Внеочередной партком

Внеочередной партком

При социалистической системе управления функции государства распределялись между "тремя китами": Коммунистической партией, советом министров и Профсоюзами. Причем, первый "кит" определял всю политику страны. Правда, существовал еще один, самый главный "кит", но это был чисто "свадебный генерал", который ничего не решал, хотя формально и имел самые большие права — это Верховный Совет СССР.

Такая субординация в руководстве с теми или иными вариациями оставалась незыблемой до уровня производственного предприятия, где происходило перераспределение прав и обязанностей в такой последовательности: руководитель организации, секретарь партийного комитета и председатель профсоюзного комитета. Но, самое главное, вместе с этой трансформацией распределения реальной власти происходило и качественное изменение в подходе при назначении на партийный "трон".

Если выборы первого лица страны — первого секретаря ЦК КПСС происходили по своим, известным синклиту власти, правилам в жесткой борьбе за кресло лидера, то совсем по другой схеме выбирали секретаря партийного комитета. Им становился сотрудник организации, который практически никогда до этого не занимал руководящих административных постов, но пользовался авторитетом и, самое главное, был обычно молод.

Избрание в состав членов парткома не давало особых преимуществ. Работая там и одновременно исполняя свои непосредственные обязанности, человек набирался руководящего опыта. Это была школа, из которой в дальнейшем выходили перспективные организаторы производства. Поэтому, в отличие от высших эшелонов власти, партийная работа была, порой, большой дополнительной нагрузкой. Для тех же, кто кроме инженерной деятельности не видел сферы применения своего потенциала и хотел работать в области избранной профессии, назначение секретарем парткома было даже нежелательным актом. И не все с большой радостью соглашались на этот хлопотливый и ответственный пост. Как пишет в своих воспоминаниях бывший парторг ОКБ Б.И. Губанов, его попытка отказаться от такого поста ни к чему не привела. Заключительная беседа с Главным закончилась словами последнего:

— Это не только мое личное мнение. Быть тебе секретарем или нет — не я решаю. Слово за делегатами конференции. Изберут — будешь работать. Со своей стороны, в случае твоего избрания, обещаю активную поддержку и помощь.

Существовавшая система выбора партийных лидеров и партийных комитетов обеспечивала на уровне организации создание системы, выражавшей интересы большинства. Партийный комитет, при надлежащем взаимопонимании, был большой силой в руках руководителя организации в процессе проведения технической политики. И в этой ипостаси являлся, несомненно, прогрессивным органом, активно влиявшим в том числе и на политику Главного.

Одним из важнейших вопросов в деятельности партийного комитета была и работа с кадрами, которая немыслима без руководящей роли в ней начальника предприятия.

Многое изменилось за тот небольшой в историческом плане промежуток времени, некоторые уже забыли о своем "коммунистическом" прошлом, но это расширенное заседание партийного комитета в конструкторском бюро помнят до сих пор, оно осталось в памяти всех его участников.

Повестка дня была действительно неординарна — на обсуждение выносился вопрос о соответствии занимаемой должности начальника отдела, отвечавшего за один из сложных участков летной отработки ракет. По существовавшей тогда традиции партком состоял из представителей среднего и низшего звена сотрудников конструкторского бюро, а высший эшелон власти олицетворялся Главным конструктором. При таком подходе партком действительно являлся собирательным умом, отражавшим мнение коллектива.

Сложность рассматриваемого вопроса состояла в том, что речь шла об опытном, несомненно большом специалисте в своей области инженере, имевшем определенные заслуги в ракетной технике, однако бывшем явно не в ладах с самокритичным отношением к своей персоне. Это способствовало развитию синдрома непогрешимости, проявлявшегося, в первую очередь, в гипертрофированно развившемся вкусе поучать, морализовать. Была и еще одна немаловажная деталь: на работу в Днепропетровск он был приглашен лично М.К. Янгелем из конструкторского бюро С.П. Королева и пользовался большим доверием Михаила Кузьмича, в кабинет которого у него была прямая дорога, минуя всех заместителей Главного.

Однако это была лишь чисто внешняя канва возникшей ситуации, ее видимая часть, определявшаяся особенностями характера руководителя. Суть же конфликта была значительно глубже и его скрытая от стороннего наблюдателя сторона была непосредственно и напрямую связана со спецификой отработки ракет в процессе летных испытаний. Дело в том, что начальник отдела возглавлял телеметрическую службу конструкторского бюро, в обязанности которой входило проведение измерений и контроль всех процессов, протекавших в системах ракеты во время ее полета на активном участке траектории и последующего движения отделившейся головной части в плотных слоях атмосферы.

Важность телеметрических измерений и их место в создании новой машины определялись особенностями летной отработки ракет. Создатели ракетной техники, по сравнению с авиационными конструкторами, находятся несравненно в более невыгодных условиях. Опытный образец самолета проходит длительные испытания, включающие взлеты, выполнение заданных фигур, режимов полета, посадки под "руководством" опытнейшего летчика-испытателя, который по своему положению становится связующим звеном между машиной и ее создателями. Именно летчику-испытателю, являющемуся профессионалом высшего класса, доверяют выявить все особенности поведения самолета в процессе его "обучения летать".

"Летная жизнь" конкретной ракеты измеряется минутами, и повторить ее полет нельзя. В лучшем случае, по остаткам в районе падения можно попытаться восстановить особенности работы отдельных узлов и агрегатов. Аварийные пуски при летно-конструкторской отработке новой машины, как показывает практика, обычное явление, и единственным источником информации о работе всех систем борта ракеты являются телеметрические измерения, проводимые с помощью установленных датчиков и регистрирующей аппаратуры.

В этой ситуации роль службы телеметрии необыкновенно возрастает, без нее просто нельзя обойтись, и вместе с тем ее функции являются, по существу, чисто информационными, дающими возможность установить причины ненормальной работы или же выявить неучтенные факторы, возникающие в процессе полета.

Однако, именно в силу того, что держателями информации о работе систем ракеты в полете являлись телеметристы, и они всегда первыми докладывали о результатах полученных изменений, у руководителя сложилось ложное мнение о возможностях своей службы.

Взяв на себя функции последней инстанции в оценке достоверности происходящего на борту ракеты в полете, он невольно встал на позицию, что специалисты службы телеметрии могут анализировать работу всех систем и выдавать рекомендации для устранения обнаруженных недостатков. Тем самым ставился под сомнение факт компетентности разработчиков систем, лучше которых, конечно же, никто не знал особенностей заложенных решений. При таком подходе им отводилась непонятная роль в совершенствовании создаваемой машины.

Позиция непогрешимости и самомнения, что телеметристы лучше всех знают ракету и понимают работу всех ее систем, что именно они проводят отработку, что за ними последнее слово, инициировала в собственных глазах ореол незаменимости. В духе подобных настроений воспитывал руководитель и своих подчиненных, которые тоже все больше утверждались во мнении своей главенствующей роли в летной отработке ракет.

Справедливости ради следует отметить, что подбирать кадры руководитель умел, создав жизнеспособный энергичный коллектив, практически полностью состоявший из молодых специалистов. На какой-то период у него на поводу оказался и Главный конструктор.

Сложившаяся на первых порах традиция, переросла в правило: при обсуждении результатов очередного пуска телеметристы не только докладывали о том, что произошло в полете, но предлагали (фактически подменяя проектантов и конструкторов), что и как делать. Сложившаяся ситуация негативно сказывалась на ходе дальнейшей отработки систем.

Таково было истинное положение дел, которое в конечном итоге определяло атмосферу, царившую на заседании партийного комитета. Это и было поставлено в вину руководителю службы телеметрии. Кроме того, выступавшие единодушно отмечали заносчивость, грубость, игнорирование чужого мнения, менторский тон, неумение работать с людьми, давшие бурные всходы на почве переоценки своей личности. Все это отрицательно сказывалось не только на работе внутри своего коллектива, конструкторского бюро, но и со смежниками, создав в конце концов определенную ситуацию отторжения.

Но на защиту обсуждавшегося решительно встало руководство конструкторского бюро в лице Главного и его заместителей. Сложность рассматриваемого "дела" определялась еще и тем, что к имяреку благоволил Оборонный отдел обкома партии, явно поддерживая своим "теневым" мнением. А в то время эта инстанция формально по многим параметрам могла "поправить" даже Главного конструктора, во всяком случае играла определенную роль для составления мнения в верхах.

О начале обстановки на заседании и нелицеприятном обсуждении можно судить по отдельным репликам присутствовавших:

— Он же, Михаил Кузьмич, Вас гипнотизирует тем, что медленно произносит слова, чтобы подчеркнуть свою значимость.

— Понимаете, Михаил Кузьмич, в конструкторском бюро есть большая лужа, все ее обходят, а Вы не замечаете.

Как вспоминал впоследствии один из присутствовавших, секретарь партийного комитета позволил себе даже такую фразу:

— Михаил Кузьмич, в конце концов надо быть мужчиной.

В своем выступлении, несмотря на единодушие присутствующих на заседании, Главный остался верен своей позиции и охарактеризовал обсуждаемого как хорошего руководителя и специалиста, знающего свое дело, поставившего службу телеметрии в конструкторском бюро.

— Я спокоен за этот участок работы и своего согласия на снятие не даю — закончил свое выступление Главный.

Обстановка становилась взрывоопасной, такого резкого и открытого противостояния история молодого конструкторского бюро еще не знала. Подводя итоги эмоциональной и нелицеприятной дискуссии, секретарь партийного комитета Б.И. Губанов закончил предельно остро:

— Михаил Кузьмич! — обратился он к Главному. — Терпение у коллектива достигло критической точки. Мы долго возились с товарищем, выслушивали бесконечные на него жалобы, сыпавшиеся со всех сторон. Было достаточно времени оглядеться, чтобы не поставить себя вне коллектива. Если Вы не даете своего согласия, то я вынужден поставить вопрос на голосование парткома, членом которого Вы являетесь. Пусть партком принимает решение.

Сложившуюся ситуацию после заседания один из острословов определил достаточно точно: "Стали козлы со слонами бодаться". Председательствующий же, сформулировав предложение, объявил, что голосуют только члены парткома.

В напряженной тишине все, принимавшие участие в судьбе обсуждавшегося руководителя, медленно, но решительно подняли руки и, не шелохнувшись, с замиранием сердца ждут — как поведет себя Михаил Кузьмич. А он вынул носовой платок (было жаркое лето), медленно вытер пот со лба и тоже поднял руку. В результате получилось, что решение принято единогласно.

Какие чувства боролись в этот момент в душе первого лица организации? По всему было видно, как нелегко ему давалось это решение. Но он поборол себя. И это была победа, и прежде всего — победа Главного, и не только над самим собой. Это был и глубоко осознанный акт человека, сумевшего в острой ситуации стать выше собственных амбиций и тем самым еще больше укрепить свой авторитет в глазах сослуживцев, который зижделся на приоритете коллективного перед личным. Конечно, он мог затянуть решение вопроса о снятии руководителя телеметрического подразделения и тем самым сбить накалившиеся страсти. Но Михаил Кузьмич, как никто другой, умел считаться с общественным мнением, мнением большинства. Всегда и при всех обстоятельствах оно было для него законом.

Перед новым молодым руководством службы в условиях нараставшего объема измеряемых величин, характеризующих работу систем ракеты в полете, сформулировали четкую задачу: телеметристы должны выдавать качественную и в необходимом объеме достоверную информацию об измеряемых параметрах с учетом возникающих замечаний, сравнивать ее с другими машинами, но не ставить диагноз, а тем более навязывать рекомендации, кто, что и как должен делать. Анализ летных испытаний — это коллективный труд всех разработчиков систем, а не одного подразделения. Доработкой конструкции должны заниматься специалисты по принадлежности узлов, ибо лучше их никто это не может сделать.

Дальнейшая работа коллектива по новым проектам показала незыблемость общеизвестной истины: свято место пусто не бывает. "Обезглавленный" коллектив, несмотря на все усложнявшуюся тематику, в обстановке "оздоровленного" микроклимата успешно решал задачи, связанные с получением и обработкой телеметрической информации, записываемой при пуске ракет, без которой невозможен анализ проведенных летных испытаний.

Но как показали дальнейшие события, это не был финал истории с кадровыми перестановками в отделе телеметристов. Закончилась она только для возмутителя спокойствия. Ему поручили новый участок работы — организовать подразделение, занимающееся измерениями и изучением вибраций элементов конструкций. Опальный начальник отдела, получив хороший жизненный урок, успешно (в профессиональных возможностях его никто не сомневался) поставил новое дело.

Вопрос же о том, кому быть новым руководителем подразделения, оказался не таким простым. Дальнейшее развитие событий показало, что история конфликта Главного с коллективом имела второй акт, на протяжении которого во главе отдела телеметристов находился "И.О." — исполняющий обязанности.

У М.К. Янгеля имелось свое мнение по кандидатуре на важнейший участок экспериментальной отработки ракет. На примете был очень энергичный молодой инженер. Но скажем откровенно: его технический уровень оставлял желать лучшего. А вот этого-то вовремя и не успел распознать Главный. Он только знал, что его мнение не находит достаточной поддержки в службе испытателей, а потому и не торопился с новым назначением.

Но время не стояло на месте. Во главе партийной организации конструкторского бюро стал новый парторг — молодой инженер В.Я. Михайлов. Решительный и энергичный, он, зная хорошо все перипетии затянувшегося процесса, от имени партийного бюро просил М.К. Янгеля ускорить решение вопроса.

— И вот наступил день, — вспоминает по прошествии многих лет секретарь парткома, — когда Михаил Кузьмич, решив принять окончательное решение, пригласил в кабинет претендента на должность, работавшего в то время ведущим инженером.

Главный сидел за своим рабочим столом без пиджака. Белая рубашка контрастировала с шоколадным полигонным загаром. Привстав, он сделал дружелюбный жест, пожал руку вошедшего и без обиняков спросил:

— Как, обдумал мое предложение?

— Обдумал и согласен, Михаил Кузьмич.

— Тогда докладывай.

— А что докладывать, все ясно. Оперативный анализ информации во время испытаний, без всякого сомнения, позволит существенно сократить сроки и стоимость отработки изделия.

— Стоп, стоп, дорогой, — явно неудовлетворенный такой поспешностью и легкостью, с которой подходил к столь серьезному делу энергичный претендент, — остановил его Главный. — Я рад, что в постановке задачи мы с тобой единомышленники. Но прежде всего хотелось бы услышать предложения, как лучше в конструкторском бюро организовать постановку оперативной диагностики.

— Докладываю. Вот структурная схема, штатное расписание, проект положения о службе телеметрии.

Главный пододвинул к себе бумаги и, быстро взглянув на них, спросил:

— Не много ли запрашиваешь?

— Думаю, даже маловато, но на большее не решился.

— А какие предложения по людям? Персональная расстановка есть?

— Есть, Михаил Кузьмич.

— Оставь бумаги. Я с ними поработаю. Будь на месте, возможно, ты мне понадобишься.

И сразу по внутреннему селектору пригласил к себе испытателей. Через несколько минут в кабинет вошли заместитель главного конструктора по испытаниям ракет В.В. Грачев и ведущий специалист по телеметрии, тот самый "И.О.", который успешно выполнял свои временные обязанности.

— Так что, укрепляем телеметрическую службу? — обратился к вошедшим главный.

— Нужное дело, Михаил Кузьмич. Однако Ваше предложение по кандидатуре нового руководителя многими не воспринимается, — ответил его заместитель.

— Непонятно. Поясните, чем не угодил.

— Михаил Кузьмич, в вопросах телеметрии у кандидата нет, к сожалению, должной технической подготовки. И потом, настораживает одна черта его характера. Не в меру любит власть.

— Может тебе она мешает? — отреагировал, усмехнувшись, Главный.

— Все в меру.

— Преувеличиваешь, дорогой. Ловлю себя уже не раз, что моя мягкость против меня же и оборачивается.

— Может быть, Михаил Кузьмич.

Наступила неловкая пауза. Главный явно не ожидал такого поворота. Переведя взгляд на хранившего до сих пор нейтралитет "И.О.", как бы спросил:

— Ну, а что ты, молчун, тоже против?

— Михаил Кузьмич, — пытаясь прервать невольно возникшую неловкую паузу, выдавил из себя "И.О.", — я согласен с Виктором Васильевичем. Из одной крайности мы бросаемся в другую. Какой смысл подчинять службу человеку, который в нашем деле, простите, ни "гу-гу". Ведь речь идет не о назначении командира роты измеренцев, а о руководителе ансамбля телеметристов. Тут нужен знающий технический дирижер.

— Да, да, дорогие мои, вот где боком вылезает моя терпимость. Разбаловал я Вас.

— Михаил Кузьмич. Будь на вашем месте другой человек, мы, возможно бы, и промолчали. Вам же говорим, как думаем. По делу согласны. Надо усиливать роль службы телеметрии. По начальству… Впрочем, решайте. Если будет приказ на вашу кандидатуру, будем поддерживать и его в новой роли, выполняя решение Главного, — резюмировал мнение коллектива заместитель М.К. Янгеля.

— Умно очень. Штаны поддерживать помогать, когда сами уже пуговицы отрезали, — думая о чем-то своем, пробурчал Главный. — Ладно. Наговорились. Вы свободны. Спасибо за откровенность.

Михаил Кузьмич, когда вышли испытатели, непроизвольно взглянул в окно и невольно отметил, что с утра такое ясное небо заволокло тучами.

— Видно, к дождю, — как бы между прочим промолвил он, потирая ноющую ногу.

От утреннего хорошего и бодрого настроения не осталось и следа. На Главного конструктора навалилась тяжесть досады, раздумье. Было о чем подумать и мне, секретарю парткома…

Развитие событий показывало, что принятое решение, не скрепленное делом, ничего не стоит.

Пробежали в ожидании для заинтересованных сторон несколько дней, в течение которых Главный предпринял шаг, оставшийся достоянием только двух человек. А произошло следующее.

В телеметрическую службу неожиданно позвонила секретарь и передала инженеру В.Д. Кудину, что Михаил Кузьмич приболел и поэтому просит зайти к нему в гостиницу.

Инженер был крайне удивлен, он не был руководящим работником, приближенным к начальнику предприятия, и не мог догадаться о причине вызова. Но приказ есть приказ, да и идти-то совсем рядом, так как гостиница находилась невдалеке.

Робко постучав в дверь и получив разрешение, он в нерешительности (зачем потребовался "самому"?) вошел в комнату. Главный дружелюбно поприветствовал его и сразу спросил (было время обеденного перерыва)

— Ты обедал?

Получив утвердительный ответ, предложил сесть и выпить рюмку коньяка. Это как-то сразу сняло напряжение — слишком уж неординарной была для рядового инженера ситуация.

— Ты знаешь, зачем я пригласил тебя? — доверительно начал Михаил Кузьмич. — Я долго думал и все же, как ты знаешь, решил подписать приказ о снятии начальника отдела. Это не моя прихоть, более того, очень не хотел этого, но меня поставили в такие условия, буквально задавили, что вынужден это сделать. Однако, прежде чем окончательно принять решение, думаю посоветоваться с тобой. Не можешь ли ты мне помочь? Как ты думаешь, кто, по твоему мнению, мог бы возглавить отдел?

Инженер, не раздумывая, назвал фамилию "И.О."

Главный сразу как-то оживился:

— Ты знаешь, снимаемый начальник отдела в качестве своего преемника назвал мне эту же кандидатуру. И после некоторой естественной паузы:

— На том и порешим. Пусть будет так.

Поблагодарив инженера за помощь при решении трудного вопроса, Главный отпустил его. Но почему выбор "советчика" пал именно конкретно на этого инженера? Оказалось, что он запомнился М.К. Янгелю как автор альтернативного предложения во время памятного обсуждения состояния дел в одном из секторов отдела телеметрических измерений, на котором присутствовал Михаил Кузьмич.

На следующий день был объявлен приказ о назначении бывшего "И.О." полноценным руководителем службы измерений. Работа пошла в гору.

Совсем в другом духе развивались события, когда, опять же по инициативе партийного бюро, был поставлен вопрос о соответствии должности начальника отдела, в ведении которого находилась секретная документация. Занимал ее человек, уволенный из органов госбезопасности. Было очень много сигналов, в которых все характеризовали его как преисполненного чувства важности собственной персоны на столь ответственном посту по охране государственной тайны. Именно он подготовил приказ на лишение инженера, решившего покинуть ряды ВЛКСМ, права пользования секретными документами.

Не понял и не воспринял руководитель отдела и критику, прозвучавшую во время обсуждения на заседании парткома, по-прежнему оставаясь при своем мнении и считая, что его методы руководства и взаимоотношений с сотрудниками конструкторского бюро находятся вне обсуждения. А они, между прочим, в одном из выступлений были охарактеризованы как "держимордовские".

Все ждали, что думает по поводу происходящего Главный. А до него уже не раз доходили сигналы о произволе блюстителя секретного режима. Своим же поведением обсуждаемый лишь подтвердил правильность сложившегося мнения.

В своем кратком выступлении М.К. Янгель четко и ясно сформулировал роль и место секретной службы и ее руководителя по охране документации. Заключительные слова лишь выразили общее мнение. Назвав по имени и отчеству обсуждаемого, он сказал:

— …Мы не можем больше тебя терпеть!

Так был решен еще один кадровый вопрос.

Мнение коллектива для Главного всегда было определяющим и во всех ситуациях — высшим судьей. Особенно в ложных и запутанных, когда личное представление могло оказаться субъективным. Известен случай, когда он подписал приказ об увольнении одного работника, не согласовав, как это было положено, предварительно с профкомом. Встав на защиту обиженного, профсоюзная организация выработала свою резолюцию, в которой оспаривала неправильное решение начальника предприятия. Михаил Кузьмич принял председателя профбюро, внимательно выслушал все доводы и отдал распоряжение отменить свой приказ.

Обсуждаемые ситуации формально можно квалифицировать как коллизии Главного с коллективом. И поведение в них руководителя неадекватно. Но на поверку оно всегда было подчинено только одной цели — интересам дела.