Профессор «факультета ненужных вещей». Юрий Домбровский (1909–1978)
В последнее время власти упиваются природными ресурсами. Нефть, газ – как мы сказочно богаты! А на самом деле в России богатство иное – русская литература. Какие имена! Какие книги! Какие судьбы!.. Но властным структурам – по всей вертикали сверху вниз, – на это плевать. Главное – деньги, бабло. А идеалы, душа, духовность – это все никчемные семечки. Так и живут, надуваясь, как пузырь!.. Ну, а нам, далеким от власти, остаются в утешение замечательные писатели недавнего прошлого. Юрий Домбровский – один из них.
В 2009 году исполнилось 100 лет со дня рождения Юрия Домбровского. Промелькнула всего лишь одна юбилейная публикация «Никакая богородица не спасет». Домбровскому, как и тысячам другим, пришлось жить в эпоху и в стране, «где так вольно дышит человек». К счастью, он не погиб в лагере. Выжил. Не задохнулся от «свободы» и «вольности». Но хлебнул зла и отврата сполна, полной чашей.
«Меня убить хотели эти суки…» – так начинается одно из стихотворений Домбровского. На его долю пришлось 4 ареста.
1932 год – первый арест. Три года ссылки в Алма-Ате.
1937 – второй арест и 7 месяцев в следственном изоляторе.
1939–1943 – третья посадка. Колымские лагеря.
1943 – актирован из лагеря как инвалид (отмороженные ноги).
1949–1955 – вновь арест. Заключение в Тайшетском Озерлаге.
1956 – реабилитирован за отсутствием состава преступления.
Примечателен национальный аспект. В «деле» 1932 года Домбровский числился как русский, в 1939 – как поляк, а в 1949 – уже как еврей.
За что брали? В 32-м из-за студенческого «выкидона». Домбровский с приятелями сорвал красный флаг. Не по политическим соображениям, а просто так, из-за фронды. А вот я вам!.. В 37-м, когда брали через одного, загребли и Домбровского, но дело на него так и не сшили. Историю этого ареста писатель положил в основу сюжета романа «Хранитель древностей». 26 августа 1939 года был арестован, очевидно, как подозрительный элемент. Отбывал срок на Колыме, откуда вернулся истощенным и еле живым, по существу инвалидом. Зимой 43-го в больнице начал писать роман «Обезьяна приходит за своим черепом» (опубликован в 1959).
Жил в Алма-Ате. Продолжал писать статьи и книги, занимался переводами. В 1946–1947 Домбровский преподавал в студии при Русском театре им. Лермонтова. Подобралась вполне интеллигентная компания. Бесконечные разговоры о Марке Аврелии, Христе, Иосифе Флавии, Радищеве и о Большой комиссии Екатерины II. И тут грянула совсем другая компания: борьба против зловредных космополитов. Домбровский оказался среди первых жертв. 16 марта 1949-го в «Казахстанской правде» появилась публикация «Буржуазный космополит на университетской кафедре». И – ату его! В ночь на 30-е марта за Домбровским пришли. Он сидел за письменным столом. Дверь была, как обычно, открыта. Увидев незваных гостей, писатель закричал: «Не мешайте работать!» И запустил в них чернильницей. Его молча скрутили.
На Домбровского «навесили» много обвинений, но главный пункт: рукопись «Обезьяны», и она была признана «фашистским романом». В нем говорилось о фашизме в Европе, но легко угадывался сталинизм в СССР. Один из изображенных в романе персонажей, профессор Мезонье, отказывается сотрудничать с нацистами и гибнет, другой – профессор Ланэ, напротив, идет на сотрудничество, навсегда остается «сумчатой крысой» – благополучным трусом и предателем.
А автор «Обезьяны» был отправлен на очередной «сталинский курорт» – в Озерлаг. На долгих 7 лет, по существу за то, как говорил протопоп Аввакум, что «живал духовно», а не принимал на веру аксиомы сталинского краткого курса. Как отмечено на страницах допроса, «восхвалял певца американского империализма Хемингуэя» и «говорил, что все советские писатели ему в подметки не годятся». Такое не прощается!..
Ну, а дальше – лагерь. Зона. «Не забыть мне проклятую зону, /Эту мертвую память твою; /Эти смертью пропахшие годы, / Эту башню у белых ворот, / Где с улыбкой глядит на разводы / Поджидающий вас пулемет…»
И в другом стихотворении («Утильсырье», 1959):
Я уж не знал, где день, где ночь, где свет,
Что зло, а что теперь добро, но помнил твердо:
«Нет, нет и нет!» Сто тысяч разных нет
В одну и ту же заспанную морду!
В одни и те же белые зенки
Тупого оловянного накала,
В покатый лоб, в слюнявый рот шакала,
В лиловые тугие кулаки!
И он сказал презрительно-любезно:
– Домбровский, вам приходится писать… —
Пожал плечами: «Это бесполезно!»
Осклабился: «Писатель, вашу мать!»
О, вы меня, конечно, не забыли,
Разбойники нагана и пера,
Лакеи и ночные шофера,
Бухгалтера и короли утиля,
Линялые гадюки в нежной коже,
Убийцы женщин, стариков, детей!
Но почему ж убийцы так похожи,
Так мало отличимы от людей?..
Домбровский совершил в своей жизни два подвига. Физический – что сумел выжить в неимоверных условиях лагеря, и нравственный: рассказал в своей книге-завещании «Факультет ненужных вещей» о репрессиях и сталинском произволе.
Литература, писательство для Домбровского были не случайным занятием, а призванием, главным смыслом его жизни. Он писал о Державине и Байроне, Грибоедове и Кюхельбекере, создал цикл очерков о художниках Казахстана, размышлял над романами о Веневитинове и Катулле. В Алма-Ате читал курс по Шекспиру для студентов театрального института.
Домбровский был не только писателем, но и философом, историком, искусствоведом, правоведом. Был энциклопедически образованным человеком. Много знаний приобрел в лагерях. Рядом сидели профессора-латинисты, и он освоил латынь. Читал в подлиннике Тацита. У профессиональных историков научился анализировать и понимать исторические процессы. Сидел с китайцем и перенял от него восточное целительство. Когда появлялась возможность, Домбровский пополнял свой интеллектуальный багаж.
Медлительный еврей с печальными глазами
Мне говорит о тайнах бытия…
В 1955 году Домбровского освободили из лагеря, но еще несколько месяцев он оставался на поселении в поселке при станции Чуна на севере Иркутской области. В одном из писем писал своему солагернику Александру Жовтису: «За последние годы много работал, здорово подогнал Шекспира… познакомился с Донном… занимался Римом… мечтаю о романе о Спартаке!.. Гуляю по тайге, привожу в порядок свои вещи и бумаги, готовясь к отъезду… От пережитого стал страшно худ и похож не то на химеру, не то на грифона со стильной мебели – таким и хожу на посиделки, где кокетничаю с деревенскими девчатами, но к жизни, кажется, возвращусь со щитом… А в общем у меня чувство (выражаясь словами Ульриха фон Гуттена), что «расцветают науки, поют искусства», и кажется, на этот раз я не ошибаюсь…»
Ошибся, ошибся Домбровский в своих ожиданиях – не он первый, не он последний. Советский Союз был страной непрогнозируемой: от жестоких морозов к оттепели и снова к заморозкам. Но открутим время назад. Вернемся к истокам.
Юрий Иосифович Домбровский (затем отчество было переделано в более русское: Осипович) родился 24 апреля (12 мая) 1909 года в Москве. Отец – Иосиф Домбровский, адвокат с именем; мать – Лидия Крайнева, биолог. После окончания бывшей Медведниковской гимназии в Староконюшенном переулке Юрий поступил на Высшие государственные литературные курсы. В 23 года «загремел» на свой первый «сталинский курорт» в Алма-Ату и лишь в 46 лет обрел долгожданную свободу, предполагая, что возвращение в жизнь будет «со щитом».
Но получилось иначе: как говорили древние, под щитом. Домбровскому пришлось существовать по шутливой формуле Бориса Слуцкого: широко известный в узких кругах. В узких кругах был любим и почитаем, в широких – непризнан и замолчен. Остался вне литературного истеблишмента. Однако Домбровский не унывал по этому поводу, ибо следовал завету древнего греческого мыслителя, ученика Сократа, Антисфена: лучше быть с горсткой честных против всех дурных, чем со всеми дурными против горстки честных. В одном из писем Домбровский советовал другу не обращать внимание на железную поступь пошлости: «Ну есть тут отчего задуматься, терять голову, задавать вопросы? Поступай по Данте: «Взгляни – и мимо!»
Он сам так и поступал. Всегда плохо одетый, вечно нуждающийся, он держался гордо и независимо. Говорил немного картавя, быстро. Любил заходить в ресторан ЦДЛ, где смотрелся диковинно: голь-переголь, нищета. Его часто выручала Муся-буфетчица, ангел-спаситель, жалуя бесплатными бутербродами и стопочкой водки. А бедствующий писатель был уже знаменит в узких кругах Советского Союза и широко на Западе. Отечественная пресса не замечала Домбровского. Но как писал польский переводчик И. Шенфельд, «Запад его уже знал, посылались приглашения приехать, выступить, дать интервью, получить накопившиеся гонорары, но его упорно не пускали. Трижды посылал я ему приглашение из социалистической Варшавы – не пускали. Советский Союз не подписал еще конвенции об авторских правах, заграничные гонорары можно было получить только лично на месте, он жил в нищете, но его не пускали. Бездарные, никому не известные, но приспособившиеся борзописцы по несколько раз в год мотались по Европе, а Юрия Домбровского, писателя с мировым именем, не пускали, мстя ему за то, что предпочитал жить в скудости, чем продавать свое перо…»
В 1959 году вышел роман Домбровского «Обезьяна приходит за своим черепом». В 1964 – роман «Хранитель древностей». В 1969 – «Смуглая леди». Спустя 5 лет – книга «Факел». В 1978 году вышли «Записки мелкого хулигана» и собрание сочинений в 6-и томах.
«Смуглая леди» – это три новеллы о Шекспире. В них писатель хотел понять, «как с годами менялся автор, как пылкий и быстрый в юности, он взрослел, мужал, мудрел, как восторженность сменялась степенностью, разочарованием, осторожностью и как под конец сменилось страшной усталостью».
Еще маленьким мальчиком Домбровский увидел в подмосковном дачном местечке спектакль «Венецианский купец», который давала какая-то бродячая труппа, и влюбился в Шекспира. «Сейчас я-то, конечно, хорошо понимал, что актеры были плохие. Да и спектакль много не стоил – но вот это ощущение свободы и красоты я унес тогда с собою и сохранил его на всю жизнь…» И какой-то дяденька сказал тогда Домбровскому главные слова о шекспировских персонажах: эти люди были свободны от страха и унижения.
«Хранитель древностей» и «Факультет ненужных вещей» по существу дилогия. «Герой мой – человек моего круга, моих наблюдений, информации и восприятия», – писал Домбровский в одном из писем. И главный вопрос: как жить и во что верить в тоталитарную эпоху? «Факультет» – это роман о смысле и цене веры, о цене жизни и предательства. Это роман о страхе и мужестве, слабости и силе…
Домбровский в своем «Факультете» описывает мир без нужных вещей – мир без права, морали, истины, красоты, чести, совести, правды, стыда и прочих абсолютных ненужностей, объявленных химерами. Это мир вне и без культуры.
Герой «Факультета» Зыбин в ужасе оттого, что большинству людей стали не нужны «разум, совесть, добро, гуманность – все, все, что выковывалось тысячелетиями и считалось целью существования человечества», – и он, Зыбин, вопреки всему этому решает остаться самим собою, «вечным студентом и вольным слушателем факультета ненужных вещей».
Под «Факультетом» стоит дата написания романа: 10 декабря 1964 г. – 5 марта 1975 г. К окончанию романа оттепель в стране кончилась, и не было никакой надежды публиковать его в «Новом мире». Домбровский долго колебался (имея в виду печальную историю с публикацией «Доктора Живаго» Пастернака), публиковать роман на Западе или нет. Наконец, в 1977 году решался (очевидно, чуя уже свой близкий конец) и передал 800 машинописных страниц во Францию. И успел еще подержать в руках парижское издание на русском языке. К советским читателям «Факультет» пришел лишь спустя десятилетие.
В послесловии к французскому переводу романа известный критик Жан Катала писал: «В потоке литературы о сталинизме эта необыкновенная книга, тревожная и огромная, как грозовое небо над казахской степью, прочерченное блестками молний, возможно, и есть тот шедевр, над которым не властно время».
Юрий Домбровский одним из первых понял, что зло, творимое в стране, шло не только от Сталина. Сталин опирался на аппарат насилия и на энтузиазм масс. Не все были патологические изуверы, но все принимали участие в чудовищных, «очистительных акциях». В своем обращении «К историку» (1965) Домбровский объяснял: «Теперь последнее – почему я 11 лет сидел за этой толстой рукописью. Тут все очень просто – не написать ее я никак не мог. Мне была дана жизнью неповторимая возможность – я стал одним из сейчас уже не больно частых свидетелей величайшей трагедии нашей христианской эры. Как же я могу отойти в сторону и скрыть то, что видел, что передумал? Идет суд. Я обязан выступить на нем. А об ответственности, будьте уверены, я давно предупрежден…»
В подверстку приведем стихотворение Домбровского «Чекист»:
Я был знаком с берлинским палачом,
Владевшим топором и гильотиной.
Он был высокий, добродушный, длинный,
Любил детей, но выглядел сычом.
Я знал врача, он был архиерей;
Я боксом занимался с езуитом.
Жил с моряком, не видевшим морей,
А с физиком едва не стал спиритом.
Была в меня когда-то влюблена
Красавица – лишь на обертке мыла
Живут такие девушки – она
Любовника в кровати задушила.
Но как-то в дни молчанья моего
Над озером угрюмым и скалистым
Я повстречал чекиста. Про него
Мне нечего сказать – он был чекистом.
Нет, Домбровский много чего поведал о чекистах. Если говорить о стихах, то при жизни Юрия Осиповича была лишь одна публикация: стихотворение «Каменный топор» в 1939 году. Лагерные его стихи были опубликованы лишь посмертно. Одно из них – удивительное, посвящено заключенному профессору из Берлина, «водовозу и бездарному дровосеку», который на зоне читал стихи Рильке, обращенные к Полярной звезде:
Что могу товарищу ответить?
Я, делящий с ним огонь и тьму?
Мне ведь тоже светят звезды эти
Из стихов, неведомых ему.
Там, где нет ни времени предела,
Ни существований, ни смертей,
Мертвых звезд рассеянное тело.
Вот итог судьбы твоей, моей:
Светлая, широкая дорога —
Путь, который каждому открыт.
Что ж мы ждем? Пустыня внемлет Богу,
И звезда с звездою говорит.
Но и на свободе Домбровскому приходилось несладко.
«Увы, весь этот мир не для меня! / неискренний, двуличный и пытливый», – писал он в цикле стихотворений «Анри Руссо». Приходилось сражаться с редакторами. «Эти бездарные шмакодявки опять мнут душу. Парашники! Вертухаи от литературы! Надоело!» – не выдерживал Домбровский. А еще досаждали литературные набобы, литературные обмылки-крититки, как он выражался. Бедствовал. Жил затворником. И лишь когда стал получать пенсию – 120 рублей, – почувствовал себя материально независимым. Гарантированное «благополучие». Рядом с ним была Клара Турумова. С ней, с юной студенткой-филологичкой, он познакомился еще в Алма-Ате, там в казахстанских горах диктовал ей своего «Хранителя». Клара полюбила этого немного расхристанного мужчину за его сверкающий талант.
Последний рассказ, написанный Домбровскмм, называется «Ручка, ножка, огуречик» (1971). Герой рассказа вынужден жить в мире людей-лекал и событий-лекал. Лекало – это «что-то продолговатое, закругленное, закрученное, со многими зализами и заходами – хитрое, вокруг всего изгибается, все обнимает, ко всему подползает. У него нет ничего прямого, а все в изгибах, перегибах, изломах».
Лагерные годы давали о себе знать. Здоровье его все более расшатывалось…
Не стараясь и телом и чувством
И весь разлетаясь, как пыль,
Я жду, что зажжется Искусством
Моя нестерпимая боль…
Вот эта надежда и поддерживала Юрия Осиповича, но и она угасала. По одной из версий Домбровского сильно избили (хулиганы? Чекисты?), и это ускорило его кончину. Он умер 29 мая 1978 года в возрасте 69 лет. Похоронен на Кузьминском кладбище.
«Факультет ненужных вещей»? А изумительные стихи? А борение духа? А души прекрасные порывы?.. Простите, но я тоже студент с этого факультета.