Один из детей Арбата. Анатолий Рыбаков (1911–1998)
Редко кому удается написать книгу, ставшую событием, взорвавшую общественное сознание, всколыхнувшую массу людей, заставившую яростно спорить «за» и «против». «Тяжелый песок» и «Дети Арбата» стали книгами-событиями, книгами-взрывами. Их написал Анатолий Рыбаков.
К сожалению, мы живем сегодня в центростремительном времени постоянных изменений, потрясений, социально-тектонических сдвигов, что заставляет нас напрочь забывать о прошлом. И вот уже Рыбаков с его потрясающими книгами остался где-то позади, растворился в тумане забвения. Это несправедливо. Но такова жизнь: мы мчимся вперед, все дальше и дальше и вместо успокоения получаем новый ужас. А в календаре истории неожиданно возникла дата: 100-летие Анатолия Рыбакова, и мы просто обязаны оглянуться назад, подержать в руках «тяжелый песок», поименно вспомнить «детей Арбата» и самого Рыбакова, самого арбатовского человека.
Анатолий Наумович Рыбаков (настоящая фамилия – Аронов) родился 1(14) января 1911 года в Чернигове. В дальнейшем семья с Украины перебралась в Москву. «Мы приехали в Москву, – пишет Рыбаков в своем «Романе-воспоминании», – осенью 1919 года. Переезд (на телеге) с Брянского вокзала (теперь он называется Киевский) показался мне длинным, хотя расстояние до Арбата небольшое. Поселились на Арбате в доме номер 51… Дом моего детства, моей юности я описал в «Кортике», в «Детях Арбата», он хорошо известен старым москвичам: долгие годы там существовал кинотеатр «Арс», потом он назывался «Наука и знание». А соседний, 53-й, дом знаменит тем, что в нем 18 февраля 1831 года поселились после женитьбы Александр Сергеевич Пушкин с Натальей Николаевной…»
Старых жителей Арбата «уплотнили», и в квартирах появились новые хозяева, семьи рабочих, военных и «спецов» (так звали специалистов разных профессий). Некогда шикарные апартаменты превратились в коммунальные квартиры. В одной из них и поселилась семья Рыбаковых. Отец будущего писателя был крупным инженером и как «спец» получал большой оклад и паек. Семья быстро вписалась в интеллигентную арбатскую семью, без каких-либо религиозных традиций. По признанию Рыбакова, она была совершенно русифицированной и эдакого социал-демократического толка. Никакого еврейского языка, религии, только атеизм и вера в грядущий социализм. Хотя много лет спустя в интервью «Новой газете» Рыбаков гордо скажет: «Но я еврей. Во мне течет кровь, которую столетиями выливали из жил моего народа». Однако в юные годы никакого еврейства, более того, воспитанием Анатолия и его сестры занималась француженка. И Толя рос правильным мальчиком. Верил в идеалы революции и с гордостью вступил в пионеры.
«В отряд я ходил каждый вечер: собирали беспризорных в детприемники, пожертвования в пользу голодающих Поволжья, выступали в «Живой газете», высмеивали пьянство, ругань, неуважение к женщине, неуважение к другим народам…» Однажды на слет пионеров приехал Николай Бухарин, любимец партии, «Бухарчик», он лично хлопнул по плечу Толю Рыбакова и сказал: «Давайте, ребята, помогайте Революции!» И пионеры старались вовсю…
Далее опытно-показательная школа-коммуна имени Лепешинского, где гуманитарные науки были не в чести, а только прикладные. Танцы почитались мещанством, классическая литература – ненужностью, но Рыбаков тем не менее пристрастился к чтению. После школы работал грузчиком, овладел профессией шофера. Поступил в Инженерно-транспортный институт, но тут Рыбакова подвело арбатское свободомыслие, желание высказываться по всем животрепещущим общественно-политическим вопросам, за что был исключен из комсомола, института и арестован в 22 года по статье 58–10 (контрреволюционная пропаганда). Произошло это 5 ноября 1933 года. Лубянка, Бутырка, три года ссылки в Сибири, на Ангаре, – и надо отметить, что Рыбаков еще легко отделался, ибо могло быть и хуже. После отбытия срока Рыбакову запрещалось жить в больших городах, о чем была сделана соответствующая отметка в паспорте.
Освободился Рыбаков осенью 1936 года и отчетливо понимал, что могут легко взять и во второй раз. Мальчик, веривший когда-то в революцию, после судимости представлял угрозу для режима. И Рыбаков, опасаясь повторного ареста, стал, как заяц, петлять по стране, меняя свое местонахождение. Работал только там, где не надо было заполнять анкеты, кем-то временным, сезонным – работал шофером на посевных и уборочных кампаниях. В какой-то период преподавал даже танцы: фокстрот, танго, румба. Словом, «утомленное солнце нежно с морем прощалось…» А далее осознание, что «нет любви». Да, любви с советской властью у Анатолия Рыбакова не получилось.
Учил Рыбаков желающих танцам, а музыка в душе не играла. В душе поселился страх (37–38 годы – годы массовых репрессий). «Не могу сказать, что было тяжелее, – вспоминая то время, признавался Рыбаков, – ссылка или скитания после нее. В ссылке хоть была надежда – вот она кончится, и наступит нормальная жизнь. Но это оказалось иллюзией – нормальная жизнь не могла получиться у бывших ссыльных. Как это ни звучит странно, меня выручила война».
Рыбаков без колебаний пошел защищать родину. Его поразила фраза Сталина, сказанная им на Красной площади 7 ноября 1941 года: «Враг не так силен, как воображают некоторые перепуганные интеллигентики». Какие интеллигентики?!. Анатолий Рыбаков прошел всю войну, от звонка до звонка, от защиты Москвы до штурма Берлина. Сражался честно и самоотверженно. Награжден многими орденами и медалями, а главное: за храбрость с него сняли судимость, – это была, пожалуй, высшая награда.
Многие годы спустя Рыбакова в Нью-Йорке пытал известный интервьюер Соломон Волков (потом вышла книга Волкова «Разговоры с Анатолием Рыбаковым»).
– В армии, на фронте вы нарывались на антисемитизм? При вас говорили о том, что евреи не воюют, а отсиживаются в Ташкенте? – спрашивал Соломон Волков.
– Нет, – отвечал Рыбаков, – в армии таких разговоров не слышал. Я был на фронте с первого дня, люди видели, что я еврей и воюю, как и все другие.
Рыбаков демобилизовался в 1946 году, и как офицеру-победителю ему показалось, что отныне все дороги открыты. Он выбрал литературную. Очень хотелось поведать историю своего поколения, поколения детей революции, которое пережило крушение идеалов этой революции, но, разумеется, не впрямую (цензура не дремала), а исподволь, издалека. Это уже позднее, в 1999 году, Рыбаков, не боясь, открыто говорил на полосе «Новой газеты»: «Мне жаль мое обманутое поколение, жаль несчастных людей, которых я встречал на пересылках, жаль молодых ребят, которые пали на полях сражений, жаль писателей, которым не удалось сказать то, что они могли сказать. Ко мне судьба оказалась милостивей, я сказал свое».
Но сказал «свое» не сразу. К этому «своему» Рыбаков шел окольными путями через книги, адресованные детям и юношеству. В них он следовал традициям классической приключенческой литературы (неизменная «тайна», рыцарская отвага героев, их благородство и верность). К романтике Рыбаков добавлял и юмор. Первая повесть «Кортик» вышла в 1948 году (в 1954-м был снят фильм по «Кортику»), затем «Бронзовая птица», «Приключения Кроша», «Каникулы Кроша». Герой «Кортика» Миша Поляков гордо заявлял: «Вы никогда не заставите меня делать то, что я не хочу». Другой юноша, рыбаковский Крош, горой стоял за добро и боролся со злом.
«Кортик» проходил в печать трудно. В Детгизе рукопись продержали полгода, не говоря ни «да», ни «нет». Только мямлили: «В вас что-то есть. Конечно, ваши герои – пионеры, комсомольцы правильные, но что-то в них и настораживает…» В отделе пионерской литературы редактор подпрыгнул на стуле, прочитав рукопись: «Это же «Багдадский вор» какой-то, американский детектив! А где пионерские отряды, комсомольская организация, почему у вас действуют какие-то индивидуалисты?..»
В конечном счете «Кортик» был напечатан, выручил крепко сбитый сюжет и благородство характеров героев. С другими книгами было не легче, хотя и они пробились через цензурно-редакторские бои к читателям. В 50-х годах требовались произведения о «людях труда» – без производственной атрибутики ничего не печатали. Рыбаков поехал на Волгу, работал в портах, на теплоходах, набрал фактуры и написал роман «Одинокая женщина». Одинокая женщина в условиях социализма? Быть этого не может! И роман вышел под нейтральным заголовком «Екатерина Воронина». Напечатанный роман вдохновил Рыбакова, он приступил к следующему, под названием «Лиля». Что за легкомысленная Лиля? – возмутились редакторы, и в «Новом мире» роман переиначили в «Лето в Сосняках». А лето у Рыбакова получилось весьма горьким: писатель впервые поставил проблему детей репрессированных родителей (помните лживое утверждение режима: сын за отца не отвечает?..) «Лето в Сосняках» вышло в последнем номере «Нового мира» за 1964 год, в романе Рыбаков нащупал свою основную тему: власть и народ, насилие и страх, – в дальнейшем эта тема была раскрыта в «Тяжелом песке» и «Детях Арбата».
Но вернемся назад. Начинал Рыбаков как детский и юношеский писатель, а затем перешел во взрослую литературу. И первой книгой на взрослой ноте стали «Водители» – роман о жизни провинциальной автобазы. Роман подкупал честностью и правдивостью и был выдвинут на Сталинскую премию, но тут всплыла прежняя судимость Рыбакова, и Сталин при обсуждении кандидатуры Рыбакова бросил реплику: «Неискренний человек, нераскаявшийся троцкист…» Но при повторном обсуждении выяснилось, что судимость с Рыбакова была снята во время войны, и писателя увенчали в 1951 году Сталинской премией. Эта история с отклонением и присуждением премии обросла различными подробностями и докатилась аж до Нью-Йорка, где о ней поведал Довлатов.
В позднем «Романе-воспоминании» Анатолий Рыбаков поведал о своем сталинском триумфе и иронично рассказал, как он вошел в когорту советских писателей и как ему пришлось приспосабливаться к жизни по установившимся правилам: с волками жить – по-волчьи выть.
Далее Рыбакову, по его признанию, сказочно повезло: один из его друзей, Роберт Купчик, «подарил» ему замечательный сюжет про своего дедушку, который в начале XIX века эмигрировал в Швейцарию, в Цюрих. Затем он захотел показать своему младшему сыну, по существу юному швейцарцу, родину своих предков. В Симферополе его сын (отец Роберта, друга Рыбакова) влюбился в 16-летнюю красавицу, дочь сапожника, и увез ее в Цюрих… ну, и так далее, кто помнит «Тяжелый песок», тот знает все перипетии романа Рыбакова. Вначале писатель предполагал, что напишет небольшую новеллу в духе Проспера Мериме, но вышло иначе: целая семейная хроника о жизни Рахили и Иакова. Пронзительные страницы о еврейском гетто. Страдания, ужас и смерть. И как сказано в Библии: «Все прощается, пролившим невинную кровь не простится никогда».
Свой «Тяжелый песок» Рыбаков отнес в журнал «Дружба народов», роман там не взяли, попутно объяснив автору, что во время войны пострадали не только евреи, но и другие национальности. Тогда Рыбаков с рукописью пошел в журнал «Октябрь», и новый редактор Анатолий Ананьев «Тяжелый песок» взял. В 1978 году роман вышел в свет и мгновенно стал бестселлером: им зачитывались миллионы человек. «Тяжелый песок» перевели на многие иностранные языки, Ванесса Редгрейв хотела экранизировать роман, но ей не дали реализовать эту идею: сами не хотели и другим не давали. И лишь после смерти Рыбакова в 2003 году вышел 12-серийный телефильм (об экранизации мечтал Анатолий Наумович, но, увы, не дожил…)
В «Тяжелом песке» впервые в советской литературе поднята еврейская тема, до этого запретная. В романе Рыбаков широко использовал историю своих предков, в частности, своего деда Авраама Исааковича. «Тяжелый песок» сразу окрестили «еврейской сагой», до того она хватала за сердце каждого нормального человека, незараженного, естественно, вирусом антисемитима. «Тяжелый песок» – это не только о страдании еврейского народа, но и о любви, которая сильнее смерти.
После «Тяжелого песка» пришла очередь «Детей Арбата», которым писатель отдал долгие годы жизни. Первые наброски антисталинского романа Рыбаков тайно шифровал, ну, а после разоблачения культа личности в 1956 году уже писал в открытую, параллельно со своими другими вещами. Анонс о публикации «Детей Арбата» появился в «Новом мире» в 1967 году, но лишь спустя 20 лет роман был опубликован. За «Детьми Арбата» последовали продолжения: «Страх», «Прах и пепел». Общий тираж «Детей Арбата» составил более 1,5 миллиона экземпляров. Многочисленные переводы в различных странах и одноименная пьеса, которая ставилась в театрах СССР и Европы. Короче, ошеломительный успех.
Главные и полярные, противоположные герои романа – Саша Панкратов (по существу это сам Анатолий Рыбаков и его сверстники, арбатские юноши). А другой герой, точнее, антигерой – Иосиф Сталин. Писатель тщательнейшим образом изучил исторические материалы и документы сталинской эпохи и один из первых разобрался с сутью диктатора и тирана, выявив много общего между Сталиным и Гитлером. Рыбаков вложил в уста Сталина формулу сталинского мироустройства: «Смерть решает все проблемы. Нет человека – нет проблемы» (это было так точно, что всем читателям казалось, что именно так и формулировал Сталин свои репрессии и казни). И еще рыбаковская фраза, сказанная за вождя: «Великая цель требует великой энергии. Великая энергия отсталого народа добывается только великой жестокостью».
Этой великой жестокостью и пронизан роман «Дети Арбата». И эту великую жестокость до сих пор отрицают многие россияне, считающие, что Сталин – это победа. «Я глубоко убежден: пока мы не преодолеем всех явлений, порожденных культом личности, пока не научимся думать самостоятельно, нам будет трудно двигаться вперед…» – говорил Рыбаков в интервью «Московским новостям» в апреле 1987 года.
«Дьявольской системой» назвал Рыбаков режим личной власти, установленный Сталиным. И оглядываясь на прошлое, говорил: «Мы жили, верили, страдали, погибали». «Мы должны пристально вглядываться в наше сталинское прошлое. В нем – истоки многих наших нынешних да и будущих бед. Сталинизм – это не только диктатура, принудительное единомыслие и террор, но и психология личности, и психология масс. Обесценивание человеческой жизни приводит к дегуманизации общества. Страх, смещая нравственные критерии, лишает человека морали, чувства собственного достоинства, чести, справедливости, сострадания к близким. Сталин уничтожил все мыслящее, талантливое, самостоятельное. Результаты этой чудовищной селекции мы видим сегодня» (ЛГ, 8 ноября 1995).
Горькие истины Рыбакова не всем пришлись по душе. Коммунисты и прочие упорные граждане, прикипевшие к сталинскому прошлому, никак не хотели принять правду, для них «Дети Арбата» стали некими предателями идей коммунизма, как они их понимали. Рыбаков после своих главных романов попал в непростую ситуацию, когда одни хвалили его за смелость и правду, другие люто ненавидели, а некоторые коллеги по перу отчаянно завидовали его популярности, как он выразился сам, он испытывал «зависть коллег и ненависть партийной сволочи».
Не будем воспроизводить хулу, лучше вспомним хвалу. «Я не знаю в советской литературе другого произведения, которое было бы основано на таком страстном стремлении рассказать правду», – писал Вениамин Каверин по поводу «Детей Арбата».
Вячеслав Кондратьев: «Читал роман с чувством огромной радости, что наконец-то нашелся среди нас человек, который осмелился сказать подлинную правду о времени и тем исполнить главную нравственную писательскую задачу, стоящую перед всеми нами, но выполняемую нами слабо, уклончиво и – я бы сказал – малодушно…»
«Многоуважаемый Анатолий Наумович, – писал в письме к Рыбакову Булат Окуджава. – Я познакомился с романом и считаю, что в прозе более яркого художественного памятника трудным и трагическим годам нашей жизни еще не было в отечественной литературе».
В 1997 году вышла автобиографическая книга Рыбакова «Роман-воспоминание». По воспоминаниям тех, кто был близок к писателю, в 1990-е годы он продолжал страстно ненавидеть Сталина и все советские несвободы. Его пугал нарождающийся российский неонацизм, неодобрительно он относился и к либеральным пустым разглагольствованиям и их носителей именовал «аэропортовскими идиотами» (по месту писательских домов в Москве). Не примыкал Рыбаков ни к одному лагерю, клану, сговору. Был абсолютно независимым и имел собственные взгляды на историю России, на мир, который его окружал, и вполне мог сказать о себе словами Франсуа Вийона: «Я всеми принят – изгнан отовсюду». Спорил он всегда страстно и предпочитал общение не с упертыми стариками, а с обществом молодых людей, не закоренелых в своих заблуждениях.
Последние годы Рыбаков жил то в Москве, то в Нью-Йорке. В Америке ему сделали операцию, она продлила ему жизнь на полгода, а он просил у врачей 6 лет, чтобы осуществить новый замысел. В Америке Рыбаков тесно сошелся с Соломоном Волковым.
«Мне хорошо работается в Нью-Йорке, – признавался он. – Здесь меня не беспокоят, не отвлекают. Для писателя место там, где ему пишется». Кстати, а как работал Рыбаков? На этот счет он рассказывал: «Когда я приступаю к новой работе, самое тяжелое для меня – начать. Первые сто страниц пишу не оглядываясь. Пишу от руки. После того как этот первый вариант жена напечатает или наберет на компьютере, я обычно весь его перекраиваю, правлю, выбрасываю нещадно абзац за абзацем. Если у меня от десяти рукописных страниц остается еще одна печатная – это хорошо. Некоторые мои коллеги-писатели удивляются: что ты делаешь? У нас же раньше платили за листаж. Вот и писали пудовые эпопеи…»
Над рабочим столом Рыбакова висел краткий императив-наказ: «Чтобы написать, надо писать». Он садился и писал, не делая никаких скидок на возраст. Великолепно выглядел и в 85 и в 87… Темно-синий пиджак, голубая рубашка, седые, до голубизны, волосы и смуглое живое лицо. Красивый, породистый, элегантный – таким его вспоминают друзья.
После операции (шунтирование на сердце) прожил недолго. Не дожил каких-нибудь двух недель до 88-летия. Умер 23 декабря 1998 года в Нью-Йорке. Завещал похоронить себя на родине. 6 января 1999 года в Москве, в ЦДЛ, состоялась панихида по Анатолию Рыбакову. Выступавшие говорили, что Рыбаков был человеком «огромного писательского и человеческого таланта», счастливым, мужественным человеком, «с чутким и чудным сердцем», обладавшим «колоссальной жизнестойкостью», «общественным темпераментом» и «уникальной целеустремленностью», и, несмотря на возраст, оставался «мальчишкой, балагуром и шутником». И все сказанное было правдой…
«Человеком нормы» – так назвала Рыбакова Виктория Шохина при прощании с ним. Норма – это талант, здравый смысл и достоинство. А главное, что Рыбаков ни на шаг не отошел от своей нормы в годы идеологического безумия. Не предал свой талант. Не прогнулся перед властью. Оставался верным здравомыслию. Не предавал и не подличал. Гордо нес собственное достоинство и незапятнанное имя. Рыбакову все это удалось. Подлинный сын Арбата. Настоящий русский интеллигент еврейского происхождения.