заверить Горбачева, что они будут, по всей вероятности, готовы подписать документ дней через десять и у него нет оснований беспокоиться, Горбачев понял, что задержка с подписанием может быть роковой. У Ельцина и Шушкевича, казалось, были какие–то скрытые мотивы.

Выйдя, наконец, из себя, Горбачев заявил собравшимся, что им больше не нужен президент, поднялся и вылил на них поток ругани, какую употреблял, когда имел дело со взбунтовавшимися подчиненными коммунистами. Грачев приводит такие его слова: «Я не понимаю, как вы собираетесь дальше жить, — ведь, создав богадельню вместо единого государства, вы замордуете общество. Мы уже и так захлебываемся в дерьме!.. Если вы отвергнете конфедеративное государство, то дальше двигайтесь без меня!»

И он выбежал из помещения, сопровождаемый сподвижниками.

————

Участники заседания по–разному интерпретировал и уход Горбачева. Сам Горбачев и его сподвижники, такие, как Бакатин, Черняев и Грачев, говорят, что он разозлился и объявил перерыв, поскольку хотел дать президентам республик возможность проанализировать свои взгляды без него. Так, согласно интерпретации Грачева, когда Горбачев сказал: «Вам больше не нужен президент», он имел в виду на данной встрече, в данный момент. Он намеревался вернуться, когда его пригласят продолжить дискуссию. Сторонники Горбачева считают также, что Ельцин и Шушкевич заранее все спланировали: выстроив надуманные возражения, они намеренно прервали переговоры, чтобы оправдать свои последующие действия.

А Шушкевич и Ельцин говорят другое. Они утверждают, что вспышка Горбачева удивила их, так как они считали, что переговоры, хотя и затягиваются, тем не менее продвигаются вперед. Как сказал мне год спустя Шушкевич, они с Ельциным верили в переговоры, всегда обуславливая их консультациями со своими парламентами, а Горбачев слышал лишь то, что хотел слышать, и по обыкновению считал еще незакрепленное соглашение уже состоявшимся. Они с Ельциным, сказал Шушкевич, стремились выработать такое соглашение, какое было бы приемлемо для Украины, а Горбачев всякий раз отбрасывал в сторону их беспокойство и настаивал на условиях, каких Украина никогда бы не приняла. В результате, когда Горбачев 25 ноября в бешенстве покинул заседание, это было для них последней каплей. В отсутствие Горбачева они решили снова встретиться в Белоруссии и пригласить на встречу Кравчука.

Пока Горбачев ждал в кабинете наверху, президенты республик обсуждали, как быть дальше. А представители средств массовой информации по–прежнему сидели в ожидании, надеясь увидеть, как будет подписываться договор. Президенты республик решили предложить Горбачеву передать проект договора на одобрение законодательных органов республик с целью подписать его и ратифицировать до конца гада. Они выбрали Ельцина и Шушкевича для передачи этого Горбачеву.

Войдя в верхний кабинет Горбачева, Ельцин пошутил, что их послали «с челобитной к царю», а Горбачев в ответ назвал Ельцина «царем Борисом». Оба не щадили резких выражений: Ельцин отметил царственные замашки Горбачева, а Горбачев провел историческую параллель между Ельциным и царем Борисом — Борис Годунов в русской истории считается многими узурпатором трона, принявшим трагический конец.

Тем не менее Горбачев, казалось, был доволен тем, что именно Ельцин готов вывести ситуацию из тупика, и они вместе сошли вниз, заседание возобновилось, и было быстро достигнуто согласие о тексте заявления, предложенного президентами республик. Члены Государственного совета отказались, однако, встретиться все вместе с прессой, как это было после предыдущего заседания. На этот раз Горбачеву пришлось предстать перед камерами и журналистами одному.

Он даже не пытался скрыть своего разочарования и заметил, что руководители республик отступили от союзного договора.

Это отступление было окончательным. Государственный совет больше не собирался.