Навстречу свободным выборам

Формальная победа над Ельциным на партийной конференции не удержала собственную власть Лигачева от падения. Его оппозиция политической реформе заставила Горбачева прибегнуть к маневру, лишившему Лигачева фактического положения второго номера в партии.

Раскалывая своих противников, идя на компромиссы по некоторым из их предложений, используя себе на благо традицию партии всегда поддерживать предложения, выдвинутые вождями, Горбачев добился от партийной конференции формального утверждения политической реформы. Кое–кто из делегатов выступили против, но окончательное голосование Горбачев держал под контролем. Вслед за конференцией Горбачев развил свой успех. В сентябре, прежде чем всерьез взяться за подготовку первых в Советском Союзе свободных выборов, он основательно реорганизовал верхушку партийной структуры и перераспределил обязанности.

Секретариат партии как орган перестал собираться на регулярной основе, и обязанность Лигачева председательствовать на этих заседаниях отпала. Лигачев был удостоен сомнительной чести курировать сельское хозяйство. Чебриков был снят с поста председателя КГБ и назначен руководить партийной комиссией по правоохранительным органам и системе уголовного судопроизводства. Новые назначения звучали солидно, а отказ от предлагаемого поста противоречил бы традиционной партийной «этике».

Реорганизация преследовала две цели. Руководящему партийному работнику стало гораздо труднее прямо вмешиваться в действия исполнительной власти, и это во многом лишило организационной основы тех, кто препятствовал реформам. Несмотря на грандиозно звучащий мандат, новые партийные комиссии никогда не имели настоящей власти. На их работу чаще всего не обращали внимания. Их председатели становились политическими маргиналами.

Горбачев, не сумев ввести достаточное число реформаторов в руководство КПСС для проталкивания своих реформ, решил вместо этого ослабить КПСС. Конечно же, он не мог заявить об этом открыто, не рискуя повторить судьбу Хрущева. Пришлось сделать вид, будто он предлагает КПСС играть еще более действенную роль, ту, что позволит определять политику, оставляя грязную повседневную работу управленцев менее значительным фигурам в правительственных структурах.

Сомневаюсь, чтобы этот довод хоть кого–нибудь удовлетворил. Я достаточно долго общался с бюрократиями, чтобы понимать: работа по «выработке политики», не подкрепленная властью над теми, кто эту политику осуществляет, есть симуляция.

————

Всю осень и зиму 1988 года шла подготовка к первым в Советском Союзе свободным выборам. Комиссии на основе решений партийной конференции разработали подробные правила выборов, и к началу декабря они стали законом, получив утверждение старого, марионеточного Верховного Совета.

Предусматривалась совершенно иная структура исполнительной власти. Наиболее властным государственным органом прежде был Верховный Совет СССР, который теоретически являлся, по названию судя, «верховным». Председатель его Президиума был номинальным главой государства. Новые правила предусматривали совершенно новый орган: Съезд народных депутатов СССР в составе 2250 членов. Треть депутатов избиралась по территориальным округам, сравнимым с американскими округами по выборам в Конгресс; другая треть — по «национальным» округам в союзных республиках и других формально автономных образованиях и, наконец, остальные 750 депутатов избирались от «общественных организаций». Важнее всего было то, что выборы основывались на множественности кандидатов и тайном голосовании.

Съезд народных депутатов, созывающийся, как предполагалось, дважды в год на несколько дней, избирал из своих рядов не столь большой двухпалатный Верховный Совет; по 271 депутату в каждой палате, Эти депутаты становились профессиональными законодателями, освобождались от других обязанностей, но они замешались по принципу «ротации»: каждый год заменялось двадцать процентов членов Верховного Совета, новые отбирались из депутатов Съезда. Вероятно, неслучайно общее число членов Верховного Совета примерно соответствовало общему числу конгрессменов и сенаторов в парламенте Соединенных Штатов.

Глава государства — получивший новый титул «Председателя Верховного Совета СССР»[38] - избирался Съездом народных депутатов. Он, в свою очередь, называл кандидатуру премьер–министра, которую утверждал Съезд. После этого премьер предлагала кандидатуры на министерские посты, и они утверждались Верховным Советом. В теории, это походило на требование одобрения Сенатом членов Кабинета и других важных назначений в Соединенных Штатах, с той разницей, что утверждал весь Верховный Совет, а не одна его верхняя палата.

Мы из посольства с радостным волнением следили за подготовкой к выборам и слали бесчисленные отчеты в Вашингтон с описаниями того, как развивались события, совершенно неведомые для специалистов по советским делам. В кои–то веки нам, похоже, предстояло следить за ходом выборов в Советском Союзе, полностью предсказать результаты которых было нельзя.

————

В конце 1988 года, раздумывая над этими новыми структурами и правилами, я приходил к нескольким выводам.

Во–первых, система предлагалась очень сложная, она — даже в принципе — не была целиком демократичной. Выборы трети депутатов от «общественных организаций», руководимых Коммунистической партией, приведут к непропорциональному коммунистическому представительству, даже если выборы всех из остальных двух третей депутатов будут проходить честно (на большее человек реалистически мыслящий и надеяться не смел). Такая практика к тому же нарушала правило «одно лицо — один голос», поскольку какому–то из граждан придется голосовать во стольких организациях, во скольких он или она состоит. Один приятель заметил мне на другой день после выборов, что он ухитрился проголосовать шесть раз — и все на законном основании. Он опустил свой бюллетень как гражданин страны, но перед тем голосовал за списки кандидатов в Союзе художников. Академии художеств, организации ветеранов, Обществе дружбы с народами зарубежных стран и Комитете защиты мира.

Во–вторых, непрямые выборы законодательного органа давали дополнительные возможности для манипуляций. Одиозная статья VI Конституции, определявшая Коммунистическую партию как «руководящую и направляющую силу советского общества и ядро его политической системы», все еще сохраняла силу и это позволяло партийным руководителям контролировать отбор законодателей по своему усмотрению.

Тем не менее, при соблюдении, хотя бы частичном, новых правил, населению предоставлялись избирательные права, каких не бывало за всю советскую историю. Даже если бы большинство кандидатов были от Коммунистической партии, им все равно пришлось бы соперничать за голоса, а если голосование тайное и поданные бюллетени подсчитываются честно, то лица, доверием населения не пользующиеся, могли проиграть.

Избиратели, стремившиеся быть в оппозиции к «строю», получили в свое распоряжение еще одно мощное орудие. По правилам, побеждал кандидат, набравший не просто больше голосов, а большинство из поданных голосов, избиратели же могли сказать «нет» всем внесенным в списки кандидатам. Следовательно, если партия брала под контроль процесс выдвижения кандидатов и выдвигала тех, кто доверия не внушал, их можно было забаллотировать. Советские избиратели получали возможность, о какой американцы могли лишь мечтать: право голосовать «против всех указанных» и тем навести порядок.

Подлинность перемен явно оказывалась в зависимости от двух вопросов, ответов на которые пока не было: во–первых, станут ли выборы свободными или будут по–прежнему проводиться под надзором аппарата Коммунистической партии, как и «выборы» в прошлом, а во–вторых, окажутся ли избирательные комиссии, осуществляющие подсчет голосов, не зависимыми от партийного аппарата.

Я был убежден, что Горбачев добьется, чтобы кое–какие перемены оказались подлинными, ясно, однако, что самым большим препятствием для предлагавшихся им реформ станет крепко окопавшаяся партийная бюрократия, Если генсек намеревался следовать реформам, сохраняя при этом минимум безопасности в отношении своего поста, ему следовало создавать уравновешивающие институты, балансы власти.

Новый Съезд, похоже, задуман был именно с такой целью: ему предстояло вынудить косных партработников подчиниться тайному голосованию. Учитывая тогдашнюю популярность Горбачева у населения, можно было ничуть не сомневаться, что новый Верховный Совет изберет его председателем, независимо от степени демократичности выборов народных депутатов. Будучи же избран, Горбачев уже не так–то легко, как Хрущев, мог быть смещен враждебной кликой в партийном руководстве.

Реформаторы и население в целом сожалели, что Ельцин был отвергнут съездом партии, но многие интеллектуалы считали его политическим интриганом, доверять которому не стоило. И они гораздо больше винили Лигачева, чем Горбачева, за анти-Ельцинское решение на партийной конференции. По сути, как только Горбачев вышел вперед с осуществлением реформ, Ельцин стал выпадать из внимания общественности.

Проведенный в конце 1988 года опрос показал, что 55 процентов населения считают Горбачева достойным титула «Человек Года», Только 4 процента голосовали за Ельцина. Казалось, Горбачев наконец–то вышел на передний край радикального реформирования, оттеснил в сторону (хотя и не убрал совсем) консерваторов вроде Лигачева с Чебриковым и приступил к осуществлению своей программы демократизации. В том же, что экономику лихорадило и увеличивался дефицит всего, население винило правительство Рыжкова и партийных аппаратчиков, но не Горбачева.

Ропот, кое–где националистически окрашенный, доносился с окраин империи. Фактор тревожный, но, как казалось Горбачеву под конец 1988 года, вполне управляемый.

В любом случае, внешняя политика становилась его сильнейшим козырем. Начинали накапливаться ощутимые достижения, и в тот год они все еще пользовались внутри страны всеобщей поддержкой.