Дневные и ночные звезды. Ольга Берггольц (1910–1975)
Ее судьба – это судьба нашей Родины. Вместе с нею она испытала все – гордость за страну, любовь к ней, а вместе с тем боль унижения и позора. Испила чашу страдания до дна.
Это она, Ольга Берггольц, написала постоянно цитированные строки «Никто не забыт и ничто не забыто». Горькое увы: это не так. Многие забыты и даже не похоронены до сих пор. Многое забыто или искажено угодливыми историками. Выпрямлено и приукрашено. А на самом деле все было горше и страшнее.
Свою жизнь Ольга Берггольц оценивала так:
Нет, судьба меня не обижала,
Щедро выдавала, что могла:
И в тюрьму ежовскую сажала,
И в психиатричку привела.
Провела меня через блокаду,
По смертям любимейших вела,
И мою последнюю отраду —
Радость материнства – отняла.
Одарила всенародной славой, —
Вот чего, пожалуй, не отнять.
Ревности горючею отравой,
Сердцем, не умеющим солгать.
В скудости судьбу я упрекнуть не смею,
Только у людей бы на виду
Мне стихами б рассчитаться с нею,
Но и тут схитрила: не дадут.
Ну, а теперь поэзию переведем в прозу жизни, тем более что молодое поколение почти совсем не интересуется литературой и имя Ольги Берггольц мало кому что говорит, мол, какая-то женщина-поэтесса – это скучно и неинтересно. Выжила в ленинградскую блокаду? А что, такая была?.. С подобным дремучим невежеством «знания» истории своей страны приходится встречаться чуть ли не на каждом шагу.
Н-да. Никто не забыт и ничто не забыто. А если забыто, то тогда вспомним.
Ольга Федоровна Берггольц родилась 3 (16) мая 1910 года в Санкт-Петербурге. Ее отец, Федор Христофорович, заводской врач, интеллигентный человек, увлекшийся идеями революции. Революционный дух Невской заставы с детства увлек и маленькую Ольгу (домашние звали ее Лялей). Отцу и его друзьям-романтикам Берггольц позднее посвятит героико-романтическую поэму «Первороссийск», за которую в 1951 году получит Сталинскую премию (до этого она получила другую сталинскую «награду» – тюремное заключение в знаменитых Крестах).
На одной из фотографий запечатлена молодая Берггольц: красивая, золотоволосая, с неповторимой льняной прядью, падающей на высокий и чистый лоб. Умная, пылкая, революционнонастроенная девушка, верящая в грядущее светлое будущее. Ни грана сомнения. Только любовь и вера. И когда лорд Керзон пригрозил Республике Советов новой интервенцией, Ольга Берггольц вышла на улицу с плакатом: «Лорду в морду!» Вместе с товарищами она шла по Шлиссельбургскому проспекту, распевая во всю глотку «Интернационал» и «Смело, товарищи, в ногу…» Ну, и, конечно, о том, что «от тайги до британских морей Красная армия всех сильней». Как весело и задорно было тогда. А когда умер Ленин, то 14-летнюю девочку трясло от горя: «Я вступлю в комсомол и буду профессиональным революционером. Как Ленин…» Любовь к Ленину Берггольц пронесла через всю жизнь.
Но в принципе Ольга Берггольц была рождена для радости, для счастья, она и стихи писала светлые и радостные, утверждая: «О, я знаю, все возможно, / Все сумею, все смогу…» Свою раннюю лирику она печатала в газетах «Резец», «Ленинские искры», в журналах «Юный пролетарий» и в других изданиях. Первая книжка «Стихотворения» вышла в 1934 году, и за нее Берггольц похвалил сам Максим Горький. Стихи звонкие, искренние…
Берггольц закончила журналистское отделение Ленинградского университета и уехала работать в Казахстан, стала разъездным корреспондентом газеты «Советская степь». Вернувшись в Ленинград, сотрудничала в многотиражной газете завода «Электросила». К этому времени она уже вышла замуж за известного поэта Бориса Корнилова, автора популярнейшей песни о встречном. Старшее поколение наверняка ее помнит: «Не спи, вставай, кудрявая! В цехах звеня, страна встает со славою навстречу дня…» Обращение «вставай, кудрявая!» – это к жене, к Ольге Берггольц. В 1936 году над Борисом Корниловым нависла черная туча: его исключили из Союза писателей. А в 1938 году его арестовали и уничтожили. Так вот: «Нас утро встречает прохладой…» Прохладой и тюрьмой.
Ольга Берггольц тяжело переживала сначала арест, а потом потерю мужа. Горестно обращалась к нему со стихами:
Ты живешь ли на белом свете?
Ты лежишь ли в земле сырой?
Тогда на такие вопросы отвечать было не принято. «Враг народа» и точка. Никаких вопросов и разговоров. Добавились и другие беды: умерла в младенчестве дочь от Корнилова, другая, Ирина, от другого мужа – Николая Молчанова, тоже поэта, погибла в мае 1936 года. Когда Ольгу Берггольц арестовали по клеветническому доносу, она ждала ребенка…
Ольгу Берггольц арестовали 13 декабря 1938 года. В своем дневнике она записала: «3 июля 39-го вечером я была освобождена и вышла из тюрьмы. Я провела в тюрьме 171 день. Я страстно мечтала о том, как я буду плакать, увидев Колю и родных, – я не пролила ни одной слезы. Я нередко думала и чувствовала там, что выйду на волю только затем, чтобы умереть – но живу… подкрасила брови, мажу губы… Я еще не вернулась оттуда, очевидно, еще не поняла всего…»
Запись от 14 декабря 1939 года: «Ровно год тому назад я была арестована. Ощущение тюрьмы сейчас возникает во мне острее… не только реально чувствую, обоняю этот тяжкий запах коридора… запах рыбы, сырости, лука, стук шагов на лестнице, но и то смешанное состояние посторонней заинтересованности, страха, обреченности, безысходности, с которыми шла на допросы… (следователь) говорил мне: «Вы – преступница, двурушница, враг народа, вам никогда не увидеть мужа, ни дома, вас уже давно выгнали из партии…» Вынули душу, копались в ней вонючими пальцами, плевали в нее, гадили, потом сунули ее обратно и говорят: «живи…»
В одиночке Берггольц писала:
Из края тьмы, бессмысленной и дикой,
В забытое земное бытие
Я душу увожу, как Эвридику:
Нельзя мне оглянуться на нее.
Шуршат изодранные покрывала,
Скользят босые слабые ступни…
Нет, не глядеть, не знать, какой ты стала
За эти, смертью отнятые, дни,
Нет, если я условие нарушу
И обернусь – я расплачусь вдвойне:
Тогда навек я потеряю душу,
И даже песни не помогут мне…
Беременную Берггольц в тюрьме не жалели и сапогами выбили ребенка из живота. Она потеряла желанного сына. «Кругом пустынно, кругом темно,/ И страх, и ложь,/ И голубь пророчит за темным окном,/ Что ты – умрешь».
Ольга Берггольц вышла из тюрьмы и продолжала верить в правоту… Сталина. Она жаждала жизни и творчества. «И краешек счастья, как знамя целую». А тут новое испытание. Война. Блокада Ленинграда. Постоянные обстрелы. Голод. Смерть. В 1942 году от голодной смерти умер второй муж Берггольц Николай Молчанов. Она сумела перенести и это. Она писала мужественные и патриотические стихи. Выступала по радио и всем, чем могла, поддерживала дух ленинградцев. По существу Ольга Берггольц все 900 дней блокады несла вахту мужества и высокой человечности. Ленинградцы ждали и ловили голос поэта «в квартирах черных, как пещеры,/ У репродукторов глухих».
«Февральский дневник», «Ленинградская поэма», «Памяти защитников», «Твой путь» – наиболее значительные произведения, написанные в труднейшие блокадные годы. В стихотворении «Разговор с соседкой», Дарьей Власьевной, Берггольц писала:
О, ночное воющее небо,
дрожь земли, обвал невдалеке,
бедный ленинградский ломтик хлеба —
он почти не весит на руке…
Для того чтоб жить в кольце блокады,
ежедневно смертный слышать свист, —
сколько силы нам, соседка, надо,
сколько ненависти и любви…
И призывная концовка: «Дарья Власьевна, твоею силой / будет вся земля обновлена, / Этой силе имя есть – Россия. / Стой же и мужайся, как она!»
Дарья Власьевна, Ольга Берггольц и весь советский народ выстояли в борьбе с врагом и победили. Как писала в книге «Рядом с героями» Вера Кетлинская об Ольге Берггольц: «Сколько потрудилась жизнь, кромсая, обжигая, обдавая ледяным холодом, нанося удар за ударом, прежде чем надломить и издергать это нежное существо, наделенное чуткостью и талантом, дышащее поэзией и жизнелюбием!.. Среди бедствий и горя войны она, как и многие, снова обрела душевную ясность, нарушенную событиями 1937 года. Тяжкий бред подозрительности, проработок и репрессий остался позади. Стало ясно, кто друг, кто враг. Во мраке блокады, в ожесточенности небывалой войны основные немеркнущие понятия: родина, власть Советов, мать, друзья, боевое товарищество…»
Кетлинская писала это в 1967 году – так писали все, многое оставляя за скобками и не зная всей трагедии народа в сталинские времена, «где так вольно дышит человек».
Едва кончилась война, пошли косяком новые внутренние напасти: ждановщина, космополитизм, ленинградское дело, дело врачей и т. д. Первое издание книги радиовыступлений Берггольц «Говорит Ленинград» (1946) было изъято в связи с «ленинградским делом».
Ольга Берггольц после войны продолжала писать и стала весьма крупным поэтом, ее «Дневные звезды» – «открытый дневник» стал весомым произведением о жизни не только самой Берггольц, но и жизни всего ее поколения и всей страны. Главы из книги публиковались Твардовским в «Новом мире» в 1954 и 1959 годах. До конца жизни Берггольц работала над второй частью «Дневных звезд», но книга так и осталась незавершенной.
Послевоенное творчество Ольги Берггольц пронизано нравственным максимализмом и жертвенностью. Как отмечали критики, в ее стихах все крупно, полновесно, оплачено жизнью: горечь утрат – неутолима, верность – постоянная, нежность – пронзительна, отрицание лжи, клеветы, предательства, фальши – бесспорно. Вот характерные для нее строки: «…Дойду до края жизни, до обрыва,/ И возвращусь опять./ И снова буду жить./ А так, как вы, – счастливой/ Мне не бывать…» Следует отметить, что трагический отсвет упал на всю последующую поэзию Берггольц.
Я стала так редко смеяться,
так злобно порою шутить,
что люди со мною боятся
о счастье своем говорить.
Недаром во время беседы,
смолкая, глаза отвожу,
как будто по темному следу
далеко одна ухожу…
Многие литераторы в те советские времена приспосабливались к историческим реалиям, верно служили режиму. Берггольц была не из их числа. Она оставалась мужественной и верной своим идеалам. Никогда не подписывала никаких писем одобрения политики партии и правительства, не участвовала в гонениях на своих коллег. В пору опалы помогала Анне Ахматовой. Анна Андреевна ценила ее помощь, но была предельно строгой к творчеству Берггольц и не раз критиковала ее за стихи и рифмы типа «мама – Кама». Однажды в беседе с Лидией Чуковской Ахматова сказала: «Оля – талантливая, умеет писать коротко. Умеет писать правду. Но, увы! Великолепно умеет делиться на части и писать ложь. Я издавна ставила на двух лошадок: черненькая – в Москве (Мария Петровых. – Ю. Б.), беленькая – в Ленинграде (Ольга Берггольц). Беленькая с юности разделена на части и потому сбивается, хотя талант большой…»
Анна Андреевна смотрела в корень. Ольга Берггольц до конца жизни не изжила свою революционную веру в коммунистическое будущее, верила в хорошего Ленина и с большим трудом отказалась от плохого Сталина, мучилась противоречиями и трагедиями истории Советского Союза. Иногда проявляла своеволие, и за это режим ее недолюбливал. В последние годы Берггольц печаталась все реже. Иногда сама отказывалась от публикаций, говоря: «Совесть не позволяет!» Болезни и раздвоение личности ее преследовали: «Они ковали нам цепи, / а мы прославляли их…»
У Ольги Берггольц последние 16 лет, по словам ее сестры, были «боль, вино, одиночество». Ефим Эткинд выразился определеннее: «Пила вмертвую».
13 ноября 1975 года Ольга Федоровна Берггольц умерла в возрасте 65 лет. Появилась на свет и покинула его в одном и том же городе, но с двумя разными названиями: Петербург и Ленинград. И это тоже был символ ее душевного разлада, как соединить несоединяемое…
Похоронили Ольгу Берггольц на Литературных мостах Волкова кладбища, а она хотела лежать на Пискаревском, рядом с десятками тысяч сограждан, героев и мучеников блокады. И здесь получилось раздвоение надежды и были. На ее похоронах Глеб Горбовский прочитал:
Прощай… На гробе снег шуршит.
И хоть длинна командировка,
Берггольц лежит на Пискаревке —
Там, где душа ее лежит.
Вот и все об Ольге Берггольц. Если кратко: она была Поэтом с большой буквы, певцом и одновременно жертвой сталинской эпохи. Умерла с верой, от которой так и не могла отказаться до конца.
А я вам говорю, что нет
напрасно прожитых мной лет,
ненужно пройденных путей,
впустую слышанных вестей.
Нет невоспринятых миров,
нет мимо розданных даров,
любви напрасной тоже нет…
Обрываем строку. Блажен, кто верует… Я лично предпочитаю другие строки Берггольц: «…не оглядывайтесь назад, /на этот лед, на эту тьму…»
Надо все же вглядеться…