На другой день

На другой день

Ранним утром 25 октября сотрудникам экспедиции передали команду собраться внизу около гостиничных корпусов. Вышло человек сорок, выстроились по обе стороны дороги. Стояли понурые, было не до разговоров. У всех одна мысль: что ждет впереди, какова будет кара? Как знать, могут и разогнать конструкторское бюро? Были даже такие мысли, что это может быть и справедливым решением.

Подошел М.К. Янгель. Внешне казалось, что он был достаточно спокоен. Чуть-чуть больше сутулился. Обращаясь к сотрудникам, только и сказал:

— Подождите здесь. Скоро должен приехать Брежнев, — и, повернувшись, ушел в гостиницу.

Своим поведением Главный подействовал успокаивающе. В эти минуты любая деталь, любой штрих воспринимались очень обостренно. Через некоторое время подъехала черная "Волга", из которой вышел Л.И. Брежнев и быстрым шагом направился к гостинице.

Ранним утром, учитывая подавленное состояние Главного конструктора, В.С. Будник попросил Ю.А. Сметанина понаблюдать за Михаилом Кузьмичом, поставив конкретную задачу — не пускать никого к нему в номер. Любые вопросы, любые советы в этот момент, от кого бы они не исходили, были крайне неуместны.

Чтобы не "мозолить глаза", инженер занял исходную позицию в конце коридора у номера, в котором находился М.К. Янгель. Прошло совсем немного времени и дежуривший понял, что с порученной миссией он справиться не в состоянии. По лестнице, легко перешагивая через две ступеньки, буквально вбежал на второй этаж Л.И. Брежнев, и, так же быстро подойдя к Ю.А. Сметанину, поздоровавшись за руку, спросил:

— Как себя чувствует Михаил Кузьмич?

— Очень сильно переживает случившееся.

— К сожалению, в военной технике при испытаниях все бывает, — резюмировал председатель правительственной комиссии и зашел в номер к М.К. Янгелю. Присутствовавшие в коридоре и наблюдавшие эту сцену сотрудники восприняли ее как хорошее предзнаменование.

Через некоторое время Л.И. Брежнев и М.К. Янгель вышли из номера и, спустившись по лестнице, направились к собравшимся у гостиницы.

Впечатление от незаурядной внешности Председателя Верховного Совета страны, как отметили стоявшие на улице испытатели, усиливало ладно сидевшее на нем элегантное темно-серое пальто. Держа в левой руке шапку, он поздоровался с каждым персонально за руку.

— Красивый, бодрый, то, что называется "геройский парень", в общем, сильная личность, он своим видом невольно поддерживал нас, — вспоминал впоследствии один из присутствовавших на этой встрече, Ф.П. Санин.

Между тем, закончив ритуал приветствия собравшихся перед гостиницей, Л.И. Брежнев после короткого традиционного "партийного воззвания", в котором сформулировал значение, которое придавалось созданию ракеты Р-16, заключил лаконично:

— Товарищи! Мы никого не собираемся судить, разберемся в причинах и примем меры по ликвидации последствий и продолжению работ.

Закончив таким образом так нужную для коллектива конструкторов в этот момент встречу, в которой впервые прозвучало официально определившееся мнение на происшедшие события руководства страны, Л.И. Брежнев вместе с М.К. Янгелем сели в машину и уехали в направлении монтажно-испытательного корпуса.

Первый день пребывания на полигоне председателя комиссии по расследованию причин катастрофы был до предела уплотнен. Проявив огромную работоспособность и оперативность, Л.И. Брежнев успел побывать буквально везде. Посетил госпиталь (в последующие дни в нем бывали М.К. Янгель и Л.В. Смирнов), ознакомился в монтажно-испытательном корпусе с конструктивными особенностями ракеты Р-16, для чего ему была продемонстрирована вторая летная машина. Объяснение давал М.К. Янгель. В свите находился и С.П. Королев, хотя он из этических соображений и не был в составе комиссии. На состоявшемся затем собрании много внимания было уделено режиму поведения людей на полигоне и по прибытии на собственные предприятия. Во время выданных установок слово "катастрофа" не произносилось. Было конкретно сказано, что о случившемся ничего не сообщать ни в переписке, ни в разговорах. На все вопросы отвечать, что загорелась большая цистерна с горючим, вследствие чего и возник пожар. Затем Л.И. Брежнев участвовал в работе комиссии по выяснению причин происшедшей аварии. А вечером провел труднейшее совещание, на котором изложил официальную точку зрения руководства страны на происшедшие события. Энергичный, представительный, неизменно доброжелательный — таким запомнился Председатель Президиума Верховного Совета СССР в эти тяжелейшие дни многим из тех, кому приходилось с ним контактировать.

В приземлившемся на полигонном аэродроме самолете из Москвы, кроме членов комиссии ЦК КПСС, была группа представителей промышленности во главе с Главным конструктором маршевых двигателей В.П. Глушко. И сразу же была создана специальная рабочая комиссия по выяснению причин катастрофы.

Для оперативного выяснения обстоятельств, приведших к катастрофе, были организованы три рабочие группы по направлениям, которые, не теряя времени, приступили к расследованию причин случившегося:

по конструкции ракеты в целом — под руководством В.С. Будника;

по двигательным установкам — под руководством Главного конструктора двигателей, установленных на ракете, В.П. Глушко;

по эксплуатации, в задачу которой входило изучение и описание хода испытаний ракеты, проводившихся на технической и стартовой позициях, с отражением всех выявленных замечаний и принятых по ним решений. Руководство этой группой, прозванной "легендарной", чем подчеркивалось, что предстоит выяснять возможные версии случившегося, было возложено на начальника боевого расчета полигона А.С. Матренина и ведущего инженера по испытаниям янгелевского конструкторского бюро К.Е. Хачатуряна.

Одновременно специальная группа, поскольку уже по сути-то практически все было ясно, готовила заключение о проведенном дознании и предложения на будущее в двух вариантах: одно — рабочей комиссии, другое — представление в ЦК КПСС. В это время члены комиссии ЦК КПСС находились в другой комнате и занимались решением общих вопросов на своем уровне. А проблем, конечно, было предостаточно. Ведь страна еще никак не была оповещена о случившемся, и такая видная фигура, как герой Отечественной войны, Главнокомандующий ракетными войсками, из истории государства просто так не могла исчезнуть. Необходимо было принять меры для оказания помощи семьям погибших, пострадавшим, решить принципиальные вопросы дальнейшей отработки так нужной стране ракеты.

26 октября состоялось заседание комиссии ЦК КПСС. Заседание проходило в конференц-зале монтажно-испытательного корпуса, в глубине которого за длинным столом, накрытым зеленой суконной скатертью, сидели члены высокой комиссии лицом к залу. Слева на краю стола стоял электрический самовар, стаканы в подстаканниках с ложками, сахарница и тарелка с нарезанными ломтиками лимона. Обслуживал членов комиссии человек в штатском. Прямо перед столом была установлена трибуна для выступающих. Пол перед трибуной и проход между рядами были застелены красивой ковровой дорожкой.

Открывая заседание, Л.И. Брежнев от имени ЦК КПСС, правительства и лично Н.С. Хрущева выразил соболезнование по случаю гибели испытателей полигона и специалистов промышленности и официально сообщил, что будут приняты все необходимые меры по оказанию помощи пострадавшим и членам семей погибших. Далее он сказал, что поскольку за допущенные ошибки и просчеты спросить не с кого, так как руководители, ответственные как за техническую сторону, так и за безопасность работ, погибли все, за исключением М.К. Янгеля и А.М. Мрыкина, то руководство страны приняло решение специального расследования по этому факту не проводить, а всем участникам, оставшимся в живых, самим сделать соответствующие выводы.

После этого он предоставил слово М.К. Янгелю. Присутствовавший на заседании К.Е. Хачатурян рассказывает: "При подходе к трибуне Михаил Кузьмич, очевидно, от волнения споткнулся за край ковровой дорожки и чуть было не упал. Мы с Б.А. Комиссаровым, сидевшим рядом, невольно вздрогнули. Но все обошлось, равновесия Главный не потерял, поднялся на трибуну, поправил галстук и начал говорить. Точных слов и выражений этого доклада в памяти не осталось, но суть его, продуманность каждого слова и аргументация сохранились в памяти на всю жизнь.

Первое, что он сказал — это то, что только он, как Главный конструктор комплекса и технический руководитель испытаний, несет полную ответственность за все случившееся. Далее отметил, что количество жертв и пострадавших оказалось таким большим потому, что с ракетой мы все были на "ты", тогда как с такой сложной техникой, какой она является, необходимо всегда обращаться только на "Вы".

А в заключение выразил мысль, что если бы этого не случилось здесь, на полигоне, то все равно могло бы случиться в другом месте и в другой обстановке, но только уже с ядерной головной частью и с немыслимым масштабом разрушений и жертв при этом, так как в соответствии с техническим заданием на разработку ракеты Р-16 допускалась возможность изменения полетного задания на другую цель после прорыва пиромембран и задействования бортовых батарей. Мы с Комиссаровым были в восторге от такой аргументации.

"Ай да Кузьмич, ай да молодец!" — мысль эта не покидала меня в течение всего дня.

После выступления М.К. Янгеля слово несколько раз просил А.М. Мрыкин, а в последний раз даже встал с места и сказал:

— Я прошу слова как коммунист с такого-то года.

Но слово ему все равно не было предоставлено. Затем было зачитано заключение правительственной комиссии.

Само же подписание заключения состоялось в специально подготовленной комнате, куда одновременно пригласили членов обеих комиссий: правительственной и специально созданной технической. Посредине стоял достаточно внушительный стол, а на нем два отпечатанных документа. Вошли сразу все, кому предстояло поставить свои подписи. Раздался голос организатора процедуры:

— Ну что, будем подписывать.

Первым подошел и расписался Л.И. Брежнев. За ним все остальные выстроились гуськом в соответствии с установленной субординацией и каждый против своей фамилии в соответствующем документе поставил личную подпись."

Техническое заключение комиссии по выяснению причин катастрофы с изделием 8К64 № ЛД1-3Т, произошедшей при подготовке его к пуску в войсковой части 11284 24 октября 1960 года, подписали М.К. Янгель, В.С. Будник, В.П. Глушко, Г.М. Табаков, И.И. Иванов, А.Ю. Ишлинский (академик АН СССР, заместитель Главного конструктора В.И.Кузнецова), В.Н.Третьяков (заместитель Председателя Государственного комитета СССР по судостроению), В.И. Кузнецов, Г.А. Тюлин, А.Г. Иосифьян, Н.С. Медведев (заместитель главного инженера 4 Управления Государственного комитета СССР по радиоэлектронике), З.И. Цециор (заместитель главного конструктора В.И. Кузнецова), И.А.Дорошенко, В.А.Боков (начальник отдела полигона), А.С.Матренин, Ю.И.Воробьев (заместитель начальника 1 Управления ГУРВО), В.В. Фаворский (начальник отдела 1 Управления ГУРВО).

Под решением Государственной комиссии, озаглавленном "ЦК КПСС", стояли подписи Л.И. Брежнева, А.А. Гречко, Д.Ф. Устинова, К.Н. Руднева, В.Д. Калмыкова, И.Д. Сербина, А.М. Гуськова, Г.М. Табакова, Г.А. Тюлина.

На этом работа правительственной комиссии закончилась. Уходил в историю второй после катастрофы день 26 октября 1960 года. Накануне Михаилу Кузьмичу Янгелю исполнилось сорок девять лет.

От "любопытных глаз" оба документа охранялись самым высоким, предназначенным для наиважнейших документов, грифом "Строго секретно (особая папка)". Все время, на протяжении более трех десятилетий, они хранились в архиве Президиума ЦК КПСС, а после развала Советского Союза были переданы в Архив Президента Российской Федерации и впервые преданы гласности в "Хронике основных событий истории Ракетных войск стратегического назначения", выпущенной в 1994 году очень ограниченным тиражом (без его указания) для узкого круга лиц. И поэтому даже такой непосредственный участник подготовки ракеты к пуску, как неоднократно цитировавшийся выше К.Е. Хачатурян, находившийся все октябрьские дни в самом центре событий, смог (и то чисто случайно) познакомиться с ними лишь в начале 1997 года. Обращаем внимание на этот факт лишь только потому, что Ким Ефремович выразил принципиальное несогласие с констатацией в Техническом заключении… факта срабатывания пиромембран магистралей горючего I ступени вместо пиромембран магистрали окислителя II ступени. Вот что он сообщил авторам после прочтения рукописи настоящей главы:

"Из всех подписавших Техническое заключение… только А.С. Матренин и И.А. Дорошенко могли знать, что в соответствии с инструкцией сначала подрывались пиромембраны I ступени, а затем уже II ступени. Я связался с Александром Сергеевичем и спросил, как он подписал это Техническое заключение…. Он ответил, что подписавшие договорились о главном: виновники погибли, а непосредственной причиной катастрофы явился недостаток комплексной схемы системы управления. Как руководитель группы разработчиков инструкций и непосредственный участник тех событий, я помню точно, что подрыв пиромембран производился согласно технологическим указаниям".

Однако непосредственный участник этой операции К.А. Луарсабов, которому стало известно мнение К.Е. Хачатуряна, продолжает настаивать, что все же подрыв пиромембран предполагали производить в той последовательности, как об этом сказано в официальном документе. К этому следует только добавить, что К.А. Луарсабов познакомился с Техническим заключением… в том же 1997 году. Поэтому вся история, связанная с операцией прорыва мембран сохранилась в его памяти с тех далеких дней без какого бы то ни было пресса извне. А существующие до сих пор расхождения во мнениях по поводу тех или других имевших место фактов говорят лишний раз о той сложной обстановке, когда в течение суток было слишком много для одной ракеты, как сказано в первом пункте Технического заключения… ненормальностей и дефектов, и что, как констатируется в следующем пункте, "Руководство испытаниями не придало этому должного значения и для устранения указанных ненормальностей и дефектов без достаточной проработки и анализа последствий допустило ряд отклонений от установленного порядка подготовки к пуску".

Однако вернемся к событиям последующих после катастрофы дней. В административном центре космодрома Байконур (площадка № 10 — среди военных и город Ленинск — для его жителей) состоялось общее собрание военнослужащих, представителей промышленности, родственников погибших.

На нем с содержательной прочувствованной речью, произведшей большое впечатление, обратился к присутствующим председатель правительственной комиссии Л.И. Брежнев.

— В подобных ситуациях, — начал он свое выступление, — положено придерживаться тезисов. Но у комиссии не было времени на их подготовку, и поэтому буду говорить так, как подсказывает мне совесть.

Подробно остановился на тех трудностях, которые пришлось преодолеть при создании стартовых и жилых площадок, города Ленинска в казахстанских песках, когда под руками не было строительных материалов и все приходилось завозить, начиная от кирпича. Далее просто и доходчиво, как в кругу единомышленников, Леонид Ильич обрисовал ту сложнейшую международную обстановку, в которой оказалась страна, и задачи, вытекавшие из сложившейся ситуации.

— Любые великие дела, особенно сложные и трудные в военном деле, не обходятся без жертв. Я понимаю, что количество их могло быть и меньше, но так уж получилось. Можно по-всякому отнестись к происшедшему. Виновные, в основном, погибли и сами себя наказали. Можно наложить суровые взыскания на оставшихся в живых, но мы понимаем, насколько это сложно и трудно в настоящей ситуации. Правительство считает, что специального расследования по этой катастрофе производиться не будет. Руководство страны решило, что вы уже достаточно сами наказали себя и больше наказывать вас не будет. Похороните своих товарищей и продолжайте работать дальше. Ваша межконтинентальная ракета должна охранять мирный труд наших людей. Необходимо проверить самым тщательным образом всю документацию, чтобы не допустить ошибок в дальнейшем. Понятно, что та, которая привела к аварии, будет исключена. Важно, чтобы не проявились столь же неожиданным образом новые.

И то, что Л.И. Брежнев не сделал упреков и обвинений в чей-то адрес, всеми присутствующими, многие из которых еще продолжали находиться в полушоковом состоянии, было воспринято с пониманием.

Такое решение высших органов власти было, несомненно, отражением фактора времени, влиянием хрущевской оттепели. Случись что-нибудь подобное всего лишь семь лет назад, и самая жестокая кара обрушилась бы на многих причастных к происшедшей аварии, становившихся автоматически "вредителями", когда лучший исход знаменовался переселением в "шарашки", где известные всему миру конструкторы работали на положении заключенных. И, несомненно, если бы такая практика репрессий продолжалась, то неизвестно, как бы развивалась ракетная техника в последующие годы.

Далее выступавший остановился на задачах, которые стояли перед испытателями полигона и промышленности.

— В состоянии холодной войны нам, как никогда, нужны мощные межконтинентальные боевые ракеты, которые создаете вы, — подчеркнул Л.И. Брежнев. Давая оценку случившемуся, он отметил:

— Несмотря на ужасную катастрофу, нельзя опускать руки. Надо преодолеть психологический кризис, сделать необходимые выводы, направив все силы на анализ уроков случившегося, чтобы успешно подготовить новый старт и следующую ракету к пуску.

В заключение Л.И. Брежнев сказал, что правительство СССР, ЦК КПСС и лично Н.С. Хрущев выражают соболезнование по случаю гибели специалистов промышленности и испытателей полигона и принимают меры по оказанию помощи пострадавшим и членам семей погибших.

Неформальная речь председателя правительственной комиссии, занимавшего официальный пост главы государства, всем присутствующим, пережившим огромное горе, запомнилась на долгие годы. На всех, видевших в эти дни Л.И. Брежнева "в деле", произвели глубокое впечатление его доброжелательность в чисто человеческом плане, исключительная внимательность, простота в общении. В последующие дни семьям погибших были вручены ордера на квартиры. Им была предоставлена возможность выбора местожительства, невзирая на прописку, в любом городе Советского Союза, в том числе в Москве и Ленинграде. В соответствии с высказанными пожеланиями были сделаны соответствующие запросы и оттуда оперативно получены соответствующие гарантии на предоставление жилья. Для организации переезда семей были выделены сопровождающие. По постановлению правительства за подписью А.Н.Косыгина, бывшего Председателем Совета Министров СССР, семьям погибших были назначены по тем временам хорошие пенсии. Всем пострадавшим, лежавшим в госпитале и изъявившим желание продолжить службу, дали возможность выбрать по желанию место работы в любом городе страны.

Непростым оказался путь домой и испытателей, участвовавших в работах на старте. Вот что пришлось ко всему еще вынести неоднократно цитировавшемуся выше И.В. Ковалю, на протяжении всех дней находившемуся в эпицентре событий:

— На собрании в монтажно-испытательном корпусе 25 октября был объявлен порядок отъезда с полигона сотрудников нашего ОКБ, завода и смежников. Вскоре из Днепропетровска прибыл самолет Ил-14. Все стремились улететь именно этим самолетом. Началась мучительная операция по утрясанию списка кандидатов на вылет. Когда же стали производить посадку в самолет, то мне не оказалось свободного кресла в салоне. Но удалось договориться с командиром самолета, что меня, так как люди, стремясь как можно быстрее улететь, почти ничего не брали с собой, возьмут в качестве малого багажа, предоставив место в конце салона на деревянном ящике.

Когда уже собирались закрыть дверь самолета, неожиданно появился заместитель Главного и стал лично проверять, как расположились люди в салоне. Дойдя до меня, он отреагировал:

— А это что за нарушение?

И отправил меня обратно в гостиницу ждать следующего самолета. Началась томительная жизнь в экспедиции. После бурных испытаний — никакой работы. Время тянется долго, а самолета из Днепропетровска нет. В один из вечеров радио Югославии сообщило, что в катастрофе на полигоне погибло 140 человек. Спустя несколько дней в экспедицию доставили газету "Известия", в ней сообщалось о гибели в авиационной катастрофе маршала М.И. Неделина.

Постоянно одолевали мысли: а как же там дома? А вдруг просочилась какая-нибудь информация о катастрофе. Срочно сажусь и пишу письмо, строжайше соблюдая режим, никаких намеков о катастрофе. Кстати, эту тайну я хранил даже для домашних 30 лет. Письмо же решил для большей убедительности приукрасить, напечатав на конверте на машинке адрес получателя красными буквами. Обратного адреса, естественно, не писал. Письмо вложил в конверт и отправил его через друзей-москвичей, попросив бросить в Москве в почтовый ящик. А сам каждый день узнаю: когда снимут блокаду на запрет отъезда поездом. Наконец, радость! Разрешен отъезд. Через трое с половиной суток прибыл домой. Звоню, открывается дверь. Какая-то заминка, наподобие знаменитой немой сцены из репинской картины "Не ждали". Долгие годы я задавал себе вопрос: почему возникла эта сцена, почему меня встретили как с того света? И лишь спустя десятилетия ситуация прояснилась. Все оказалось на поверку очень просто. На одной из оперативок председатель Днепропетровского совнархоза Н.А. Тихонов, который впоследствии возглавлял Совет Министров СССР, строго конфиденциально сообщил участникам заседания о происшедшей катастрофе. Один из его заместителей после оперативки в коридоре поделился информацией со своим другом — заместителем начальника одного из управлений. Последний, будучи знаком с моей женой, намекнул ей об этом.

Жена же, сопоставив это сообщение с полученным от меня письмом, где на конверте был напечатан на машинке адрес, пришла к выводу, что со мной что-то произошло: видимо письмо было написано до катастрофы, а кто-то его переслал позже.

На следующий день после прибытия домой вышел на работу и сразу был направлен в заводскую медсанчасть на обследование. Но и здесь при попытке выяснить истинную картину происшедшего, натолкнулись на мое полное "непонимание" вопроса. Когда спросили: "Где находился и что делал во время пожара?" — я назвал только время, в течение которого дышал в противогазе. Об остальных сведениях о случившемся, дав подписку о неразглашении, я молчал, "как партизан…".

Так закончилась для одного из участников самая большая трагедия в истории ракетной техники в СССР, о которой он будет хранить строжайшую тайну (от кого?!) целых тридцать лет.