Орлеанская дева российской поэзии. Римма Казакова (1932–2008)
У меня с Риммой Федоровной были короткие, но весьма острые отношения. Дело в том, что она – моя ровесница и, естественно, я включил ее в свою книгу «Клуб 1932». Вот как была представлена в ней Римма Казакова:
«Маленькая девочка, ставшая поэтессой. Она родилась 27 января 1932 года в Севастополе. Первые стихи опубликовала в 1955 году… В одном из интервью, вспоминая прошлое, сказала: «…все жили по принципу:
Я – маленькая девочка,
играю и пою,
Я Ленина не знаю, но все-таки
люблю…»
Нет, я жил по другому принципу и никогда не любил Ленина.
Уже будучи взрослой, в интервью АиФ (24 декабря 1997) она сказала: «У меня каждый день праздник, а когда дело доходит до настоящих праздников, я остаюсь одна. Когда были мужья, я выясняла, где они шляются и почему не дома. Теперь хоть и живу с сыном, но и его не вижу. Стихов к Новому году не писала никогда, а чужие читать не люблю…»
А я люблю чужие. Люблю талантливые чужие стихи, а не свои, хотя их тоже пишу. Но ближе к теме. Я с удивлением узнал, что настоящее имя поэтессы не Римма, а Рэмо: Революция, Электрификация, Мировой Октябрь. Так назвал ее отец. Вот уж воистину она – дитя эпохи. Про себя Казакова говорит так: «Комсомолка, спортсменка, красавица. Кроме сказанного последнего, все было при мне…»
Но что для поэта внешность? Главное – лицо творческое. Оригинальность мысли, изящество стиля, музыкальность строк. Все это, конечно, есть и у Казаковой, но ее как поэта, на мой взгляд, губит некий советский шлейф, который за ней тянется. Впрочем, вот как писала она сама:
Я шагала, как солдат:
Часть массовки, часть народа.
Но чертился наугад
Путь совсем иного рода.
От слепящей темноты,
От казенного уродства
Он увел туда, где ты,
Только ты диктуешь сердце…
Ах, это сердце!.. В одном интервью Римма Казакова, отвечая на вопрос, как она переживает расставания, ответила: «Я смертельно переживаю. У меня есть стихи: «Моя последняя любовь, заплаканная, нервная, моя последняя любовь – ты первая!» Когда я была моложе, всегда считала – пусть меня лучше обманут, чем я обману. Но сегодня, видимо, «любительное вещество» закончилось… И я прекрасно понимаю, что не юна…»
«Любительное вещество» – неплохо сказано.
Читающая публика читает,
болтающая публика болтает,
Торгующая публика торгует,
ворующая публика ворует…
Словом, каждый занимается своим делом. Римма Казакова, член виртуального «Клуба 1932», переживает, думает, пишет, и дай ей Бог здоровья, сил и поэтического вдохновения и дальше.
В заключение еще несколько ее строк о прошлом страны, о тогдашних:
Были знания темны,
а познания лукавы…
В звонких сумерках страны —
как мы жили? – Боже правый!
Цель ясна, приказ – в висок,
берегись! – кто помешает.
Барабанный марш-бросок.
И – мечта, воздушный шарик».
Так была представлена Римма Казакова: очень коротко и без излишних деталей. Книга «Клуб 1932» оказалась в руках Риммы Федоровны. Более того, на ее 70-летие почитатели ее таланта подарили несколько экземпляров. И при разговоре со мной она выразила явное неудовольствие тем, как о ней я написал. Ей хотелось более возвышенных и пафосных слов в свой адрес, а я написал о ней как бы мимоходом (ровесников-то много!) Потом мы не раз встречались и разговаривали, и каждый раз Казакова продолжала меня корить за написанное. Как-то в Союзе писателей Москвы она познакомила меня с одним литератором и сказала при этом: «А это Юрий Безелянский, который написал обо мне не так, как надо». В конечном счете мы все же примирились. Поцелуй в щечку, кажется, ее примирил с несправедливым автором. Сегодня мне очень жаль, что Римма Федоровна ушла из жизни. И я готов «исправиться», по крайней мере, написать более пространно и глубже о ней. Она это заслужила.
Мама поэтессы, Софья Александровна, караимка, крымская еврейка, приехала рожать в Севастополь в январе 1932 года, где жили ее родители. Отец был военный, и ему приходилось служить в разных городах страны. Федор Казаков, по национальности русский, однажды был вызван генералом, и тот с опаской спросил: «Федя, у тебя что, жена еврейка?» Казаков ответил: «Никак нет, моя жена – караимка». «А ну, тогда ничего», – облегченно вздохнул генерал, а точнее комдив. Итак, две крови: еврейская и русская. По этому поводу Римма Казакова говорила: «Я думаю, и талант мой, если он есть, – и от смешения кровей».
Детство Римма Казакова провела в Белоруссии, школьные годы – в Ленинграде. Великая Отечественная война застала семью в Ленинграде: блокада, артобстрелы… После эвакуации вернулись в город на Неве. Когда умер Сталин, то Римма Казакова искренно и горько плакала, а в дневнике записала: «У нас страшное горе: умер родной и любимый Иосиф Виссарионович Сталин…» Позднее, разобравшись в отечественной истории, написала стихотворение «Вожди»: «Я больше лба себе не расшибу ни об одну державную икону!»
В 1954 году Казакова закончила исторический факультет ЛГУ. Как признавалась сама поэтесса, «по комсомольской дурости» уехала на Дальний Восток, в Хабаровск, и надолго там застряла.
Я хочу в далекие края.
Не угомонилась ненасытная,
резвая душа моя транзитная.
Что в чужих краях забыла я?..
Застряла, но получился результат. В 1958 вышла первая книга стихов «Встретимся на Востоке» и Казакову приняли в Союз писателей.
Тайга строга. В тайге не плачут —
Вдали от самых дорогих.
А если плачут, слезы прячут,
Спокойно помня о других…
И вообще, «Я иду и не гнусь – / Подо мною мои прежние травы, / Ничего не боюсь. / Мне на это подарено право…» И далее – приехала в Москву, поступила на Высшие литературные курсы при Литературном институте, вышла замуж за писателя Радова. Начала печататься – и где? – на самых престижных площадках – в «Новом мире», в «Юности». Ее учителями стали Михаил Луконин и Евгений Евтушенко, кстати, Казакову в 60-е годы звали «Евтушенко в юбке». У Казаковой было много стихов со словом «дорога» – разъезжала и по стране, и за ее пределами – от Вологды до Токио. Основные темы стихов: дружба, любовь, верность, материнство. В начале ее творческого пути Виктор Боков спросил ее: «Девочка, мне очень нравятся ваши стихи. Но признайтесь, что на вас очень повлияла Марина Цветаева?» Казакова удивленно подняла брови: «А это кто?» Тогда она не знала никакой Цветаевой и писала по-своему. «Люби меня застенчиво», «Быть женщиной – что это значит?..», «Как просто быть счастливой в этом мире!..»
Мне не спится.
В творческом процессе я.
Завелась. Писать – не ловля мух.
Говорят, что это не профессия…
Но для хобби слишком много мук.
Сборники стихов, преодолевая поэтические муки, выходили один за другим. «Там, где ты» (1960), «В тайге не плачут» (1965), «Снежная баба» (1972), «Набело» (1977), «Сойди с холма» (1974), «Сюжет надежды» (1991), «Наугад» (1995) и другие, более 20 книг. Римма Казакова издавалась и выступала наряду с другими кумирами 60-х годов во многих залах и даже на стадионе в Лужниках.
Не боялась? Позднее она признавалась: «Я была неуверенная, робкая. И всю жизнь старалась преодолеть робость в себе. Я считала себя провинциалкой…» Кумиром Риммы Казаковой была Белла Ахмадулина – «красавица, богиня, ангел». Да к тому же всегда эффектно одетая, «хорошо упакованная», как выразилась Казакова. Конечно, она ей завидовала. Но сумела преодолеть это чувство и поняла простую истину: надо быть самим собой. И она стала Риммой Казаковой, совершенно отличной от Ахмадулиной, поэтом со своим внутренним миром, со своим стилем и со своей позицией в литературной тусовке. Когда-то она написала: «Поэзия – мужичье дело, / Воловий труд, соленый пот. / Зачем же Орлеанской Девой / В поэты девочка идет?» Всей своей последующей жизнью Римма Казакова на этот вопрос дала четкий ответ.
В интервью газете «МК» в 2002 году Казакова признавалась: «Я очень высоко ставила Андрея Вознесенкого, Беллу Ахмадулину, Юнну Мориц. Но годы шли, и постепенно я осознала: чего я, как бедная родственница, как горняшка, кручусь у стола господ. Пускай они живут сами по себе. Я другая. Я поняла, что я все-таки поэт и что по жизни меня вело то, что называется призванием… у меня нет ни званий, ни наград, но иногда я понимаю, что у меня есть свой читатель…» И на эту же тему: «С годами я поняла, что я самодостаточная, мне есть что делать. Мне компания не нужна… Очень часто мы окружаем себя не теми людьми и не в тех пропорциях…».
И Римма Казакова пошла своей дорогой. Выступала и как публицист, и как переводчик. В 1976–1981 годах работала секретарем правления Союза писателей СССР, организовывала Пушкинские праздники поэзии. В стихах чеканила свое имя. Многие из них стали популярными песнями: «Ненаглядный мой», «Мадонна», «Ариадна», «Дурочка», «Ты меня любишь».
Одна критикесса в восторге написала: «Солнечный жизнеутверждающий, радостный талант дал Бог Римме Казаковой». Но этот «солнечный и радостный талант» был затенен событиями в стране, развалом Советского Союза и последующими за ним «развеселыми делами».
Законы выживания —
Законы вышибания…
Товары отрываются,
Карманы открываются…
Новая жизнь – новые песни.
Мысли грустные итожа,
Говорю себе с тоской:
Может быть, в метро мне тоже
Встать с протянутой рукой?..
Нет, любезные коллеги,
Новый колорит Москвы!
И прохвосты, и калеки…
Разве я – не то, что вы?..
Будучи натурой общественной, не замкнутой в своем мирке, Римма Казакова в последние годы писала размышлительные и горькие стихи: «… Я наконец-то поняла – / как отрубила, / что многое, чем я жила, / напрасно было… / Во всем какой-то сбой, пробой, / печаль разлада. / И государство, и любовь… / Подумать надо!»
С удивлением смотрела Казакова на молодое поколение, которому, в отличие от старшего, было совсем «не по кайфу ишачить целый день». В «Монологе современной девчонки» декларировалась:
Не хочется учиться,
А хочется гулять,
От музыки тащиться
И глазками стрелять.
Мечтаю не о деле.
Мечта моя проста:
Хочу я много денег —
Зеленых, как листва…
Римма Казакова удивлялась: она так не могла. Она поступала иначе: «Все ухожу оттуда, где не больно, / и все туда, где больно, прихожу…» И с горечью: «Творю добро, а все не легче…» Жизнь кругом перестраивалась, но от этого легче не становилось. Знаменательно стихотворение Казаковой «Недоверчивое»:
Неужели в самом деле – перестройка?
Все – на фронт, и в кабаке пустеет стойка?..
Неужели вправду умницу – в министры! —
И дозволено на бездарь не молиться?..
Сплошные «неужели?» – «И Лубянка без секретов, / и – нет власти без Советов?!..» Перестройка кончилась, и на развалинах былой великой империи возникло нечто новое, явно монструозное:
И куда себя ни день ты,
Что себе ты ни внуши,
Деньги, деньги,
Дребеденьги! —
Цель и суть твоей души…
И возмущенный крик исторгается из казаковского сердца: «О, жующая столица! / Искореженные лица. / Стадный ужас длится, длится, / хоть в нем пользы ни на грош. / Ты жуешь, жуешь, жуешь…»
Жуют. Жрут. Танцуют. Пляшут. И легко обходятся без всякой культуры, на что Римма Федоровна однажды резко сказала: «Забудьте о нас окончательно. Мы подохнем. Живите без стихов». Сама она так не могла. Она до последних дней не расставалась с поэзией. Возглавляла беднейший Союз писателей Москвы. Про себя говорила: «Я нищая, несчастная бабка, которая доживает свои дни». И еще: «У меня сознание социал-демократическое, и я не понимаю, как можно наслаждаться жизнью, покупать иностранные футбольные команды или демонстрировать свое богатство, когда в стране столько бедных людей!..»
Но что об этом в стотысячный раз! Никто не услышит и никто не поможет. Как в том анекдоте: давайте лучше о любви!
Римма Казакова всегда отличалась прямотой и откровенностью, никаких вуалей, никаких иносказаний – все открытым текстом. О себе рассказывала: «Я была воспитана в мещанской среде. Все эти темы были за семью печатями. Меня учили: умри, но не давай поцелуя не только без любви, но и вообще! Мальчики – это враждебный класс! В школах раздельное обучение. Моя мама – комсомолка в красной косыночке – считала, что целоваться днем неприлично. Следствие этого – отец стал ей изменять… И грех, порок стали меня привлекать с 12 лет. Если бы в это время меня спросили, что бы я хотела: почитать книжку или пойти с мальчиком в кино? – я бы, конечно, выбрала второе! И, конечно, в 12 лет я влюбилась в мальчика. Когда он однажды небрежно меня обнял, я думала, что умру от счастья. Если бы были соответствующие обстоятельства, думаю, произошло что-нибудь вроде грехопадения. Вопрос: был бы это грех?..»
Повзрослев, естественно, Римма Федоровна влюблялась не раз, то в «какого-нибудь идиота», по ее признанию, то в «красивую дубину». «Помню, была влюблена в одного человека, звоню ему, спрашиваю: «Что делаешь?» А он говорит: «Читаю «Анну Каренину». Я подумала: «Сволочь, я его люблю, а он «Анну Каренину» читает…»
Дважды Казакова была замужем, сначала за писателем Георгием Радовым, который был на 17 лет ее старше, затем вышла замуж за врача, и тут другая разница: он был на 10 лет моложе Риммы Федоровны. «У меня было два мужа, – рассказывала Римма Казакова. – Один умер, другой «гуляет на воле». Оба они – не совсем «сапоги от моей пары». Но я жизнь за это не корю. Потому что с обоими я узнала, что такое счастье. Они были разные, по-разному мою жизнь дополняли и освещали, но и отнимали что-то…»
В другом интервью на вопрос: «Вы дважды были замужем?» Казакова взбунтовалась: «Подумаешь! Тоже мне событие – дважды замужем».
И еще одно откровенное признание: «Жизнь меня лупила и била, как хотела. Я же некрасивая женщина. Я такая звезда, которая всегда хотела взлететь на пьедестал, для нее не предназначенный. Я иногда говорила своему второму мужу: «С житейской точки зрения, любая длинноногая молодая девчонка даст мне сто очков вперед. Чтоб меня любить и держаться за меня, надо очень многое во мне видеть и находить».
А любви настоящей так хотелось!
Я так тебя люблю издалека
На континенте противоположном,
В родной стране, где тоже не легка
Была любовь с тоскою невозможной.
Я так тебя издалека люблю,
Не чувствуя ни чуждым, ни ушедшим,
Что, кажется, я шар земной пробью
Насквозь биеньем сердца сумасшедшим.
Сумасшедшая любовь и… безответная. Разговор с корреспондентом:
«– Вас обожают мужчины?
– Вы что, с ума сошли? Почему, что за бред?
– Вы красивы. Умны.
– Я знаю. А вы думаете, мужчины так любят умных женщин? Честно говоря, я полагаю, что меня никто не любил. Конечно, если тебя любит какой-то «сапог», а ты ему не отвечаешь, то этой любви фактически нет. А чтобы действительно интересный человек испытал ко мне чувства, которые я квалифицировала бы как любовь… этого не было в моей жизни».
Говоря о настоящей любви, Казакова припомнила немолодого лектора марксизма-ленинизма из своей юности, который говорил: «Когда или с этим человеком – или с моста в речку, то вот это она и есть. Любовь».
И почти крик в стихах:
Нет личной жизни,
от прочих отличной,
личной,
первичной.
Ах, аналитики —
Все о политике…
Нет жизни личной!
Сердце не тянет,
быть уже хочет
просто копилкой.
И не заглянет
кто-то с цветочком
или с бутылкой.
Нет личной жизни.
Больше не светит
в мощном и в малом.
Нет личной жизни!
А у соседей —
прямо навалом…
И отчаянная концовка стихотворения, которая наверняка заставила вздохнуть и всплакнуть не одну одинокую женщину:
Нет личной жизни.
Вкус потеряла
К цели движенья.
Нет личной жизни!
Смотрю сериалы.
Жду продолженья.
И еще одно откровение: «Вообще-то я – прирожденная жена. Люблю готовить, люблю сидеть дома. Я вообще считаю, что женщина должна служить мужчине… Я отнюдь не феминистка. Терпеть не могу всех этих эмансипированных штучек и не понимаю, почему в Америке, по рассказам, женщины иногда мужчин достают на тему сексуального приставания. Мне это непонятно. Если ко мне кто пристает, я думаю: ох, как хорошо – еще кому-то нравлюсь!»
Вот уж точно не феминистка! Обыкновенному женскому счастью посвящена последняя книжка Риммы Казаковой «На баррикадах любви» (2002).
Пускай других разит субтильный шик
И жиденькая сладость лимонада…
Да, грубый.
Да, упрямый.
Да, мужик…
А что мне, бабу надо?!
«Баррикады любви». Пройдешь их. Свернешь. А там переулочек глухой. Тишина. Старость. Корчится. Плачет. «Я ушла и от первого мужа, и от второго, как тот колобок, ушла от всех в никуда, в одиночество…» Кстати, второго мужа Римма Федоровна упорно называла «предпоследним». А кто стал последним?
«Ваш главный проигрыш в жизни?» – спросили Казакову в лоб. Она ответила: «Нет мужчины рядом. Хотела состариться с любимым человеком. Но, может быть, это лишь иллюзия?..»
А старость уже поджидала поэтессу, хотя она и старалась бодриться: «От макушечки до пят / Я пока еще живая…»
Эти звуки режут ухо
Мне повсюду.
Не хочу я быть старухой!
И не буду…
Сын, внуки, но в них Казакова не хотела растворяться до конца. Ее мечта: самореализация. В стихотворении «Настроение» она размышляла:
Полагаю, что я ничего не добьюсь,
Что напрасны мечты и потуги.
Понимаю, что я не собьюсь, не сопьюсь,
Как иные друзья и подруги…
И вопрос к себе: «Так о чем я скулю?» И далее о неком мудреце-простаке: «Вот он мне и долбит, что зазря я боюсь: / на пути, где я птицей взъерошенной бьюсь, / мне роскошно жилось и любилось! / Я на этом пути ничего не добьюсь… / потому что всего я добилась».
Но при этом болит сердце за страну. «На наших глазах строится государство для весьма богатых людей. Для рядовых же граждан проблемы со всем – с жильем, с работой, с тем, как вырастить детей, с лечением… О духовной жизни никто не заботится. О Тургеневе, Блоке или Бунине как-то даже заикнуться неудобно… Писателей практически лишили профессии, печатают мало, особенно стихов. Платят копейки… Время на дворе коммерциализированное…» («Культура», 16 августа 2007). Короче, «погано живет сейчас поэт».
Слушаю новости, злясь и скорбя.
Жарко на юге, все жарче.
Жалко чеченцев и жалко себя.
Может, чеченцев и жальче.
……………………………………
И с Беларусью не разберусь,
Да и меня не спросили.
Жалко Россию и жаль Беларусь.
Жальче, пожалуй, Россию…
Вот так болело гражданское сердце Риммы Казаковой.
Душа, как птица раненая, скорчилась,
Обязанная каждому и всем.
Приходит слава, а здоровье кончилось.
Но, может быть, еще не насовсем.
Здоровье тоже не оправдало надежд поэта. Она поехала поправить его в подмосковном санатории в поселке Перхушково и… 19 мая 2008 года оторвался тромб. И всё.
Римма Федоровна Казакова прожила 76 лет. Удивительно насыщенных. Взволнованных. Драматических. За две недели до смерти она написала строки:
В мире так много разбито, разрушено…
Вместе со всеми плетем жизни кружево
И открываем внезапно в себе:
В играх судьбы мы не станем игрушкою!
Вот наш исток: мы наследники Пушкина.
Скажем за это спасибо судьбе…
19 мая в истории много чего было. К примеру, в 1182 году был освящен главный алтарь Собора Парижской богоматери… В 1536 году казнили жену английского короля Генриха VIII Анну Болейн… 1862 год – родился художник Михаил Нестеров… В 1981 году 19 мая в штате Калифорния умер американский писатель Уильям Сароян. В автобиографической повести «Вот пришел, вот ушел, сам знаешь кто» он писал: «Как писатель я, может быть, не умру, зато наверняка умрет Сароян». Себя писатель определил так: «свободный заключенный».
Римма Казакова тоже была заключенной. Она была пленницей собственного сердца. Женского и поэтического.