Университеты демократии

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Университеты демократии

Каждый руководитель утверждает свой стиль работы, а следовательно, и общения с сослуживцами.

Один, решительный, смело идет на риск, обладает властным характером, но вполне контактный. Основной принцип другого — держать подчиненных на расстоянии, чтобы подчеркнуть меру мнимого собственного достоинства, а порой и не дать возможности обнаружить недостаточную компетентность. Такой "лидер" при принятии решения осторожен, занимает выжидательную позицию, предпочитает проторенные пути. Третий, даже будучи руководителем высокого ранга, старается не возвеличивать свой начальственный сан, держится с сослуживцами предельно просто, знает неформально об их жизни, ему доверяют. При прекрасных чисто человеческих качествах он большой специалист в своей области, признанный лидер.

Две ведущие фигуры в советском ракетостроении второй половины ХХ века — С.П. Королев и М.К. Янгель. Один по праву считается лидером космонавтики, другой — создателем ракетно-ядерного щита страны. И в то же время у второго большие заслуги в боевом ракетостроении, у первого — несомненные в космонавтике. И даже, как уже было сказано выше, они работали какое-то время вместе. Сначала С.П. Королев был начальником М.К. Янгеля, а потом С.П. Королев подчинялся М.К. Янгелю. Оба ушли из жизни в одном и том же возрасте — в шестьдесят лет. Но как непохожи были они друг на друга!

Волевым, диктаторским характером обладал С.П. Королев. Его кипучая деятельность, неутомимость, способность организовать и сплотить людей, привлечь и подчинить их поставленной задаче поражали окружающих. Глубоко увлеченный человек, и в то же время очень резкий, невыдержанный, скорый на оргвыводы. Правда, его суровость, по отзывам сотрудников конструкторского бюро, касалась, в основном, высшего эшелона руководства КБ. На низы эта особенность Главного обычно не распространялась. В этой связи они хорошо отзывались о С.П. Королеве и крайне плохо и неизменно — о его первом заместителе В.П. Мишине, который мог без видимой причины оскорбить человека.

Если Королев "драл", то руководителей выше начальника сектора и, как правило, за дело. Это было устойчивое мнение в коллективе. Трудно, конечно, объяснить такую градацию в распределении наказаний. Но Главный есть Главный. И это его стиль работы в своей организации.

Обладая блестящими личными качествами как Главный конструктор и организатор, создатель ведущей школы в ракетостроении М.К. Янгель был во всем полной противоположностью С.П. Королеву.

В Михаиле Кузьмиче, — вспоминает В.С. Фоменко, занимавший должность начальника отдела конструкторского бюро, — больше всего поражали сердечность, внимание к человеку. Об одном случае с С.П. Королевым мне рассказал Г.С. Маслов, работавший заместителем главного конструктора системы одновременного опорожнения баков:

— Как-то на полигоне за полночь отрабатывали документы. После окончания вышли к ожидавшей нас машине, чтобы отправиться на ночь в гостиницу. Сергей Павлович говорит:

— Глеб, поехали.

А Маслов ему в ответ:

— Там остались машинистки и сотрудники секретного отдела. Надо позаботиться о девочках, отправить их в гостиницу.

На это С.П. Королев отреагировал мгновенно:

— Глеб, если ты будешь думать о машинистках, ты ничего толкового в жизни не сделаешь!

И с этими словами Сергей Павлович сел в машину, хлопнул дверцей и уехал…

— Я не хочу противопоставлять этих двух выдающихся людей — С.П. Королева и М.К. Янгеля. Тем более не имею права осуждать Королева в этом эпизоде. Просто это разные по стилю люди, хотя каждый из них так много сделал для Родины! Но в аналогичной ситуации, мне думается, об этих машинистках скорее бы вспомнил Михаил Кузьмич, чем кто-нибудь из сотрудников, — заканчивает В.С. Фоменко.

А вот наблюдение военного испытателя полигона С.А. Вовченко, высказанное через несколько десятков лет и по другому поводу:

"Прекрасно знали мы и о том, что несмотря на любую срочность его дел на космодроме, он никогда не проедет мимо волею случая оказавшихся на дороге без транспорта испытателей и обязательно подвезет".

В повседневном общении как руководитель, товарищ и человек Михаил Кузьмич был прост и доступен, спокоен, выдержан, тактичен, неизменно приветлив и внимателен. Он был демократичен в самом прямом смысле этого слова.

Военный испытатель С.А. Вовченко пишет:

"В один из немногих перерывов в работе я увидел идущего к монтажно-испытательному корпусу человека в тенниске. Один из стоявших рядом со мной работников КБ тихо произнес:

— Михаил Кузьмич. Главный!

… Необычным для меня в его поведении было то, что он со всеми, кто шел навстречу, здоровался полукивками первый".

Демократизм — это не только образ жизни, система воззрений и убеждений, занимаемая позиция, проявляющиеся в поведении и привычках. Это и свобода мнений, умение быть самим собой в любой жизненной ситуации, человеческое обаяние, покоряющее собеседника раз и навсегда.

Но демократизм — это не вседозволенность, не панибратство. Он должен иметь под собой твердый фундамент, в основе которого, в первую очередь и прежде всего, — строгая дисциплина.

Другое дело, какими методами и приемами она достигается. Как создается творческий союз увлеченных реализацией новой идеи, достигается умение добиться решения поставленной задачи не приказом, а убеждением, заинтересовать, вселить веру, чтобы за тобой пошли не в силу боязни или простого долга, а из желания сделать важное и интересное дело. Для этого нужна "божья искра", ибо это уже искусство талантливого руководителя. Оно-то и вело за Михаилом Кузьмичом людей, потому что они ему бесконечно верили.

Наиболее полно характер руководителя проявляется в сложных жизненных коллизиях, а для главных конструкторов, в первую очередь, в аварийных ситуациях.

Авария, даже если она связана с неизвестным ранее явлением, всегда имеет конкретного, причастного к ней исполнителя. Ну, а если это досадная ошибка или недостаточно учтены все возможные варианты, то причастный к ЧП, независимо от ранга, оказывается в крайне тяжелом положении, если не сказать больше: от решения руководителя могла зависеть дальнейшая судьба человека.

Взрывной в обращении с сослуживцами С.П. Королев, как неоднократно свидетельствует в воспоминаниях его заместитель Б.Е. Черток, в подобных ситуациях действовал по отработанной схеме:

— Отправляйтесь в машбюро, напечатайте приказ о вашем увольнении без выходного пособия и принесите мне на подпись.

Или еще второй коронный вариант, действовавший на полигоне:

— Отправляйтесь в Москву по шпалам.

И не важно, что впоследствии он отходил и не претворял в жизнь свой очередной уничижительный разнос: провинившийся был сильно травмирован, что могло отразиться и на здоровье человека, над которым нависла угроза увольнения. А коль не следовало серьезных оргвыводов, то, значит, можно было и не устраивать театральных сцен, которые иначе как самодурство квалифицировать было трудно.

При подготовке первой ракеты Р-12 к пускам особая трудность возникала в связи с применением в качестве окислителя азотной кислоты. Дело в том, что в то время промышленностью еще не было освоено производство металлорукавов из нержавеющей стали и при заправке использовались шланги из так называемой кислотостойкой резины. Но их "кислотостойкости" хватало лишь на одну заправку. Организацией поставки шлангов, изготовление которых производилось на одном из заводов Москвы, было поручено заниматься инженеру конструкторского бюро В.М. Елисееву.

"Не обошлось и без неприятностей, — вспоминает он. — Однажды меня вызвали в Министерство оборонной промышленности, где В.С. Будник в присутствии М.К. Янгеля очень жестко (как он это умел) отчитал за то, что на полигон попал дырявый шланг и в результате во время заправки пролилась кислота, попав в том числе на какого-то сотрудника из расчета заправки. А ведь я проконтролировал герметичность всех шлангов перед отправкой. Оказалось, что один из них был пробит гвоздями при упаковке в ящик на заводе в Москве.

На помощь пришел Михаил Кузьмич. Он "смягчил" полученный мною нагоняй, тактично убедив Василия Сергеевича в том, что в мои обязанности не должен входить контроль за тем, куда забивают гвозди при упаковке шлангов".

В памяти сослуживцев М.К. Янгель остался как мудрый руководитель, настойчивый и требовательный в достижении цели. Неизменно деликатный в общении, он всегда был в меру строгим, а если требовали обстоятельства, и очень строгим начальником. И не только по отношению к своим сотрудникам, но и смежникам любого уровня.

При обсуждении требований к шахтному ракетному комплексу представители Заказчика выдвинули очень жесткие требования, которые, как это порой бывает не давали особых преимуществ, но зато значительно удорожали стоимость сооружения и создавали большие трудности при его отработке и последующей эксплуатации.

Развернулась жаркая дискуссия. Позиция военных была непримирима. Особенно упорствовал один высокопоставленный генерал. Все попытки Главного найти пути решения вопроса не производили никакого впечатления. Никак не реагируя на приводившиеся доводы, он продолжал упорно стоять на своем. И вот когда весь арсенал аргументов был исчерпан и дальнейшее обсуждение стало бессмысленным, Михаил Кузьмич неожиданно встал и, делая ударение на каждом слове, со свойственной внутренней убежденностью заявил:

— Если вы по-прежнему будете настаивать на своем, то я вынужден перенести обсуждение этого вопроса на правительственный уровень.

И с этими словами, повернувшись, медленно направился к выходу. Столь решительное поведение Главного подействовало на присутствующих отрезвляюще. А для главного оппонента это был момент истины. Мгновенно прозрев, он бросился вдогонку уходящему М.К. Янгелю и стал объяснять, что он снимает свои возражения. Подобные акции Михаила Кузьмича не были простой угрозой, рассчитанной на подавление психики оппонента. При необходимости он был готов на любые жесткие действия, в том числе и выйти на любой, самый высокий уровень.

Обсуждая любую проблему, Главный старался вникнуть в нее настолько, чтобы понять суть и причины каждой конкретной ситуации. Этим он как бы убивал сразу двух зайцев. Добивался не только глубины проработки проблемы, обоснованности и правильности предлагаемых решений, но одновременно выяснил уровень компетентности в этом вопросе его исполнителей.

При рассмотрении платежной матрицы (термин из теории "игр" на языке специалистов обозначает зависимость между массой системы управления и точностью стрельбы. Последняя увеличивается с ростом веса системы управления, но это приводит к уменьшению дальности полета ракеты) М.К. Янгель всегда подробно анализировал предлагавшиеся варианты, детально выясняя их обоснованность и удовлетворение тактико-техническим требованиям на ракету.

— Начиная обсуждение платежной матрицы, — вспоминает кандидат технических наук Н.А. Федорова, — Михаил Кузьмич обычно спрашивал:

— А почему вот здесь так, а здесь так?

Если происходило это на Совете Главных конструкторов, то, как правило, никто из присутствовавших, не задавал вопросов. Было такое чувство, что это для них "дрибненький" вопрос.

Однажды руководитель отдела, в котором создавалась платежная матрица, во избежание непредвиденных ситуаций, пришел на совещание с непосредственным исполнителем. Следует заметить, что последний больше преуспел по партийной линии, чем по технической, да и возрастом был значительно старше многих присутствовавших. И вместо того, чтобы выручить начальника, подвел его, обнаружив в ответах на поставленные Главным вопросы полную некомпетентность.

— Как Вы могли, — очень резко спросил Михаил Кузьмич, — придти к Главному конструктору, не зная вопроса? Что в отделе нет ни одного знающего специалиста? Даю Вам возможность до завтрашнего дня представить обоснованное решение.

Конечно назавтра утром Главный получил исчерпывающие ответы на все поставленные вопросы…

Большой друг М.К. Янгеля, бывший заведующим оборонным отделом днепропетровского Обкома партии С.П. Метлов вспоминает, что в момент острого противостояния с В.Н. Челомеем и, судя по дошедшим репликам, чувствуя, что его не поддержит Н.С. Хрущев, Михаил Кузьмич убежденно заявил:

— Я так дело не оставлю. Я пойду к Косыгину[7] и ему все расскажу. Он разумный человек и нас обязательно поддержит.

"Михаил Кузьмич не был горьковским Лукой. Не был и толстовцем, — пишет бывший парторг конструкторского бюро В.Я. Михайлов. Когда он видел, что человек зарвался, — пощады не жди; рука его тяжела становилась, и ее уже ничто не могло остановить".

Строгость и жесткость во взаимоотношениях Главный умел проявить без излишних словесных излияний, не давая противной стороне никакого шанса обвинить его в невыдержанности, а главное, в несправедливости. В таких "беседах" он был предельно краток: выводы и предложения были четко сформулированы и предельно ясны.

Вызванному "на ковер" главному бухгалтеру конструкторского бюро он задает для начала вопрос:

— Сегодня у нас какой день, дорогой?

— Среда, двадцать седьмое.

— Правильно. Аванс выдали сотрудникам?

— Нет, Михаил Кузьмич. Госбанк денег не дает. А потом, днем раньше, днем позже. Целее будут.

— Говорите, целее будут?

— Моей вины нет.

— А теперь слушайте меня внимательно. Зарплату и аванс будете выдавать в срок. Если нарушите наш договор, то придется Вам месяца три поработать чертежником. Тогда, очевидно, поймете важность получения зарплаты в срок. Мне важно, чтобы у конструкторов и на работе, и в семьях каждый день было хорошее настроение. Вы меня поняли?

— Да, Михаил Кузьмич.

— Вот так-то лучше. А то Госбанк!

И еще один чисто психологический штрих. В своей деятельности Михаил Кузьмич постоянно руководствовался правилом: не оставлять без внимания ни одной просьбы, ни одного заданного вопроса. Однажды в конце совещания, на котором присутствовал ограниченный круг лиц, неожиданно один из присутствующих (он был к тому же самый младший и по возрасту, и по званию среди присутствовавших) задал вопрос "не по теме" — он содержал предложение организовать в конструкторском бюро первичную организацию Научно-технического общества машиностроителей.

Надо заметить, что по тем временам в КБ научно-технической информации, изобретательской и рационализаторской деятельности уделялось большое внимание. Для этого существовали специальные подразделения. Поэтому особой необходимости в создании такой общественной структуры не существовало.

Присутствовавшие, а среди них были и заместители Главного, зашикали на инженера — чего он лезет с такой ерундой к "самому". Однако Михаил Кузьмич решил по-своему:

— Подождите, — сказал он, прервав возмущенные реплики. — Вопрос задан, и я должен на него ответить.

А затем, после небольшой паузы, обращаясь к инициатору предложения, пообещал подумать, прежде чем принять решение.

Вскоре в конструкторском бюро была создана первичная организация Научно-технического общества машиностроителей, которая способствовала, как показало время, активизации творчества инженеров не только в области ракетной техники.

Интересный пример привел сотрудник Южмаша своим сослуживцам:

Был какой-то юбилей. Руководство завода, как и положено, стояло на трибуне. Все шло своим чередом, выступали кому положено по рангу. Всем понравилась речь Главного конструктора, в которой прозвучало глубокое уважение к коллективу завода. Были обрисованы и перспективы, задачи, которые предстояло решать. Во время очередной речи, после выступления Янгеля, присутствующие заволновались, кто-то отчетливо произнес: программу завод выполнил, надо и премию давать. На это мгновенно прореагировал Михаил Кузьмич. Подняв руку, он сказал:

— Я, товарищи, знаю ваши пожелания. И обещаю от имени руководства завода, что премию, о которой сейчас говорите, получите непременно.

Участники митинга одобрительными хлопками встретили это заявление.

Один из слушавших рассказчика спросил:

— А разве директор завода или Главный инженер не могли сказать этого?

— Этого ими сказано не было, — ответил рассказчик и выразительно развел руками.

В процессе согласования требований к головной части со стороны смежника были предъявлены очень жесткие ограничения, приводившие к существенному увеличению массы ее конструкции. Представитель разработчика заряда, ссылаясь на сверхсекретность не только самого узла, но и всего, что имело к нему отношение, в частности крепления различных датчиков на внутренней поверхности корпуса головной части, не давал возможности удостовериться в необходимости выдвигаемых, никак не аргументируемых условий. Затянувшийся процесс согласования, вызванный позицией, занятой смежником, ни к чему не приводил. Поэтому вопрос вынесли на обсуждение к М.К. Янгелю. Поскольку Михаил Кузьмич плохо себя чувствовал, совещание проходило в коттедже, где он в то время проживал.

Внимательно выслушав претензии противной стороны, наотрез отказавшейся, кроме общих слов, доказать обоснованность своих требований, а также позицию проектантов своего конструкторского бюро, Главный, посчитав, очевидно, дальнейшее обсуждение бессмысленным, очень резко и решительно заявил:

— Если смежник не хочет обсуждать вопрос по существу, то я немедленно получу необходимое разрешение на допуск к вашей документации и пошлю к вам своего доктора. А уж он-то во всем разберется, если сами не в состоянии это сделать.

И с этими словами он кивнул в сторону представлявшего интересы конструкторского бюро специалиста, который незадолго до этого защитил докторскую диссертацию и даже еще не был утвержден в этой степени Высшей аттестационной комиссией. Этим неожиданным заявлением Главный сразу "убил двух зайцев". Во-первых, приструнил и привел в чувство упрямого представителя смежной организации, дав понять, что может получить широкие полномочия со всеми вытекающими последствиями, а во-вторых, выдал вексель доверия и уважения, подчеркнув профессиональный уровень, своему специалисту. Есть ли смысл говорить, что последний, после такой лестной рекомендации самого Главного, все сделает, чтобы оправдать доверие своего руководителя. Однако, этого на сей раз не потребовалось. Жесткое поведение М.К. Янгеля внесло полную ясность в обсуждаемый вопрос, за которым последовало быстрое согласование решения.

По тематике конструкторского бюро работали многие академические институты. Одним из первых перепрофилировал свою деятельность киевский Институт механики АН УССР. Результаты своей работы он представлял в виде научных отчетов. В них, кроме исследований в области фундаментальных положений механики деформируемого твердого тела, делались попытки приземлить научные положения с целью создания прикладных методов расчета.

Для обсуждения полученных результатов после проведения определенного этапа работ в конструкторском бюро состоялось специальное обсуждение представленных отчетов с участием представителей института, ответственных за конкретные направления исследований. Совещание, как бы придавая ему определенный уровень, вел Михаил Кузьмич.

Следует отметить, что в этот момент, как это нередко бывает в научных кругах, резко обозначились противоречия между заместителем директора и группой ученых "аборигенов" института. Конфронтация возникла на фоне личных отношений. Заместитель директора высококвалифицированный ученый в области динамики, несомненно яркий человек, прошедший сложный путь от рядового инженера в Кузбассе до ведущего работника — начальника отдела Госплана СССР, в силу ряда определенных обстоятельств (изменилась конъюнктура в Совете Министров СССР) оказался в конце концов в Институте механики. Пользуясь своими огромными связями, он очень много сделал для развития материальной базы института. Однако из-за своего энергичного неугомонного характера оказался не ко двору в обстановке установившихся спокойных взаимоотношений академиков, которые решили "достать" строптивого руководителя с помощью конструкторского бюро. Очевидно был какой-то с их стороны предварительный демарш, который и определил целенаправленность совещания. Это стало ясно с первых же выступлений сотрудников КБ, курировавших определенную тематику. Все отчеты с их стороны получали положительную оценку, кроме тех, автором которых был один конкретный человек. Внешне это выглядело даже неприлично — слишком чувствовалась необъективность при делении на белых и черных. Необычным было и поведение Главного.

Понимая подоплеку происходящего, Михаил Кузьмич как-то держался непохоже на себя, соблюдая нейтралитет и практически не реагируя на выступления. Во всяком случае не пытался сдерживать, что обычно ему было не свойственно, рвущуюся в бой "заряженную" молодежь.

И вдруг неожиданным диссонансом в общем целенаправленном хоре прозвучало одно из последних выступлений. Высказав свое мнение об отчете, куратором которого он был, докладчик остановился на трудностях постановки задачи и отметил, что исследование является первой попыткой подойти к решению очень важного вопроса, связанного с определением влияния теплозащитного покрытия на несущую способность корпуса головной части. И с этих позиций охарактеризовал несомненную ценность проводимых исследований. Однако, в заключительной части сказал, что представленные материалы являются лишь начальным этапом, до практического их исследования еще далеко и основные трудности впереди. А оканчивая выступление, выразил уверенность, что ученые с поставленной задачей справятся успешно.

Михаил Кузьмич, проявивший внимание к выступлению, неожиданно сразу резюмировал:

— Вот это дипломат! Он и похвалил и умудрился в меру поругать, поставив конкретную задачу.

Этой репликой он как бы незаметно снял всю тяжесть создавшегося положения и в то же время несмотря на общую тенденциозность выступлений, по достоинству оценил принципиальную позицию выступавшего, сумевшего дать глубоко продуманную деловую характеристику проведенной работы, которая открывала перспективу дальнейшего взаимозаинтересованного сотрудничества.

Когда в силу объективных обстоятельств, так как иного выхода не было, нужно было дать отрицательное решение на просьбу, то это никогда не делалось в категорическом тоне. Он убеждал, доказывал, объяснял несвоевременность или необоснованность, имеющиеся трудности. Но все это глубоко убежденно, неформально, невольно в то же время становясь на позицию просителя, показывая глубокое понимание ситуации и возможности перспективы в будущем. Он заставлял верить в справедливость отказа и одновременно вселял уверенность. А самое главное — подводил разговор так, что человек сам принимал решение, но решение не озлобленное. Человек уходил с глубокой внутренней убежденностью и верой в справедливость на данный момент такого исхода событий.

Но все это были бы пустые, пусть и дошедшие до сердца, слова большого человека, если бы он пустил вопрос на самотек или просто о нем забыл. Всегда и при всех обстоятельствах Михаил Кузьмич держал предмет просьбы в своей памяти и при любой возможности пытался даже невольно взятые на себя обязательства и обещания выполнить.

Это была особенность никогда ничего не забывать, если это касалось кого-то. Ни в большом, ни в малом.

Обязательность проявлялась самым непредсказуемым образом.

— Летим в самолете из Москвы, вспоминает инженер В.Н. Паппо-Корыстин. Я сидел рядом с Главным и, зная, что он был на встрече с легендарным тогда кубинским вождем Фиделем Кастро, поинтересовался его впечатлением о том, как она происходила. Михаил Кузьмич, в нескольких словах рассказав, как его знакомили и какой состоялся разговор, вдруг неожиданно говорит:

— Впрочем, ты знаешь, завтра я соберу определенный круг наших и тебя обязательно приглашу.

На следующий день в сборочном цехе, куда меня вызвали для решения очередного возникшего вопроса, раздался телефонный звонок — на проводе секретарь Главного:

— Где Вы, — обратилась она к инженеру, — Вас ждет Михаил Кузьмич. Он предупредил, что без Вас не начнет совещание.

Так я, рядовой инженер, стал участником очень интересного обсуждения у Главного…

Согласно существовавшему порядку, который старались строго блюсти, первое повышение оклада должно было производиться без изменения должности через три года, то есть по истечении срока пребывания в положении молодого специалиста. Однако один из таких молодых очень быстро проявил себя в деле, выполнял самостоятельно достаточно ответственные поручения и явно опережал установленный "график" возможного повышения.

Понимая сложившуюся ситуацию, его непосредственный руководитель обращается к начальнику отдела с ходатайством о прибавке оклада инженеру. Но не встречает должного понимания. Нет, начальник не против, он согласен с доводами, исполнитель заслуживает этого. Но ему просто неохота выходить в вышестоящие инстанции с этим предложением. Зачем брать на себя лишние хлопоты? Налицо явное равнодушие. И тогда молодой непосредственный руководитель, движимый чувством справедливости, минуя все другие вышестоящие инстанции, идет напрямую, никого не спросясь, поздним вечером к Главному конструктору.

Михаил Кузьмич внимательно выслушал его и сделал какую-то для себя пометку. На следующий день рано утром на столе у начальника отдела зазвонил прямой телефон. Главный спрашивал его мнение о молодом специалисте. Получив подтверждение рекомендации вчерашнего просителя, дал команду подготовить приказ о повышении оклада инженеру.

Этот эпизод наглядно продемонстрировал всем посвященным в него не только утверждение обязательности, чуткости и уважения Главного к рядовым исполнителям, но и понимание чистых и принципиально честных их побуждений.

В этой связи интересное наблюдение приводит кандидат технических наук А.Ф. Гришин:

"Мне как администратору неоднократно приходилось обращаться к М.К. Янгелю с просьбами помочь тому или иному сотруднику в решении бытовых, личных дел. Иногда это были малоприятные миссии… Все знают, что любая просьба, с которой выходишь к любому человеку, есть некоторая моральная нагрузка для просящего. Навсегда осталось в памяти, что Михаил Кузьмич своим поведением, тем, как он воспринимал просьбу, как проводил в жизнь ее исполнение, снижал моральную нагрузку до минимума".

Истоки глубокого понимания нужд и запросов сотрудников берут свое начало в собственном жизненном пути М.К. Янгеля — человека, вышедшего из простой семьи, достигшего всего своим трудом и познавшего все "трудности быстро текущей жизни". Это был тот фундамент, который формировал систему взглядов на взаимоотношения в коллективе, определяемых заинтересованностью в выполняемой работе. Он прекрасно осознавал, что в зависимости от сложившегося характера конкретного человека стимулом для работы может быть не только увлеченность и преданность делу, которому посвятил себя, но и удовлетворение любых форм потребностей повседневного быта, между затраченным трудом и наградой за него всегда должно быть соответствие. Поэтому Главный чутко относился к любым возникавшим проблемам, которые касались его сотрудников. Проявляя глубокое понимание, неизменно откликался на просьбы, никогда не уходил от решения, а наоборот со свойственной ему целеустремленностью, как и при проведении технической политики, всегда доводил дело до конца, используя для этого все возможные средства вплоть до выходов в самые высокостоящие инстанции. Так, он лично обращался в Правительство Грузии с просьбой помочь в решении жилищного вопроса родителям одного из сотрудников, погибшего во время трагедии на Байконуре. А когда можно было власть употребить, движимый только одним желанием помочь оказавшемуся в трудном положении человеку, принимал решения, беря на себя всю ответственность за возможные их последствия.

Показательна в этом плане история с отпуском инженера Л.В. Шаматульского. Последний получил неожиданное письмо от деда, воспитывавшего его, с просьбой о помощи в связи с большим несчастьем в семье. Произошло это в конце второго года работы молодого специалиста. Семья инженера в это время сама еще только начала обустраиваться, ведь молодым, приехавшим за тысячи километров, все приходилось начинать сначала, а посему испытывали определенные финансовые затруднения. Однако, благодарный внук не мог отказать в просьбе. Посоветовавшись с женой, решили отложить все намечавшиеся покупки, вдобавок пришлось продать отрез шерстяного материала, купленный перед этим, по случаю, на первый в жизни костюм на собственные деньги. Увы, этого было недостаточно. И тут возникла мысль… Впрочем об этом лучше расскажет сам инженер:

— У меня был в запасе один неиспользованный отпуск за первый отработанный год, в котором, в общем то и не было необходимости. Устать не успел. Работа была интересная, да и как его использовать, еще толком не знал. Мне подсказали, что по законодательству, с согласия администрации и профсоюза, за неиспользованный отпуск можно получить денежную компенсацию, и посоветовали таким образом выйти из трудного положения. Нужно сказать, что обстановка в тот момент в конструкторском бюро была напряженная. Родина требовала создания "огневого щита", и мы работали на всю "катушку", задерживаясь поздно вечером и в выходные дни, не требуя при этом отгулов и каких-то дополнительных доплат. Правда иногда разрешали аккордные работы, а иногда "подбрасывали" немного денег на премирование. Но стимул в основном не был материальным. Вдохновляло совершенно другое. Энтузиазм в конструкторском бюро был такой, что сейчас молодежи его трудно представить.

Согласовав с руководством сектора и отдела вопрос о предоставлении компенсации, я пошел в профсоюзный комитет, где моментально получил "отлуп". Выслушав подробно изложенные доводы, председатель профкома безучастным голосом, пытаясь отделаться от просителя, как от назойливой мухи, стал поучать, что он поставлен на страже интересов трудящихся, что мне надо обязательно пойти в отпуск, а то могу "подорвать" свое здоровье. А в заключение резюмировал:

— Я никогда не соглашусь на представление вам денежной компенсации.

"Вот он защитник интересов "его величества рабочего класса", — только и подумал я. Все попытки подкрепить свою просьбу ходатайством со стороны профбюро отдела не произвели никакого впечатления. И вот тут моя борьба за компенсацию совершенно неожиданно получила свое продолжение.

Где-то дня через два к нам в проектно-конструкторский сектор, вернувшись из Москвы, по привычке зашел Михаил Кузьмич, и стал знакомиться с ходом работ по подготовке предложений для разработки новой ракеты.

Начальник сектора Э.М. Кашанов, оценив обстановку, шепнул мне:

— Поговори с Кузьмичом!

Дождавшись, когда Главный подошел к кульману и ознакомился с проблемой, над которой "ломал" голову, я неожиданно попросил разрешения обратиться по личному вопросу. Он посмотрел на меня удивленно и внимательно, а потом сказал:

— Ну давай! Что у тебя там стряслось!

Коротко и аргументированно изложив суть своей просьбы, я в заключение сказал, что профсоюзный комитет в лице его председателя категорически против. Как только я кончил излагать свою проблему, Главный попросил Э.М. Кашанова связаться с профсоюзным комитетом и вызвать его председателя.

Когда буквально через несколько минут последний появился в комнате, Михаил Кузьмич сам напомнил ему о моей просьбе и предложил положительно решить поднятый вопрос. Председатель профкома опять повторил свои доводы защитника интересов трудящихся, заботящегося о их здоровье, а в конце речи усилил излагаемую позицию, заявив, что предприятию это не выгодно, а проситель просто стяжатель. Однако он явно перебрал. В начале разговора Михаил Кузьмич был спокоен и приветлив, но после услышанного монолога мгновенно совершенно изменился. На лицо опустилась суровая маска, резким стал тон разговора, чувствовалось, что ему с трудом удается держаться в рамках приличия.

— Послушай, — назвал он стража закона по имени и отчеству, — у человека случилась большая беда, ему нужно помочь, он просит нас об этом. Но просит-то он не Христа ради, не милостыню. Взамен предлагает свой труд. Отпуск у него очередной, на здоровье не жалуется. А обстановка сейчас в конструкторском бюро, как тебе хорошо известно, напряженная. Люди работают с большим энтузиазмом, не считаясь с личным временем, и надо, по-моему, нам с тобой быть ему благодарными за то, что в трудное для коллектива время он отказывается от законного отпуска и хочет работать для общего дела. Я разрешаю выплатить компенсацию и пусть продолжает работать.

Председатель профкома, как ужаленный, подскочил:

— Михаил Кузьмич, Вы не имеете права!

— Я?! Я не имею права?!

И обращаясь ко мне:

— Давай заявление, я подпишу!

Я сказал, что заявление еще не написал.

— Завтра утром принеси мне заявление. — И с этими словами Михаил Кузьмич отпустил незадачливого блюстителя закона.

Больше Главный не стал обходить рабочие места, о чем-то поговорил с начальником сектора и ушел к себе.

Утром на следующий день, едва я пришел на работу и не успел еще встать за кульман, как отворилась дверь, в сектор вошел сам (!) Михаил Кузьмич и обратился ко мне.

— Принес заявление? Давай!

На протянутом заявлении он наложил резолюцию: "ОК, Бухг.[8] — оформить" и расписался.

К этому следует добавить, что виза председателя профкома на моем заявлении все же появилась. Об этом я узнал через два дня, когда получал денежную компенсацию за неиспользованный отпуск. А через день вызвали все в тот же профсоюзный комитет и предложили написать еще одно заявление — на оказание материальной помощи, которую незамедлительно выдали.

Деньги, о которых просили старики, выслал сразу переводом, а в письме в восторженных фразах рассказал дедам, какой замечательный человек наш Главный конструктор М.К. Янгель!

О доступности Главного для всех без исключения было общеизвестно. Скорее следует не удивляться тому, что он практически никому не отказывал в личных контактах, а попытаться понять, как при огромной занятости, это ему удавалось. Кстати, нужно отдать должное и его личному секретарю — простой женщине Лидии Павловне (так все ее звали) Мышковской, которая не только никогда не чинила искусственных препятствий на пути в кабинет, но, наоборот, всегда старалась помочь и посодействовать.

Молва такую информацию делает очень быстро общеизвестной. Об этом пишет в своих воспоминаниях начальник планового отдела М.Я. Виноградов:

"Помню, как однажды в моем присутствии в кабинет Михаила Кузьмича, приоткрыв дверь, очевидно, удачно миновав секретаря, заглянул рядовой работник одного из производственно-лабораторных подразделений. Явно смущаясь, он робко спросил:

— Разрешите?

Михаил Кузьмич, в это время рассматривавший принесенный мною документ, приподнял голову, внимательно посмотрел на непрошеного посетителя и спокойно ответил:

— Войдите.

И, не отрывая взгляда от вошедшего, спросил:

— Что Вы хотели?

Вошедший молодой человек, явно смущаясь, начал скороговоркой:

— Михаил Кузьмич, при демонтаже стенда нам приказали резать конструкции автогеном, а не разбирать…, а ведь можно… они еще могут пригодиться вторично…

И, несколько смутившись, замолчал.

Главный доброжелательно улыбнулся и спросил:

— А Вы начальнику отдела докладывали?

— Докладывал.

— Ну что же он Вам на это ответил?

Вошедший вяло и безнадежно махнул рукой и промолчал. Продолжая внимательно рассматривать смутившегося парня, Михаил Кузьмич деликатно, несколько извиняющимся тоном сказал:

— Сейчас я занят. Вы можете зайти ко мне завтра после окончания работы? Я хотел бы выслушать Вас более подробно.

После этого он спросил фамилию посетителя и записал в настольном календаре. Посетитель от удовольствия расплылся в улыбке и с готовностью бойко ответил:

— Спасибо, я обязательно зайду!

И торопливо и бесшумно выскользнул за дверь.

Внимательно наблюдал я за этим любопытным диалогом академика с рядовым техником и думал:

"Удивительно! Столь занятый и сосредоточенный руководитель (а он рассматривал сверхсерьезный документ) без единой нотки неудовольствия переключился на беседу с неожиданно появившимся человеком и проявил при этом столько такта и внимания".

В этом характерном эпизоде, как в зеркале, отражаются истоки популярности М.К. Янгеля не только в конструкторском бюро, но и среди гражданских и военных смежников и даже просто тех, кому приходилось сталкиваться с ним.

"Не всякого начальника, — подчеркивает военный испытатель М.И. Кузнецкий, — ждали на космодроме так, как ждали Янгеля. Он всегда приезжал с новыми идеями и планами в развитии ракетной техники, хорошо знал ее состояние в стране и за рубежом. Он считал своим долгом поделиться с военными испытателями, рассказами о проводившихся в Москве мероприятиях по вопросам обороны. Главный лучше нас умел определить из директив Правительства те задачи, которые стоят перед КБ и полигоном. Несмотря на огромную занятость активно участвовал в жизни космодрома".

"…Главного можно было встретить на строящихся объектах, — продолжает военный испытатель А.М. Коган, — стартовой позиции, заседаниях Государственной комиссии, различных совещаниях со смежниками, беседующим с рабочими, строителями, испытателями и другими рядовыми и руководящими сотрудниками. И где бы он не появлялся — этот стройный, худощавый, я даже сказал бы застенчивый, но уверенный в себе человек, — он был везде доступен для любого сотрудника".

"Очень часто видели мы Главного конструктора в зале монтажно-испытательного корпуса, — как бы невольно подключается к обсуждаемой теме еще один военный испытатель — С.А. Вовченко. Мне кажется, что ничего в манере его поведения или внешности не выдавало в нем выдающегося конструктора. Все было до обыденности просто, хотя мы прекрасно знали, кем он является…

Его личные черты, замеченные нами, скромность, простота, корректность, уважение к человеку, независимо от его должности и положения, ответственность за людей и дело, не могли не оказать влияние на наш большой коллектив, на тот климат, который и после его смерти был у нас".

М.К. Янгель не любил рекламы, как и излишней торжественности, органически не терпел помпезности.

"Впервые я увидел Михаила Кузьмича на 41-й площадке, — вспоминает военный испытатель П.И. Мартынов. Поразило, помнится, меня то, что этот "живой" Главный конструктор никак не вписывался в существовавший в моем сознании книжный образ. Не чувствовалось в нем ни величия, ни сознания своего особого положения, ничем особенным не выделялся он из своего окружения. Конечно, величайшие озабоченность, ответственность за подготовку к испытаниям первого образца ракеты едва ли могли оставлять место мыслям: а как он выглядит со стороны? Но, думаю, причина не в этом. У меня сложилось убеждение, что это его обычное, нормальное состояние. Отсутствие намека на позу, высокомерие, а уж тем более грубости".

"Мой начальник, — пишет военный врач космодрома В.С. Хрустиков, — знакомя с обязанностями во время проведения испытаний ракетной техники, привел меня на стартовую позицию. Неподалеку, от нас остановилась "Волга", и из нее вышел просто одетый, высокий мужчина. Мне показалось, что это приехал рабочий человек, но по поведению находившихся на площадке людей, понял, что приехал какой-то начальник. К нему подошел полковник и стал докладывать о состоянии работ.

— Кто это? — спросил я.

— Это главный конструктор Михаил Кузьмич Янгель, — улыбнувшись ответил мой шеф".

А вот еще характерные наблюдения.

"Один раз перед заседанием Государственной комиссии по испытаниям ракеты представитель министерства буквально не находил себе места: через десять минут надо докладывать согласованные данные, а он их не знает. В это время увидел, что по коридору идет на заседание М.К. Янгель. В расстроенных чувствах, не найдя другого выхода и понимая, что это не совсем корректно, представитель министерства рискнул обратиться к Главному:

— Михаил Кузьмич, сейчас Госкомиссия, а я не знаю, что докладывать.

М.К. Янгель дружески обнял его, отвел в сторону и сказал, что надо доложить. Не выслушивая в свой адрес благодарственных слов, он пошел дальше. Надо было видеть этого счастливого человека, который с радостью произносил:

— Я еще не видел таких людей. Не знал и не думал, что они могут быть в лице Главного".

Группа специалистов днепропетровского Южного машиностроительного завода, — вспоминает ведущий конструктор В.В. Кошик, — участвовавшая на полигоне в подготовке к пуску ракеты во главе с главным инженером Г.Г. Комановым, в выходной день решила поехать в райцентр Казалинск за покупками — казахстанскими сувенирами. Зашли в магазин, а там чего только нет: ковры, пиалы и много других национальных изделий. Но для того, чтобы купить по существовавшим тогда правилам, надо было что-то сдать взамен — шерсть, мясо или другие продукты питания. В общем то, что производится в сельском хозяйстве в этих краях.

Главный инженер обращается к продавцу с просьбой продать ему в порядке исключения как Герою Социалистического Труда понравившуюся посуду с национальным орнаментом. Женщина за прилавком ответила, что не имеет такого права и для решения вопроса вызвала директора магазина. Выходит мужчина:

— Кто меня спрашивал?

Узнав, что приезжие с космодрома Байконур, профессионально, как бывалый человек, сразу поинтересовался с какой площадки гости. И услышав в ответ:

— С сорок третьей, — мгновенно оживился:

— Так Вы от Янгеля. Я его лично знал. Это был человек очень большой души и высокопорядочный. И пояснил, что до этого он работал в административном центре Байконура — городе Ленинске, а потом судьба забросила в Казалинск. Продавщице же немедленно поступила команда:

— Янгелевцам продать все и без всяких ограничений…

О простоте и доступности Главного ходят легенды.

"Как-то, — вспоминает Н.И.Урьев, — возвращались из Москвы. Все трое — Михаил Кузьмич, Будник и я оказались в одном вагоне смешанного типа — половина мягких купе, половина жестких. Причем мы с Будником в мягкой половине в одном купе, а Янгель в жесткой половине вагона. Я сказал, что пойду и предложу Михаилу Кузьмичу поменяться местами.

— Не ходи, — ответил Василий Сергеевич, — он меняться не будет.

Захватив с собой продукты и традиционную бутылку коньяка, отправились к Михаилу Кузьмичу поужинать. Сосед его предупредительно сразу вышел, так что не успели его и разглядеть. Закончив вечерю, вернулись в свое купе.

Наутро, когда стали выходить из вагона в Днепропетровске, смотрим, что с ним идет плюгавенький человек, как сейчас бы сказали, кавказкой национальности.

На прощание кавказец жмет Янгелю руку и непосредственно, как давно знакомому близкому человеку, говорит:

— Ну до свидания, Кузьмич! Не забывай, звони".