Беспорядок как гарантия демократии

Беспорядок как гарантия демократии

   Выдающийся английский историк Арнольд Тойнби, мало известный в России из-за своего скептического отношения к марксизму, еще лет 50 назад писал: "3ападные наука и техника, рожденные, чтобы превращать знание в силу и богатство, обладают опасной эзотеричностью. Они возникли как результат интеллектуальных усилий творческого меньшинства. Однако главный источник нестабильности, угрожающей существованию этой "соли Земли", как раз заключается в том, что большинство людей, увы, по-прежнему "пресно"... Убожество современного человека в полной мере видно на страницах желтой прессы. Стагнация масс является фундаментальной причиной кризиса, с которым сталкивается западная цивилизация... Огромные массы народа не выходят из состояния духовной спячки, подавляющее большинство представителей любой цивилизации индивидуально ничем не отличается от человека примитивного общества".

   Такая шокирующая констатация ошеломляет выходца из России. Хотя, вполне соответствует жизненному опыту - и в России, и в Израиле: "Кто жил и мыслил, тот не может в душе не презирать людей" (А.C. Пушкин). Мы просто не привыкли к литературному выражению такого откровенного скепсиса по отношению к простому народу. Разве что вспомнить "Собачье сердце" М.Булгакова...

   Однако, в тех же цивилизациях решение большинства жизненных проблем осуществляется при участии голосования. Все эти "огромные массы" голосуют. И с ними приходится считаться.

   Желтая журналистика, которую так часто винят в навязывании своих стереотипов читателям, нисколько не виновата в своей прими-тивности. Не журналистика навязывает читателям газет свойственную им примитивность, а скорее голос толпы диктует журналистам уровень, выше которого им не следует подниматься. Ведь журналистика (желтая она или голубая - давно уж этот критерий в руках дальтоников) может выполнить свою функцию, только если она успешна. Большая мировая практика показала, что наиболее успешны у массового читателя именно испытанные приемы упрощения реальности (то, что у греков называлось демагогией). Упрощение картины мира на газетных страницах отражает, таким образом, не злонамеренный заговор журналистов, а их закономерное стремление к успеху. В частности, ко всеобщей доступности. Без такой доступности ни больших тиражей, ни, следовательно, оплаченных реклам у газеты не будет. Русская журналистика в Израиле в этом отношении иногда оказывается даже лучше западной, потому что, наперекор стихиям, сохраняет исходную российскую тенденцию "глаголом жечь сердца людей" и бывает, что жертвует доступностью текста ради пророческого вдохновения.

   Здесь опять уместно процитировать Тойнби: "Даже в наиболее развитых обществах подавляющее большинство представляет собой инертную массу. Подтягивание нетворческого большинства до уровня пионеров на практике решается только благодаря мимесису (подражанию) - свойству человеческой природы, которое есть скорее результат коллективного опыта, чем вдохновения. Мимесис - это такая форма социального поведения, в которой посредственный человек опережает творческую личность..." Отсюда и происходят неизбежные преувеличения в применении всех и всяческих доктрин и концепций.

   Таким образом, винить в примитивности обсуждаемых решений нам, в конце концов, придется рядового избирателя, читателя газет.

   То есть, себя, что ли?

   Среди сомнительных достижений ушедшего века мне видятся два момента, особенно выдающиеся по своим последствиям для всего мира:

   (1) массовое участие простых людей в историческом процессе во все большем числе передовых стран и

   (2) успешный опыт манипулирования их сознанием (и судьбой) небольшими сплоченными группами интеллектуалов.

   Когда я называю эти достижения сомнительными, я имею в виду буквальный смысл этого слова, а не свое ироническое отношение к обеим этим реальностям.

   Если наш читатель не склонен делить мир на черное и белое, он легко поймет, что в той новой ситуации, когда "каждая кухарка способна управлять государством", преимущества демократии уже не затеняют смертельных опасностей, таящихся в ней же. Изобретение атомной бомбы, например, тоже есть величайшее достижение ХХ-го века. И оно тоже создало грандиозную опасность для всех...

   Основа парадокса здесь та же самая: изобретали и разрабатывали это средство совсем не те люди, которым предстоит его использовать. Кухарка, возможно, и способна управлять государством, но она неспособна его создать и удержать на демократическом уровне. Сама идея всенародного участия в политике была выдвинута в свое время элитарными, либерально настроенными интеллектуальными кругами в передовых странах, где эти круги и до сих пор в значительной мере контролируют сознание и поведение широких народных масс.

   В старых демократических странах массы людей, хотя и получили право участвовать в политической жизни, фактически дальше футбольных сборищ и фольклорных ансамблей не пошли. И политику практически целиком оставляли в опытных руках национальной аристократии и представителей крупного бизнеса.

   Реальное (хотя и очень кратковременное) осуществление идеи народовластия не случайно произошло именно в странах без демократической традиции (Италия, Германия, Россия), где сознание и поведение масс совсем не регулируются общественным договором.

   Революция в России, захватив широкие массы, разрушила исходную культурную (хотя и деспотическую) основу организации общества и позволила кучке людей с ограниченным кругозором развязать невиданный по масштабам террор, поглотивший со временем и всех его устроителей. Одновременно, монополизация СМИ и умелая макиавеллиевская пропаганда, производимая новыми, одаренными и незастенчивыми людьми, привели к невиданному прежде уровню лояльности и унификации мышления, которая соблазняла даже выдающихся поэтов. Даже утонченного сноба и индивидуалиста Бориса Пастернака:

   "Иль я... урод, и счастье сотен тысяч

   Не ближе мне пустого счастья ста?"

   (Кого он имел в виду? Миллионы заключенных?)

   Десятки падких на социальные идеалы западных "мастеров культуры" были в совершенном восторге от достигнутой в СССР общественной "гармонии".

   Подобно этому, волна народного энтузиазма в Германии привела к власти Гитлера, а затем небольшая группа не устроенных в прежней жизни интеллектуалов, ошалевших от открывшихся им широких творческих возможностей, применив те же средства манипуляции - и монополизации - за считанные годы сумела превратить среднеевропейский народ в современное пугало. Сочетание террора со стратегически продуманной, вдохновляющей пропагандой преобразило немцев в идеальное орудие безумной войны, конец которой мог предсказать любой деревенский мудрец.

   Однако не один выдающийся писатель в Германии, Италии и Скандинавии соблазнился этим "счастьем сотен тысяч", презревшим "пустое счастье ста" (в это малое число, к сожалению, вошли и шесть миллионов наших соплеменников!).

   В обоих этих случаях народные массы, как всегда, конечно, не ведали, что творят, но дальновидные, отнюдь не примитивные, интеллектуалы (Михаил Кольцов и Илья Эренбург, например, или Йозеф Геббельс и Ленни Рифеншталь) надолго убедили их в правильности сделанного ими выбора.

   Подобно тому как атомная бомба вышла из-под контроля ученых, потому что крутить ручки и нажимать кнопки умеют все, механизмы демократии даже в самых передовых странах постепенно переходят из умелых рук выдающихся адвокатов и менеджеров в общее пользование.

   Демократия теоретически существует лишь до тех пор, пока в стране поддерживается непроизвольный баланс, то есть в конечном счете хаос мнений. Хотя бы и примитивных. Каков уровень сложности политического общества и соответствующий горизонт гражданина, таков и диапазон обсуждаемых вариантов.

   Так же и в экономике: свободный рынок успешно осуществляет необходимую хаотизацию спроса и предложения и т.о. обеспечивает правильное усреднение цен на товары и услуги.

   В этой модели (но не следует забывать, что это только модель) человеческое общество - система статистическая, и чем выше уровень внутренней свободы граждан, тем, очевидно, больше разброс их стремлений. Устойчивость статистической системы, если она насмерть не заморожена (не заморочена), поддерживается не единодушием составляющих единиц, а максимальной энтропией, т.е. разноголосицей.

   Однако, в реальной жизни грандиозный механизм демократии все больше освобождается от индивидуального контроля людей, создававших и сознательно поддерживавших его. Прежде всего от контроля людей, чья политическая культура требует от них чего-то еще, кроме умения крутить ручки и нажимать кнопки. Например, в какой-то степени считаться также и с жизненными интересами людей, не умеющих оказать непосредственное давление на политический истеблишмент. Именно здесь примитивная пресса оказывается тут как тут. Газеты и телевидение, которые постоянно ищут сенсаций, вводят в политический обиход все новые группы якобы обездоленных граждан, чтобы поразить воображение своих потребителей.

   Конечно, это обычно сопровождается безбожным упрощением, а иногда и искажением, действительности. Но, в результате даже в демократическом механизме, тронутом ржавчиной коррупции, всегда найдется влиятельный честолюбец, которому покажется полезным прослыть благодетелем новой несправедливо обиженной группы...

   Пока журналисты примитивны, жизнь на земле может продолжаться в тех же демократических формах. Пока в Израиле одни из них убеждают нас, к примеру, в необходимости твердо идти дорогой мира, не считаясь с потерями, а другие, наоборот, требуют, не считаясь с потерями, твердо противостоять давлению арабских соседей - все идет как надо. И те, и другие очевидным образом упрощают дело, потому что и то, и другое в разной мере вынуждены делать все правительства Израиля, если они не хотят навсегда остаться в оппозиции. Но, упрощая, журналисты дают нам шанс каждый раз взвесить наши "за" и "против" в сиюминутной ситуации, пока она неоднозначна. Вот, когда они все запоют одно и то же... Когда, например, кроме ежедневного заработка, у них еще сформируются стратегическая цель и далекие общие интересы... у нас появятся твердые основания для беспокойства.

   В наше время глобальное развитие информационных технологий и тотальное господство масс-медиа заметно нарушает хаотичесую структуру информационного поля. Фактически политическими предпочтениями избирателей - конечно, также и рыночными реалиями - манипулируют средства массовой информации, которые фактически сосредоточены в очень немногих руках. Если на страницу выше мне удалось подчеркнуть некую положительную роль журналистики в гуманизации общества, здесь будет уместно подчеркнуть ее исключительно успешную роль в его оболванивании. Доступ к СМИ ограничен по самой своей природе, и это всегда создает перекос в сторону самых бойких и успешных жуналистов, которых условия доступа делают более или менее согласными между собой. Успех такой привилегированной группы в свою очередь создает преимущества для тех политических концепций, (а на рынке - только тех товаров), которые эти джентльмены удачи удостаивают своим вниманием. Всевластие рекламы происходит в результате бурного развития средств коммуникации, далеко опережающего наличный рост политической мудрости населения, а также набора реальных благ и удобств, предлагаемых рынком.

   Манипулируемый рынок не намного отличается от монопольного, и в этом свете корни сегодняшнего мирового кризиса становятся более понятны.

   Поскольку самостоятельность мышления индивидуального гражданина сильно преувеличена человеческим самомнением, перспектива демократии была бы безнадежна, если бы не природная склонность людей к образованию клик, партий, организаций, этнических групп. В каждой клике господствуют мнения ее ведущих фигур, а ведущим фигурам для сохранения своего ведущего положения необходимо уметь формулировать, в чем состоит отличие их взглядов от идей лидеров конкурирующих клик. Т.о. в обществе, несмотря на низкую степень независимости избирателя, может сохраняться желательная разноголосица. Вместо статистики людей в развитых демократиях действует статистика групп. Демократия в большинстве стран уже давно существует не для отдельных граждан, а для действующих в их пределах сплоченных групп - клик. И права и возможности отдельного гражданина в обществе гарантированы не абсолютно, а лишь в меру влияния его группы.

   В конкретной ситуации Израиля множество непроницаемых секториальных, условно этнических (этико-эстетических) перегородок создают в нашем обществе тот целительный беспорядок, которого следовало бы ожидать от множества различных убеждений интеллектуально самостоятельных избирателей. Кажется, это больше способствует устойчивости демократии, чем когда-то ожидаемая, окончательная унификация ("плавильный котел"). Хорошо приготовленная железобетонная смесь прочнее сплошного металла.

   Безотчетно смелый шаг русскоязычной группы, проголосовавшей в свое время за "свою партию", позволил расширить пределы привычного израильского хаоса за счет включения наших имперских претензий, внедрения нашей ментальности. Независимо от конкретных политических шагов этой бывшей партии, это было одно из самых творческих, самых обещающих достижений нашей группы в Израиле, потому что оно нарушило зашедшую в тупик поляризацию "правых-левых", разбило единодушие сложившихся (слежавшихся) групп, пробудило политическую амбицию репатриантской массы. Сравнить его можно только с одновременным успехом партии ШАС, как бы ни было нам неприятно такое сравнение. Потому что и ШАС - это не повторение стереотипа давних вымогателей - "харедим", а внедрение в политику новой ментальности (пусть и весьма чуждой нам) со своими специфическими требованиями к жизни.

   Может быть, все это и вправду приводит к более низкому среднему уровню конформизма израильтян. Хотя бы оттого, что, происходя из множества разных по культуре групп, израильтяне не имеют общих идолов для подражания. Мимесис не ведет их к унификации, а, напротив, работает на поддержание существующих различий.

   Соотношение голосов избирателей, принадлежащих к разным группам, особенно если каждый из них еще и претендует на собственное мнение, конечно, не может оставаться стабильным. "Невозможность стратегического планирования национальных целей и ориентиров", упоминаемая в русскоязычной публицистике, как раз и синонимична чересчур демократическому (анархическому) характеру нашего общества.

   Уровень участия в политике среднего израильтянина далеко превосходит западные нормы. Это, слава Богу, происходит от повышенной претензии всех евреев считать себя солью Земли, элитой. Попробуем поверить, что эта претензия - даже если это только подражание групповым лидерам - подражание свободному духу. Роль одиночки в нашем обществе - и к добру, и к худу - все еще заметно выше общего стандарта. И этот дух свободы - даже если это всего лишь свобода в переборе вариантов, - возможно, поможет государству удержаться на уровне творческого развития. Здоровое общество экспериментирует на себе. Именно поэтому (уже более шестидесяти лет) наша политическая жизнь всегда движется от одного кризиса к другому.