Хронология событий 24 октября

Хронология событий 24 октября

С утра 24 октября все специалисты, имевшие отношение к узлам и приборам, вышедшим накануне из строя, были задействованы на устранение дефектов. Для изготовления отсутствовавших прокладок пришлось прибегнуть к помощи соседей: их выточили на "королевской" площадке и срочно привезли на старт. Самой сложной и опасной была, конечно, операция по замене сработавших пиропатронов на двигательных установках. Эта работа, виртуозно проведенная молодым слесарем-сборщиком из Химок с использованием имевшегося в ЗИПе обычного паяльника на 220 вольт, осуществлялась по нехитрой технологии. Предварительно разогретый паяльник отсоединяли от розетки электропитания и передавали проводившему перепайку кабельной сети. Так этот цикл повторялся неоднократно, пока не заканчивалось полное устранение дефекта. Труднее эта процедура проводилась на более высоких уровнях установщика. После ее успешного завершения обстановка на старте заметно разрядилась.

Сложность предстартовой ситуации, в которой производилась подготовка ракеты к пуску, определялась во многом тем, что военные испытатели полигона, естественно, еще не прочувствовали до конца многие тонкости решений, заложенных в новой конструкции. А между тем непредвиденные нештатные ситуации (как и всегда бывает при подготовке первого пуска) возникали не один раз и требовали незамедлительного решения. И все зависело от понимания, тонкого чутья, мгновенного расчета и интуиции исполнителей, оказывавшихся в непростых ситуациях.

В эти ответственнейшие и сложнейшие дни предстартовой подготовки роль лидеров и координаторов при решении всех возникавших оперативных вопросов взяли на себя два талантливых заместителя М.К. Янгеля: по конструкции ракеты — Л.А. Берлин, а по системе управления — В.А. Концевой. Они были в центре всех событий, к ним стекались все возникавшие вопросы. Наиболее принципиальные же, естественно, выносились на обсуждение членов Государственной комиссии по испытаниям.

Своеобразным клубом для свободных от операций участников подготовки ракеты к пуску стали скамейки около одноэтажного здания, где размещались стартовые подразделения воинской части и происходили оперативные заседания Государственной комиссии. Сюда же стекались желающие подымить в курилке и подкрепиться в буфете.

Во время "заседаний" на скамейках в курилке не было градации по чинам и званиям. Привилегию имело только достоинство воспроизведенного воспоминания, особенно на тему полигонной жизни, или свежий анекдот. На равных со всеми в беседах участвовал и Председатель Государственной комиссии по испытаниям ракеты. Так же как и все внимательно слушал рассказчиков и не упускал возможности завладеть вниманием собравшихся остроумным анекдотом. Дух непринужденности, как отдушина после проведения напряженных и опасных операций, царил на этой территории. Сюда приходили отдохнуть и возвращались снова на старт, когда наступало время. Все участвовавшие в беседах отмечали про себя демократизм маршала, проявлявшийся на всех этапах подготовки ракеты на технической позиции и на старте. Ходил обычно в кожаной куртке. Много внимания уделял "личному знакомству" с техническими особенностями ракеты, интересовался устройством узлов и агрегатов. Не стеснялся подойти и спросить, что за пульт, как работает, какие операции в данный момент проводятся. Ходил большей частью сам, без свиты. Часто задавал офицерам вопросы, выясняя, какие ведутся проверки. После прибытия ракеты на старт покидал его только в крайних случаях. Лично заботился о людях.

— Работаем ночью, — вспоминал лейтенант Ю.Ф. Евтеев, — подойдет М.И. Неделин:

— Ну что, ребята! Кушать хотите?

И тут же позвонит командиру полка и организует бутерброды, чай. Обращаясь к солдатам и офицерам, неизменно говорил: "Сыночки!".

— Маршал поразил своей приветливостью, — дополняет бывший тогда молодым специалистом инженер В.А. Бабийчук. — Со всеми здоровался первый, чем и ввел меня, "пацана", в краску. Какой он был как Главком — не знаю, а в обращении — очень человечный. Этим же запомнился на полигоне и М.К. Янгель.

— После обеда 24 октября, — вспоминает инженер И.В. Коваль, — нам, стартовикам, выдали противогазы и соответствующего цвета нарукавные повязки. А затем автобусом отправили на старт. У меня почему-то оказалось два противогаза. Опыт работы с ними был, поскольку до этого три года служил в армии, и в автобусе показал попутчикам все премудрости пользования ими. Однако даже и мысли не возникало в тот момент, что дело может дойти до этого.

Выйдя из автобуса, все расчеты разошлись по своим рабочим местам. Одни ушли к открытому старту, а остальные в бункер, который находился под землей в 200 метрах от пускового стола.

Бункер был разделен на два помещения. В левой его части к потолку были прикреплены мощные перископы, а чуть правее на полу размещались пультовые средства управления системой измерений изделия, установленной на ракете. В правой стороне бункера располагались пультовые средства управления процессом пуска.

При спуске в бункер получили команду разместить противогазы на полу вдоль передней стенки бункера. После этого все заняли свои рабочие места и приступили к выполнению предпусковых контрольных операций…

День 24 октября выдался ясный, светило яркое солнце, но было достаточно прохладно, чувствовалось, что это уже вторая половина осени. Как и все последние дни, постоянно дул сильный ветер, его порывы с песком сильно усложняли работу на старте. Поэтому всем задействованным в подготовке к пуску выдали двумя днями раньше меховые полушубки, тонкие кожаные шлемы, варежки. Стало известно, что М.И. Неделину нездоровится. Как бы в подтверждение этого, ближе к вечеру, когда солнце уже катилось к закату и повеяло ночной прохладой, маршал подозвал своего старшего адъютанта подполковника Н.М. Салло и попросил привезти из гостиницы валенки.

Во второй половине дня на 41-й площадке состоялось последнее заседание Госкомиссии, на котором обсуждался вопрос о допуске ракеты к пуску. Комната полностью забита представителями различных организаций, принимавших участие в подготовительных операциях. Было заслушано сообщение об обстоятельствах, инициировавших несанкционированные команды системы управления, в котором отчетливо прозвучало, что нарушение последовательности подачи команд, приведшее к самопроизвольному срабатыванию мембран, явилось следствием ошибки, допущенной при проектировании пульта, разработанного ОКБ-692, и производственных дефектов, возникших при его изготовлении. Было акцентировано внимание и на то, что при автономных испытаниях гиростабилизированной платформы на шаговые двигатели датчиков команд по тангажу импульсы напряжения поступали в хаотическом порядке. Под их воздействием возникали перемещения датчика, приводившие к выдаче ложных команд по каналу тангажа на управляющие исполнительные органы ракеты.

Была однозначно установлена недостаточная помехозащищенность блока усиления программированных импульсов. Для устранения обнаруженных недостатков требовалось длительное время. Это вынудило Государственную комиссию по испытаниям ракеты Р-16 после выяснения мнения специалистов согласиться с предложением головного разработчика системы управления ракеты Главного конструктора Харьковского конструкторского бюро электроприборостроения Б.М. Коноплева пойти на пуск без каких-либо дополнительных доработок блока программированных импульсов. Для исключения возможности возникновения "ложных команд" Комиссия согласилась с предложением по объявлении тридцатиминутной готовности к пуску произвести переустановку в исходное (нулевое) положение шаговых двигателей системы управления.

На основании этого решения соответствующие изменения были произведены в инструкции по подготовке ракеты на стартовой позиции и в технологическом графике предпусковых операций.

В процессе обсуждения вопроса о возможности пуска раздавались голоса и против такого решения, в частности возражали разработчики маршевых двигателей в лице заместителя Главного конструктора Г.Ф. Фирсова. Однако абсолютное большинство присутствовавших высказалось за допуск ракеты к заключительным электроиспытаниям, которые и должны были, в конечном итоге, решить судьбу машины.

Об этом сказал, подытоживая мнение присутствующих, в заключительном слове Председатель Государственной комиссии. И, как следствие, начался заключительный этап электроиспытаний систем ракеты.

Несмотря на то, что с момента прорыва пиромембран и срабатывания пиропатрона отсечного клапана газогенератора прошло уже достаточно много времени, вопрос о фактическом состоянии трубопроводов магистралей и заполнении их жидкостью продолжал волновать руководителей испытаний. В системе могли оказаться воздушные пробки, что, естественно, влекло за собой серьезные последствия.

В полдень по громкой связи разыскали специалиста по теплозащитным покрытиям Ф.П. Санина, у которого был прибор для определения расслоения и неприклея покрытия к металлу, и предложили с помощью этого устройства ревизовать состояние магистралей.

Поскольку ультразвуковой прибор предназначался совсем для других целей, то инженер решил сначала проверить возможность проведения такой операции. Для этого в монтажно-испытательном корпусе нашли стальную трубу, заполнили водой, но оказалось, что из-за электромагнитных свойств материала использование прибора не представлялось возможным. Заменив стальную трубу на алюминиевую, получили обнадеживающие результаты. Вооружившись устройством, инженер прибыл на старт. Однако в последний момент руководство усомнилось в правильности такого решения — прибор был новый, далеко не совершенный, и мог внести только путаницу в истинную картину. Поэтому инженеру сначала предложили на всякий случай находиться на старте, а затем и вовсе отпустили, и он уехал с одной из последних машин.

Судьба, в виде решения не использовать прибор для определения неприклея покрытия к металлу при контроле заполнения магистралей, сохранила инженеру жизнь, ибо отсчет времени неумолимо приближался к роковой развязке, а выполнить быстро проверку непосредственно на ракете не представлялось возможным.

Через некоторое время И.В. Коваль, которого мы оставили в подземном укрытии, вынужден был подняться из бункера для проверки функционирования дистанционно-телеметрической части системы "Рубин-1".

— На стартовой площадке, — продолжает он рассказ, — слева от въезда на нее сидел на стуле маршал М.И. Неделин. Он внимательно смотрел на действия расчетов, находившихся на земле и на всех уровнях установщика, и одновременно обменивался мнением о ходе предпусковых проверок с представителями промышленности, которые сидели с ним рядом на отдельной скамейке.

В какой-то момент к маршалу подошли строевым шагом два взвода боевой части. После докладов командиров М.И. Неделин отчитал их за нечеткое построение, заставил перестроить взводы и доложить заново.

Взводы ушли от ракеты в западном направлении, перестроились и возвратились обратно. Выслушав стоя, на сей раз четкие доклады командиров маршал прокомментировал:

— Вот это другое дело.

А затем поставил боевую задачу:

— Вы прибыли на первый пуск межконтинентальной баллистической ракеты на новом топливе, весьма перспективной для развития вооруженных сил. Это почетно для вас. Именно вы первыми приобретете опыт работы с новым грозным оружием. Поэтому будьте внимательны на рабочих местах. Как можно больше постарайтесь приобрести практических навыков, которые необходимо будет использовать, вернувшись в свои части. Отпустив офицеров, маршал сел. Расчеты боевой части разошлись по своим рабочим местам.

К этому времени я закончил юстировку антенны. Вскоре по громкой связи была объявлена часовая готовность, и вместе с офицером я спустился в бункер для проведения дальнейших предпусковых работ по системе измерений…

Между тем на стартовую позицию опустились вечерние сумерки.

При ярком свете прожекторов прямо около ракеты сделали еще одну попытку по чертежам пневмогидравлической схемы определить состояние магистралей. Но никакой дополнительной ясности внести не удалось. И тогда, как это не звучит парадоксально, вопрос решили закрыть старым дедовским методом: не мудрствуя лукаво, молодому инженеру В.И. Кукушкину, представлявшему на старте разработчиков пневмогидравлической системы ракеты, вручили оказавшуюся под рукой связку обыкновенных замочных ключей и предложили с помощью этого "прибора" прямо на ракете, как рядовому промразводчику, обычным простукиванием определить состояние системы. Как говорится, что было, то было. Правда должна быть вся, без умолчаний.

Получив указание, инженер полез наверх к хвостовому отсеку первой ступени ракеты. В сложившихся условиях, когда уже спустились сумерки и ничего не было видно внутри, пока не направили свет мощного фонаря, да еще не обладая достаточно хорошим слухом, выполнить приказ оказалось невозможным, о чем и сообщил, спустившись вскоре вниз и отдав связку ключей, инженер.

— Естественно, — вспоминал впоследствии В.И. Кукушкин, — такой доклад не встретил понимания у принимавших это решение. Выругали. Раздосадованный прошел покурить. Встретил М.К. Янгеля. Главный поинтересовался, почему ушел со старта, и предложил вернуться, сказав, что необходимо находиться там.

Примерно за час до аварии были прорваны разделительные пиромембраны топливных баков второй ступени. Для надежности эту операцию решено было проводить не с пульта прорыва пиромембран (как было предусмотрено инструкцией), имевшего конструктивный недостаток, а вручную. Об этом, по требованию начальника Второго управления полигона Р.М. Григорьянца, в формуляре на ракету была сделана собственноручная последняя запись Л.А. Берлиным с указанием ответственных лиц за прорыв пиромембран:

"Хачатурян, контроль заполнения пусковых бачков — Ерофеев". Инженеры Е.А. Ерофеев, К.Е. Хачатурян и старший лейтенант В.А. Мануленко поднялись по лестнице установщика на верхнюю площадку обслуживания, открыли лючок в межступенном отсеке, расстыковали разъем и подали электропитание напрямую от поднятой наверх технологической батареи. После прорыва пиромембран внешним осмотром убедились, что течи компонентов нет. На слух определили, что произошло заполнение пусковых бачков — отчетливо прослушивалось бульканье жидкости, вытеснявшей воздух.

По результатам проведенных работ Е.А. Ерофеев доложил сверху, прокричав громким голосом, что замечаний по прорыву мембран нет, и спустился вниз.

О том, что не было абсолютно никакой ясности, что происходит с пиромембранами и заполнением магистралей, свидетельствует и старший техник В.И. Пустовов, который вместе с К.Е. Хачатуряном и инженером В.А. Бабийчуком накануне участвовал в прорыве мембран с помощью переносного, специально сконструированного пульта. Он помнит, что присутствовавший при этих операциях капитан (фамилия не установлена) утверждал, что он слышал, как по одним трубам компонент пошел, а по другим — нет.

— Капитан, — вспоминает В.И. Пустовов, — стоял намертво: "Хоть убейте, — говорил он, — но одна из мембран не прорвалась. Проверьте обязательно". Позднее, когда производили подрыв еще не задействованных мембран, убедились, что он был прав.

А между тем в эти предпусковые часы и минуты каждый из находившихся на старте испытывал свою судьбу, являясь заложником случая или стечения обстоятельств. Любопытный, неизвестный ранее факт, который сохранил ему жизнь, воспроизводит К.Е. Хачатурян:

"Перед подъемом на верхнюю площадку установщика для прорыва пиромембран по указанию Л.А. Берлина меня отозвал в сторону Михаил Кузьмич и, показывая на своего заместителя И.И. Иванова, говорит:

— Послушай, что он тебе скажет.

И Иван Иванович рассказал, что буквально перед его вылетом из Днепропетровска на полигон на "сотом объекте", где проводились огневые испытания двигателей, при подготовке двигательной установки второй ступени к огневым испытаниям случайно каким-то образом на пиростартер было подано напряжение. Пиростартер, естественно, сработал, турбина пошла вразнос и разворотила практически весь испытательный стенд. Слава богу, компонентов топлива не было и обошлось без жертв.

— Поэтому я очень Вам советую при подаче напряжения на прорыв пиромембран отключить разъем от пиростартера, — заключил он свой рассказ.

О, как я был благодарен Ивану Иванычу за это предложение!

Дело в том, что для прорыва пиромембран надо было от главного распределителя второй ступени отключить штепсельный разъем ШД-21 с кабелем, идущим к пиропатронам, и на соответствующие его контакты подать напряжение. От этого же разъема ШД-21 шел и четырехжильный кабель на пиростартер, который подключался с помощью четырехконтактного разъема ШПС-2. Сам пиростартер располагался в очень труднодоступном месте, и начальнику бортового расчета В.А. Мануленко пришлось очень долго возиться, пока он, изловчившись, буквально извиваясь как уж, весь влез в лючок, и, подсвечивая себе фонариком, отключил разъем ШПС-2. А все это время снизу не переставал раздаваться подгоняющий нас зычный голос Л.А. Берлина (несмотря на то, что я был на шлемофонной связи), сопровождавшего свои указания сочными словечками.

После прорыва пиромембран В.А. Мануленко вновь пролез в лючок, подключил разъем ШПС-2 к пиростартеру и вылез из лючка. Нам оставалось проверить надежность подключения разъема, для чего надо было проверить целостность цепей, идущих на пиропатроны порохового стартера от соответствующих контактов разъема ШД-21. С помощью линейного моста (простейшее устройство для проверки электрических параметров цепи) стали прозванивать цепи и установили, что у одного из пиропатронов она цела, а цепь другого пиропатрона — "в обрыве".

Я по шлемофонной связи доложил В.А. Концевому и начальнику боевого расчета А.С. Матренину, что цепь одного из пиропатронов нарушена. А.С. Матренин сразу же дал команду проверить надежность стыковки разъема ШПС-2. В результате В.А. Мануленко в третий (!) раз пролез к этому разъему и проверил визуально надежность стыковки. Все было в норме, замечаний не было.

В это время внизу, прямо у стартового стола, М.К Янгель в окружении Б.М. Коноплева, В.А. Концевого, Л.А. Берлина и И.И. Иванова обсуждал создавшуюся ситуацию.

Мы с В.А. Мануленко продолжали оставаться на верхней площадке обслуживания, и впоследствии я вспоминал не раз, как в эти последние минуты своей жизни он рассказывал мне, что был в свое время начальником бортового расчета, когда запускали собаку Лайку, и что это последняя работа с ракетой на полигоне, так как в кармане у него уже лежит приказ о переводе в Харьков в военную приемку при конструкторском бюро. Увы, этому не суждено было осуществиться. Он остался на верхней площадке обслуживания и погиб.

В это время по шлемофонной связи мне поступила команда спуститься вниз, что я и не замедлил сделать. Когда спускался по лестнице, навстречу поднимался наверх молодой специалист нашего конструкторского бюро Л.П. Ерченко. Я у него спрашиваю — зачем поднимается, на это он ответил, что получил указание — надо проконтролировать выполнение каких-то операций. Вниз он уже не спустился, а так и остался наверху.

Я же, сойдя вниз, подошел к М.К. Янгелю.

— Где могла оборваться цепь и в чем причина, как ты думаешь? — спросил Михаил Кузьмич.

Я ответил, что, по моему мнению, цепь оборвана в разъеме ШПС-2, так как доступ к пиростартеру очень и очень неудобен и в процессе его отстыковки и повторной пристыковки это могло произойти.

— Как восстановить цепь? — спросил Л.А. Берлин.

— Нужен торцевой ключ, чтобы вскрыть разъем ШПС-2 и подпаять оборванный конец.

Лев Абрамович посмотрел в сторону инженера В.В. Орлинского и тот без лишних слов, все поняв, бегом куда-то исчез. Через некоторое время он прибежал с самодельным торцевым ключом, изготовленным из металлической трубочки под нужный размер. Но ключ в дальнейшем не понадобился. В.В. Орлинский останется на старте и погибнет.

— Что будет, если цепь не восстанавливать? — спрашивает Михаил Кузьмич.

— Пиростартер сработает и от одного пиропатрона, если, правда, его цепь под воздействием вибраций не нарушится, — ответил я.

Немного подумав, Михаил Кузьмич огласил принятое им решение:

— Восстанавливать цепь не будем. Задача первого пуска будет выполнена при успешной работе и одной первой ступени.

И, обращаясь ко мне, в достаточно жесткой форме сказал:

— А тебе здесь делать нечего. Отправляйся в бункер и помоги Матренину.

Так, в силу обстоятельств, сложившихся в связи с эпопеей с разъемом ШПС-2, явившейся, по сути говоря, для меня подарком судьбы, получил команду идти в бункер. Иначе я остался бы на стартовой площадке рядом с В.А. Концевым.

Выполняя решение Главного, зашел в передвижной командный пункт и по телефону сообщил А.С. Матренину о принятом решении, а также сказал, чтобы он начал набор схемы на пуск и что я иду к нему. Выйдя из машины, доложил В.А. Концевому, что иду в бункер по указанию Михаила Кузьмича. Прошел мимо сидевшего в одиночестве маршала М.И. Неделина и стоявших в трех-пяти метрах от него начальника полигона К.В. Герчика, его заместителя А.И. Носова, начальника Первого управления полигона Е.И. Осташева, командира войсковой части А.А. Кабанова, старшего адъютанта Главкома Ракетных войск Н.М. Салло и пошел в сторону бункера. На полпути встретил Г.Ф. Фирсова, направившегося к пусковому столу. Он меня остановил и расспросил о последних событиях. Обменявшись информацией, мы разошлись каждый по своей, уготованной судьбой дороге: я — в бункер, а он — к пусковому столу."

В этот предстартовый час лестница для подъема на установщике, как центральная магистраль, была сильно перегружена. Гражданские и военные испытатели поднимались и спускались беспрерывно.

Внизу у лестницы ждал своей очереди входивший от разработчика ракеты в "двигательную" команду инженер Б.М. Лавриненко. Ему предстояло подняться на верхнюю площадку обслуживания, чтобы еще раз убедиться, что дренажная система баков функционирует нормально. Он ранее уже выполнил необходимую для этого операцию и открыл нужные краники. Но получил приказ проконтролировать дополнительно.

Поднявшись на площадку, проверил руками и визуально положение нужных краников, а на слух получил дополнительное подтверждение — все в порядке. Спускаясь вниз по лестнице, чтобы доложить о выполнении задания, встретил поднимавшегося наверх инженера В.А. Кошкина, которому, в свою очередь предстояло проконтролировать эту же операцию, но уже по линии своего руководства — заместителя главного конструктора двигателя Г.Ф. Фирсова. Б.М. Лавриненко попытался уговорить его отказаться от этой затеи, поскольку только что во всем повторно удостоверился лично. Но приказ есть приказ. И В.А. Кошкин продолжил свой путь наверх. К сожалению, у него не осталось времени спуститься назад, а у заместителя Главного конструктора маршевого двигателя Г.Ф. Фирсова — выслушать доклад своего подчиненного.