Феномен личности

Феномен личности

При жизни, для тех, с кем был связан по роду деятельности, Михаил Кузьмич Янгель был не просто Главным конструктором, но и Человеком с большой буквы. Для всей остальной страны с двухсотпятидесятимиллионным населением (а тем более остальных землян) сведения о нем хранились за "семью печатями" всевидящих органов, ведавших охраной государственных тайн. Именно он — Главный конструктор, творивший на переднем крае научно-технического прогресса, тем более в такой области, как ракетная техника, имевшей в первую очередь огромнейшее значение для обороноспособности и обеспечивавшей лидирующее положение Великой державе, являлся одним из наиболее "закрытых" людей.

Широкой общественности через средства массовой информации был внедрен в сознание некий мифический фантом безымянного Главного конструктора ракетно-космических систем, которому в равной степени приписывались достижения в области военной и космической техники многих коллективов высококвалифицированных профессионалов "почтовых ящиков", возглавлявшихся такими крупнейшими представителями конструкторской мысли в ракетной технике как С.П. Королев, М.К. Янгель, В.П. Глушко, В.Н. Челомей и многими другими создателями различных систем, без которых не может стартовать и достигнуть цели ракета. Единственное преимущество для людей "невидимок", творивших в сверхсекретных областях техники, которое давала система, установленная органами государственной безопасности — полное отсутствие нагрузки славой. Применительно к ним, как и к их сподвижникам, представителям "закрытых профессий" уже само слово ракета являлось великой тайной. И в том была определенная несправедливость не только персонально к ним, как личностям, но и народу огромной страны, не имевшему права знать имена своих лучших представителей. Среди них — Михаил Кузьмич Янгель, даже на фоне крупнейших деятелей ракетной техники являвшийся неординарной личностью, оставившей глубокий след не только в технике, но и в сердцах всех, кто его знал по совместной работе и вне стен служебных помещений. А потому жизненные уроки Начальника и Главного конструктора Особого конструкторского бюро М.К. Янгеля имеют большое значение для общества и достойны такого же изучения, как и его инженерное наследие.

Он не сделал научных открытий, не вывел новых неизвестных до того закономерностей, не оставил научных трудов и монографий. И бесполезно искать научные труды М.К. Янгеля в общепринятом их понимании. Заполняя обязательную анкету при вступлении в должность Главного конструктора в графе "Имеете ли научные труды, изобретения" он написал: "Не имею". Как свидетельствует кандидат технических наук, начальник сектора А.Д. Гордиенко, "памятны две попытки включить М.К. Янгеля в число авторов заявок на изобретения, его причастность к которым была абсолютным фактом. Ничего не вышло. Наотрез отказался. Больше к нему с этим не ходили. Жаль и несправедливо, ибо давлеющая часть отличных технических решений так или иначе связана с основополагающими идеями лично Михаила Кузьмича". И тем не менее заслуги Главного в науке бесспорны. Возглавляемые им Советы Главных конструкторов проходили с непременным участием крупнейших ученых страны. В таких контактах последние стремились найти темы для постановки новых задач, открывающих неизвестные области для научных исследований. И он отвечал взаимностью, будучи необыкновенно щедрым на новые оригинальные идеи. Его деятельность на посту Главного конструктора, который концентрировал на едином направлении работу десятков и сотен организаций, оставила глубокий след в науке, получила высокую оценку крупнейших ее представителей.

А воспитанниками и последователями М.К. Янгеля были развиты новые научные направления, в которых практические предложения не были "высосаны из пальца", а явились следствием становления новых конструкторских проектов. Их перу принадлежат серьезные монографии, опубликованные в самых престижных изданиях.

Михаил Кузьмич не был конструктором в сложившемся традиционном инженерном понимании старых времен, не изобрел лично новых конструкций, ему не принадлежат разработки, ставшие основополагающими в отрасли. Но он сделал большее — создал самобытную конструкторскую школу со своим стилем, почерком, а главное, собственным направлением, которое фактически определило пути становления боевой ракетной техники второй половины ХХ века. Его идеи и замыслы, его понимание основных тенденций развития техники, сделали эпоху в боевом и космическом ракетостроении. Именно школой Янгеля в последующем была создана лучшая в мире боевая ракета.

Он не оставил мыслей, "как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей", как стать лидером в любой ситуации. И тем не менее влияние его на окружающих на всех ступенях служебной иерархии было безусловным. Его любили, боготворили, ему верили, к нему стремились. Его "университеты" служили прекрасной школой воспитания подлинно человеческих морально-этических ценностей — честности, принципиальности, порядочности, благородства, бескомпромиссности в принципиальных ситуациях и мужества.

В 50-60-х годах уходящего столетия в ракетной технике это был несомненно глубоко демократичный харизматический лидер.

Чтобы понять М.К. Янгеля, нужно представить его таким, каким он запечатлен на скромных фотографиях середины шестидесятых годов.

Довольно крупные черты слегка продолговатого скуластого открытого и по-своему строгого лица. Ровный высокий лоб, обрамленный неизменной подчеркнуто простой незамысловатой короткой прической — бобриком волос, посеребренных тяжелой интеллектуальной работой. В чертах лица удивительным образом сочетались мужественность и мягкость, мудрость и простота. Открытый, с налетом грустинки (фотограф поймал момент) взгляд внимательных добрых глаз. Взгляд, неизменно сопровождавшийся скромной, доброжелательной, порой со смешинкой, мягкой улыбкой, дополняемой вспышками очаровательной лукавинки, скрывавшейся в краешках плотно сжатых губ. В минуты раздумья — это взгляд уставшего человека, взвалившего на свои плечи ответственность за титаническую работу государственной важности, сопряженную с огромным риском, колоссальными материальными затратами и сжатыми сроками исполнения. В жизни пришлось немало выстрадать, и страдания сделали его сильнее. И все же главным в портрете Михаила Кузьмича была обескураживающая улыбка, которая действовала совершенно неотразимо на всех окружающих — и своих сотрудников, и смежников. В неповторимой янгелевской завораживающей улыбке кроется секрет его доведенной до совершенства коммуникабельности. Он никогда громко и шумно не выражал свой восторг, а улыбался также величественно и с достоинством, как и держал себя во всех самых сложных ситуациях.

Высокий, худощавый, подтянутый, несколько укрупненного телосложения, со слегка наметившейся сутулостью. Про таких в народе говорят — ладно скроен. За всем чувствовалось, что фигуру эту формировал умелый каменотес — труд.

Запоминающаяся неторопливая, размеренная походка. Несуетлив и точен в движениях, полное отсутствие каких бы то ни было порывистых взрывных реакций на окружение и, в то же время, внешне не скован, раскрепощен. Запоминалась манера разговора — спокойная, рассудительная. Голос слегка приглушенный, с характерным, чисто янгелевским, прононсом.

Какое-то особое обаяние проявлялось во всем: и во внешности, и в мягкой улыбке, и в манере разговаривать. И еще одна черта, которую ощущал каждый, — глубочайшая внутренняя интеллигентность. Он притягивал к себе, как магнит, силой неповторимого очарования.

На трибуне — это признанный оратор, с хорошей дикцией, сопровождавшейся лаконичной выразительностью и интонацией человека, привыкшего владеть аудиторией. Понятный, подкупающе простой доверительный литературный язык. Выступления всегда были содержательными, поражали отточенностью формулировок, принципиальностью в постановке вопросов, конкретностью предложений, убежденностью, умением заинтересовать аудиторию. Речь была лишена внешних театральных гиперболизированных эффектов. Говорил спокойно, но в нужные моменты как бы весь взрывался настолько, насколько требовал момент. В эти моменты его речь приобретала огромный полемический накал. Среди немногих сохранившихся кадров кинохроники особую значимость, пожалуй, имеют запечатлевшие момент выступления Главного на торжественном общезаводском митинге, посвященном вручению правительственных наград. Сколько энергии, порыва, экспрессии! Он весь устремлен вперед, выразительно сжаты руки, во всем облике чувствуется огромная одухотворенность. Оратор убеждает, увлекает, озадачивает.

Обладая даже только такой информацией, люди, впервые видевшие его, безошибочно определяли, кто из многочисленных присутствующих в группе М.К. Янгель. Более того, многие неизменно отмечали необъяснимое чувство, которое возникало при встрече, даже если она была чисто случайной и мимолетной, что с этим человеком они, казалось, были знакомы уже ранее. Он обладал безусловным обаянием и как человек, и как мужчина.

"В мой кабинет, — рассказывал руководитель советского представительства в США В.П. Бутусов, — вошел молодой стройный человек с открытым симпатичным лицом, копной черных волос, красивыми глазами. Через двадцать-тридцать минут я почувствовал, что знаком с ним минимум несколько лет, — таким было обаяние Миши, как я вскоре стал его по-дружески называть… В Янгеле мне понравилось, что он всегда чисто выбрит, деловит, аккуратно одет. Говорил только о работе".

— Находясь в служебной командировке, — как бы невольно продолжая эту мысль, вспоминает инженер конструкторского бюро, — мы поднимались по широкой парадной лестнице старого образца административного корпуса НИИ-88. Навстречу спускался высокий представительный человек. Поравнявшись, приветливо поздоровался с нами, и как-то непринужденно — доброжелательно поинтересовался у моей спутницы (а это была бывший сотрудник НИИ-88, опытный конструктор Л.Н. Спрыгина):

— Что нового, как идут дела?

Я, будучи молодым специалистом, проработавшим "без года неделю", мало еще кого знал. Но лицо этого человека мне показалось очень знакомым, однако никак не мог вспомнить, где его видел раньше. Поэтому спросил у своей спутницы:

— Кто этот человек?

— Он будет нашим главным конструктором, — ответила она.

Так состоялось знакомство с М.К. Янгелем. И тут я понял, что видел его впервые…

Не менее интересное наблюдение сделал ведущий конструктор В.Л. Катаев:

— Когда стал работать в конструкторском бюро, а принимал меня Будник, так как Михаил Кузьмич был в командировке, то обратил внимание, что со мной все время первым здоровается какой-то неизвестный мне человек. Я поинтересовался:

— Кто этот здоровый мужик?

— Как кто, — ответили мне, — это же Главный конструктор.

— И невольно, — продолжает В.Л. Катаев, — протягивается ниточка к человеку: вы единомышленники, когда приветливо здороваетесь. Когда человек производит хорошее впечатление — это помогает в работе…

Пройдут годы и этот "мужик" рекомендует В.Л. Катаева на работу в одну из высших структур страны — оборонный отдел ЦК КПСС.

Расцвет творческой деятельности М.К. Янгеля приходится на годы, которые вошли в историю государства как хрущевская "оттепель" и брежневский "застой". Время сложное и противоречивое, подвергнутое коренной переоценке в наши дни. И одновременно это период, когда Советский Союз занимал на международной арене ведущие позиции Великой державы, что во многом определялось успехами в развитии ракетно-космической техники, одним из лидеров которой являлся М.К. Янгель — создатель новой школы в ракетостроении. Как очень метко заметил поэт Александр Кушнер:

Времена не выбирают,

В них живут и умирают.

Человек живет в свое время, из которого его нельзя вырвать, а потому история государства проходит через жизнь каждого ее гражданина. И счастье каждого в том, чтобы быть нужным своему времени таким, каким определила его судьба.

Есть люди, словно щедро наделенные особым даром ощущать веление эпохи. Непростой этот дар требует от человека немалого мужества, высокой шкалы нравственности, умения не поступиться принципами, самопожертвования во имя достижения цели. Но, видимо, только на этом пути и кроются богатейшие возможности наиболее полного раскрытия личности, реализации заложенных в человеке талантов.

У каждого времени свои идеи, свои принципы. Другое дело, как они реализуются. М.К. Янгель был выразителем всего лучшего, что давала человеку социалистическая система. Его защитная реакция на издержки, превратности строя — в преданности делу, убежденности в государственной необходимости его.

Вот тут-то невольно и подходим вплотную к загадке административного кредо Главного конструктора. Как, с помощью каких приемов удавалось налаживать и совершенствовать бесперебойную работу всех звеньев такой сложнейшей системы, как многоплановое конструкторское бюро и многочисленные коллективы смежных организаций, создавать настоящую творческую атмосферу, в которой никого не надо подгонять и наказывать? Как удавалось утверждать свой высочайший авторитет администратора и Главного конструктора, авторитет, рождавший почитание и преклонение? В чем секреты "педагогических" университетов М.К. Янгеля?

Грани таланта, определившие феномен личности Михаила Кузьмича Янгеля, невозможно вписать в прокрустово ложе стандартных характеристик. Ему, как никому другому, были присущи обостренное чувство нового, видение перспективы технической идеи и способность почувствовать время для наступления ее реализации, выдержка и самообладание в критических ситуациях.

Секрет огромного авторитета Михаила Кузьмича на всех уровнях служебной и житейской иерархии, в любых сложнейших ситуациях и острых коллизиях пытается раскрыть по прошествии уже почти трех десятилетий доктор технических наук профессор Н.И. Урьев, опираясь на личные впечатления от контактов с Главным. Вот его своеобразная трактовка образа основателя и руководителя ведущего конструкторского бюро Советского Союза.

В 1968 году Научно-технический совет КБ "Южное" представил разработанную нами систему "Лист" на соискание Ленинской премии. Это предложение поддержало Министерство среднего машиностроения. Михаил Кузьмич вызвал меня в Москву в Министерство и попросил привезти плакаты-иллюстрации к выступлению. При встрече в Министерстве он сказал:

— Ты напиши мне короткое сообщение, я поеду и буду докладывать лично. А ты возьмешь плакаты и поедешь со мной.

Ехать надо было на заседание военной секции Комитета по Ленинским и Государственным премиям, которое проходило в здании Генерального штаба, расположенного рядом с Арбатской площадью. Когда мы приехали, то заседание уже началось. Главный взял плакаты, сказал мне:

— Жди, — и вошел в зал заседаний.

От нечего делать стал рассматривать пустой вестибюль, в котором оказался. Запомнилось только, что он был отделан красивыми деревянными панелями. Через какое-то время огромные двери из зала заседаний распахнулись и в вестибюль стали выходить участники заседания. Такого большого собрания генералов с разным числом больших звезд на погонах я никогда не видел.

В окружении генералов вышел и Янгель. Никогда не забуду, как величественно он при этом выглядел и как искательно подходили к нему участники заседания, чтобы поздороваться с ним лично за руку. И в этот момент меня как молния поразило озарение. Мне открылась его сущность. Он не раб, и никогда не был рабом. И это несмотря на то, что в жизни и не раз приходилось испытывать несправедливость. Но в нем были живы гены его деда — черниговского крестьянина-бунтаря, от которого пошел в Сибири таежный янгелевский род.

Вот почему он никогда не унижал людей, которые его окружали. Он уважал их органически, как и себя самого. Ему не надо было для этого притворяться. А если к человеку относился брезгливо, то дела с ним в дальнейшем он не имел. И все, кто общался с Главным, ощущали в нем это "нерабство", включая С.П. Королева, Н.С. Хрущева и Л.И. Брежнева.

А замечательный организаторский талант, творческое мышление, техническая хватка, смелость, и даже дерзость при принятии решений, необыкновенное обаяние, духовная и чисто физическая и мужская красота, его начитанность и организованность, абсолютная порядочность — вот тот уникальный набор личных гармонически сочетавшихся качеств, которые воплотившись в образе Человека, администратора, главного конструктора ракетно-космических систем позволили ему выполнить главную цель жизни — создать уникальный коллектив конструкторского бюро "Южное". И все это брало свои истоки в главном его качестве — "нерабстве"…

Известно, что лакмусовой пробой настоящих человеческих качеств личности является поведение в пиковых и экстремальных ситуациях, когда порядочность, верность принципам и долгу, основанные на сложившихся взаимоотношениях, входят в противоречие с конкретной новой расстановкой сил, определяемых сложившейся конъюнктурой.

В 1963 году В.В. Щербицкий, занимавший высокий пост Председателя Совета Министров Украины, оказался в немилости у Главы государства. Человек принципиальный и честный, он не молчал, а высказывал свое мнение по поводу негативных преобразований, проводившихся в стране, а потому и не пришелся ко двору. Скорый на руку Н.С. Хрущев "попер" его, как было написано в одной из публикаций, из столицы в "ссылку" в Днепропетровск на прежнее место работы — Первым секретарем Днепропетровского обкома партии.

"В это нелегкое для Владимира Васильевича время, — пишет в своих воспоминаниях В.К. Врублевский, который многие годы киевского периода жизни В.В. Щербицкого был его помощником, — когда лишь сознание собственной правоты давало силы, он в полной мере познал и лицемерие "друзей", которые поспешили отречься от "опального премьера", и испытал моральную поддержку тех, кто разделял его настроения".

И среди этих немногих, на кого не повлияло изменение на политическом горизонте, кто остался верен былым хорошим отношениям, сложившимся в предшествовавший период деятельности В.В. Щербицкого в Днепропетровске, были М.К. Янгель и А.М. Макаров. В этот сложный период они оказывали всяческую моральную поддержку Владимиру Васильевичу.

Однако после снятия Н.С. Хрущева произошло второе возвращение опального В.В. Щербицкого в Киев, как говорится "на белом коне". Он вновь становится Главой правительства. И первыми "гостями" в здании Совета Министров Украины были М.К. Янгель и А.М. Макаров.

Доступность, простота и сердечность, неизменное внимание к собеседникам всегда были искренними и вызывали адекватную реакцию ответной откровенности и неограниченного доверия. А полнейшая самоотдача делу, ненавязчивая требовательность в сочетании со скромностью, вниманием и чуткостью к нуждам, запросам и предложениям сослуживцев и были тем цементирующим началом, которое обеспечивало успех любого начинания.

Фундаментом этой четко определенной и последовательно реализуемой жизненной позиции явились высокая культура общения, основанная на глубоком уважении человеческого достоинства, в котором данное слово являлось абсолютной гарантией взятого на себя обязательства, порядочностью во взаимоотношениях, цементировавшаяся не личной преданностью, а преданностью делу, доверие, как утверждение высоких морально-этических норм поведения. Все это проявлялось на любых уровнях и гармонично подкреплялось умением контактировать с людьми, находить соответственно обстоятельствам единственные ходы, которые делали их единомышленниками.

Убедить, но не обидеть, приказать в форме просьбы выполнить работу, поставить на место, но не оскорбить — на этих принципах держится глубоко развитое чувство уважения достоинства человека.

Способность быть убежденным и убеждать в этом других определялась тем, что в любом малом или большом деле Михаил Кузьмич исходил из глубоко прочувствованной ответственности за порученное дело. Высокая норма требовательности — родная сестра высокого профессионализма исполнителей.

Все, знавшие Главного конструктора в самых различных, особенно архисложных ситуациях, неизменно отмечали государственный уровень подхода к любому вопросу. М.К. Янгель пришел к славе и выдающимся достижениям через серьезные испытания, преодолевая не только технические трудности, но и упорно борясь с человеческой косностью и рутиной, техническим оппортунизмом. Все это вместе и определило цельность творческого портрета личности. Понимание важности и высочайшая мера ответственности за порученное дело, подкрепленное глубокой убежденностью в правильности принимаемых решений, отсутствие личной амбициозности, цементировали норму поведения во всех начинаниях, вселяли уверенность и придавали силу. Любопытный неизвестный ранее эпизод воспроизводит цитировавшийся выше Н.И. Урьев:

"Мною совместно с начальником лаборатории Г.И. Брюхановым в 1956 году был создан прибор для измерения в полете высокочастотных вибраций, с помощью штатной телеметрической системы "Трал", которому мы дали название "Днепр". Однако против установки его на ракету Р-12 категорически возражал начальник отдела телеизмерений. Довод один: уже есть договоренность со смежником на установку их системы измерений. И никакие доказательства преимущества нашего прибора во внимание не принимались. Вопрос поднимался даже на Научно-техническом совете, который вел В.С.Будник как первый заместитель главного конструктора. Но преодолеть упрямство противоборствующего начальника отдела и принять решение не удалось.

Будучи в командировке, в Москве, я обратился к М.К. Янгелю с просьбой:

— Михаил Кузьмич, разрешите мне предложить прибор Сергею Павловичу Королеву.

Он посмотрел на меня как на ненормального. Зная их взаимоотношения в предшествовавший период, а теперь, когда Янгель стал Главным конструктором, они стали соперниками, реакцию можно было понять. Но он вдруг неожиданно произнес:

— Ну хорошо, только ты потом мне расскажи о результатах переговоров.

И я пошел к Королеву. В назначенное мне секретарем время Сергей Павлович меня принял. Коротко рассказал ему, что представляет из себя прибор.

А почему Михаил Кузьмич не хочет установить его на своей ракете, — спросил он.

Пришлось пояснить, что на пути встал руководитель отдела телеизмерений, кстати выходец из королевского конструкторского бюро.

— Хорошо, — заключил Королев. Сделай мне 10 приборов, и я поставляю их на свою семерку.

— Сергей Павлович, лягу костьми, но сделаю, — поблагодарил я.

И тут же Королев взял трубку и, нажав на пульте нужную кнопку, выдал команду:

— К вам сейчас придет Урьев из Днепропетровска, включите его прибор в документацию по Р-7.

Вечером позвонил Михаилу Кузьмичу и рассказал о результатах визита к Сергею Павловичу. Выслушав меня, он спросил:

— У тебя есть еще дела в Москве?

— Нет.

— Тогда езжай в Днепропетровск.

Через два дня позвонила секретарь М.К. Янгеля и сказала, что меня приглашает Михаил Кузьмич. Когда зашел в приемную, секретарь попросила присесть и подождать. Через несколько минут входит руководитель подразделения телеметрии и, как обычно (а он пользовался особым расположением Главного, переманившего его из Москвы) направился прямо к двери, ведущей в кабинет. Однако на сей раз секретарь его остановила, сказав:

— Подождите.

Он сел явно недовольный таким оборотом дела, а секретарь, зайдя на несколько секунд в кабинет, пригласила:

— Вас обоих просит к себе Михаил Кузьмич.

Поздоровавшись, Главный пригласил сесть за маленький столик перед его рабочим столом.

— Почему Вы, — официальным тоном, что случалось с ним редко, — не ставите прибор на ракету? — задал вопрос Михаил Кузьмич.

Нужно было знать этого руководителя, его бесконечное упрямство, основой которого был не только профессионализм, но еще больше самомнение. Тоном, не допускавшим возражений, он ответил:

— Мы заказали другую систему и за нее уже проплачено четыре тысячи рублей, — решительно заявил он. И дальше нудным голосом стал обосновывать свою позицию, не жалея нелицеприятных эпитетов в сторону нашего прибора.

Тут надо сделать небольшое отступление. Наш прибор, кроме того, что он был свой, был в некотором плане более совершенен, так как в разумных временных пределах, с учетом возможного наступления критической ситуации, выдавал нужную информацию. В то же время конкурирующая система передавала на землю непрерывный поток всей информации, из которой потом, преодолевая трудности, необходимо было вычленить нужную.

Я заметил, как постепенно меняется выражение лица Михаила Кузьмича, не предвещавшее ничего хорошего.

И вдруг мгновенная реакция, резкий удар кулаком по столу и не подлежащее дальнейшему обсуждению решение:

— Сегодня же включить прибор "Днепр" в штатную документацию и доложить мне об исполнении.

Так была решена судьба нашего измерителя высокочастотных вибраций. Прибор пошел в серию и был установлен не только на ракете Р-12, но и на ракетах Р-14 и Р-16.

Эта беспрецедентная история ярко продемонстрировала государственное мышление Главного, которое всегда поднималось выше личных интересов.

Как руководитель Михаил Кузьмич был прост, доступен, ничем не давая понять разницу в служебном положении. Именно поэтому к нему шли, не задумываясь, с просьбой, за советом, без боязни быть непонятым, доверяясь какому-то внутреннему чувству. Люди тянулись к "Кузьмичу", как его с неизменным пиететом часто называли за глаза, пытаясь подчеркнуть тем самым неформальность взаимоотношений "начальник-подчиненный".

Неизменно внимательный к сослуживцам, умеющий выслушать и не остаться безучастным, прийти на помощь, поведать свои сокровенные мысли, "раскрыться" любому собеседнику, независимо от того, был ли это простой инженер, личный шофер или начальник любого ранга. Так было и на работе, и вне стен служебных помещений. Обладая обширными знаниями, слыл интересным рассказчиком. Используемые в беседах примеры и аналогии были неожиданны, глубоки и поучительны.

И вместе с тем М.К. Янгель не был ни альтруистом, ни ходячей добродетелью, а тем более аскетом. Неизменная доброжелательность и человечность были напрочь лишены какой бы то ни было сусальности. Слащавость и сентиментальность, как, впрочем, грубость и высокомерие — это в характере других героев.

Как и любому, ему "ничто человеческое не было чуждо": свои привязанности, свои слабости, свои увлечения. В часы отдыха становился заядлым рыбаком, любил бывать в кругу сослуживцев, был весел, прост, общителен, и никого не стесняло присутствие знаменитого гостя. Проникновенно пел задушевные народные песни, особенно своей далекой родины Сибири. Среди особо любимых — "Славное море, священный Байкал" и "По диким степям Забайкалья" — о мужественных людях суровых таежных краев, задушевная грустная лирическая "Черемуха" и отражавшая тяжелую долю простого народа "Лучинушка". Не забывал и о своих украинских корнях и с удовольствием "наспівував" со всеми "чудові" украинские мелодии. За всем этим чувствовались широкая человеческая натура, большой и нелегкий жизненный путь.

Преданным и благодарным своей суровой и неповторимой таежной родине он останется на всю жизнь. Сибирь любил, перефразируя слова великого поэта, "как сын, как русский, пламенно и нежно". И всегда и при всех обстоятельствах ему было дорого то, что напоминало о далеких таежных краях, даже в мелочах. Характерный эпизод вспоминает В.Е. Токарь, работавший в пятидесятые годы лаборантом в фотолаборатории.

— Как-то задержался на работе. Раздался телефонный звонок. На том конце провода у аппарата был Главный конструктор. Я представился. Он спросил, есть ли кто из руководителей лаборатории? Поскольку все уже ушли домой, попросил зайти к нему в кабинет. Пригласив сесть в кресло, Михаил Кузьмич поинтересовался как зовут. Когда услышал, что мое отчество Евтихиевич, сразу оживился:

— Так что, действительно, Евтихиевич? У нас в Сибири много Евтихиев и не только мужчин, но и женщины есть. Хорошее старинное русское имя, — задумчиво, как бы что-то вспоминая, медленно произнес он и легкой улыбкой озарилось его лицо. А затем Михаил Кузьмич поставил задачу:

— Правительство требует, чтобы мы срочно занялись конструированием двигателей. В четыре часа ночи я улетаю в Москву. Завтра необходимо докладывать на высоком уровне. Поэтому надо показать нашу производственную базу с самой лучшей стороны. Для этого необходимо сделать фотографии в цехах, где сейчас собираются серийные ракетные двигатели.

Я объяснил, что есть определенные трудности, прежде всего, связанные с режимом — нет допуска в эти цеха. Михаил Кузьмич сразу связался с начальником службы режима завода, и в вежливой форме попросил организовать проведение необходимого фотографирования. Работу я закончил в половине первого ночи. Принес все материалы в кабинет. Главный ждал и, приняв фотографии по описи, поблагодарил за работу.

— С тех пор, — заканчивает В.Е. Токарь, — где бы не встречал меня Михаил Кузьмич, он всегда здоровался с улыбкой:

— Привет, Евтихиевич!..

Племянница Михаила Кузьмича по матери В.А. Перфильева, вспоминая те далекие годы, рассказывает, что, бывая в сибирских краях в служебных командировках, он всегда изыскивал возможность хотя бы недолго побывать в родных местах. Подходя к отчему дому, снимал обувь, и так босиком, как в детстве, медленно и величаво шагал по мягкой пахучей весенней пашне. В костюме, увенчанном Золотыми звездами, белой рубашке, галстуке и… с полуботинками в руках, навстречу со своей молодостью шел Главный конструктор ракетно-космических систем.

Из далекой молодости пришла и страсть к рыбалке, сохранившаяся на всю жизнь. Этому хобби предавался в редкие часы отдыха, используя любую возможность всегда и при всех обстоятельствах: в Днепропетровске, в командировке на полигоне или на отдыхе в отпуске. И непременно не один, а с друзьями и сослуживцами.

А на рыбалке, как говорится, все во власти одной страсти — поймать как можно больше и обязательно самую большую рыбу, чтобы потом, раздвинув широко руки, показывать размеры улова и рассказывать о своих успехах.

Янгель не был бы Янгелем, если бы не придал этой увлекательной, но рутинной, процедуре свой "шарм". И вот уже объявляет условия конкурса для выявления победителей: кто, что может получить по окончании операции "рыбалка". Призы за первую пойманную рыбу, за самую большую, тому, у кого больше всех улов. Но "лауреатами" должны стать и те, кто поймал самую маленькую рыбку, и у кого улов меньше всех. Не будет забыт и тот, у кого на крючке окажется последняя поклевка. В результате смех, шутки, а самое главное, нет обиженных исходом проведенного времени. Все при призах. Побеждает, как любили тогда выражаться, дружба.

Оставаясь самим собой в неслужебной обстановке, он никогда ни поведением, ни даже намеками не обращал внимание окружающих на то положение, которое занимал в обществе как крупный руководитель и большой человек. День рождения застал инженера А.А. Полысаева на полигоне. Пригласил на вечер сослуживцев и, конечно, Главного:

"В назначенное время открывается дверь, входит Михаил Кузьмич и после традиционного приветствия говорит:

— Леша, подарить тебе ничего не могу, вот только шоколадку.

Лукавит, Михаил Кузьмич, — думаю я. Это что-то вроде "лжи во спасенье". Ему ничего не стоило съездить или послать кого-то на "десятку" и что-нибудь купить. Но он хорошо осведомлен, что это среди ребят не принято. А побыть с этими "ребятами" вместе никогда не упускал случая. Мы всласть напелись песен, наговорились. Главный был равным с нами, так же пел, так же фальшивил на некоторых нотах, смеялся".

Говорят, что настоящая популярность приходит тогда, когда о человеке начинают рассказывать анекдоты. Питательной средой для них обычно служат неординарные поступки и принимаемые решения, неадекватное ситуации поведение, а то и просто экстравагантные выходки. И хотя об М.К. Янгеле не был практически сложен ни один анекдот, это никак не сказывалось на его рейтинге популярности как руководителя и просто человека. А лучшее свидетельство — память тех, кому приходилось видеть Главного в деле. У каждого из них сохранились яркие воспоминания о встречах независимо от важности момента или предшествовавшей причины. А если иногда все же и рассказывались не очень правдоподобные какие-то необычные ситуации, то это зеркало того влияния, которое Михаил Кузьмич оказывал на окружающих. И дело не в достоверности преподносимого эпизода. Просто в аналогичной обстановке он не мог бы поступить по-другому. Сошлемся на пример, воспроизведенный на страницах одной из публикаций.