Воображала Марта

В бывшую квартиру Глазуновых въехала другая семья. Мы всем двором собрались у грузовика и смотрели, как четверо солдат сгружают мебель. Возле солдат суетилась расфуфыренная дама и командовала:

— Осторожно, сервант! Осторожно, ящик с фарфором! Зеркало! Легче! Тише!

Тут во двор въехал черный блестящий автомобиль и из него вышли генерал, толстый мальчишка лет четырех и девочка лет одиннадцати.

Мы так и уставились на генерала. Никогда не видели вблизи живых генералов. Он был красивый, высокий, довольно еще молодой, с золотыми звездами на погонах, с широкими красными лампасами. На груди — орденские ленточки чуть ли не в десять рядов.

Мимо проходил Кирка Рапопорт, Мишкин брат, лейтенант. Увидев генерала, он замер, руки по швам, весь как-то прогнулся назад, отдал честь и, чеканя шаг, прошел мимо. Генерал снисходительно ему кивнул и тоже отдал честь. Генерал! Нашему Кирке!! Отдал честь!!! А потом взял за руки своих детей и скрылся в подъезде.

Мальчишки тут же принялись изображать сцены боя из фильма «Чапаев», который мы ходили смотреть всем двором в кинотеатре Повторного фильма. А мы, девочки, сели на скамейку и стали обсуждать генеральскую дочку, которая теперь будет жить в нашем доме.

— Сразу видно — воображала, — сказала Аня.

— Естественно, — согласилась Валя.

— А по-моему, ничего, — возразила я.

— А по-моему, воображала! — настаивала Аня. — Если бы у тебя был отец генерал, ты бы разве не воображала?

— Конечно, воображала! — подтвердила Валя. — Раз у нее такой отец.

— Я воображал терпеть не могу! — сказала Наташа, хотя сама была та еще воображала.

И мы решили не дружить с генеральской дочкой.

Вечером ко мне пришла Наташа и сообщила, что новую девочку зовут Марта, она будет учиться в двадцать девятой школе, может быть, даже в Наташкином классе. Оказалось, что пока мы учили уроки, Наташкина мама успела познакомиться с генеральшей, и та ей все это рассказала.

— Трудно этой Марте придется, — сказала Наташа. — У нас в классе воображал не любят.

— А где их любят? — согласилась я.

И нам стало жалко Марту, что у нее такой отец, из-за которого, хочешь не хочешь, а задерешь нос.

Мы решили Марте помочь, чтобы ей все-таки не так трудно пришлось в жизни. Наташа взяла листок бумаги, и мы стали сочинять письмо:

«Марта! — писала Наташа. — Мы согласны с тобой дружить. Но не думай, что из-за твоего отца. Думаешь, у тебя одной такой важный отец? Мой папа, например, знаменитый режиссер и… — Наташа задумалась. — И знаменитый чемпион всей страны по штанге…» — ей очень нравился чемпион Советского Союза по штанге Григорий Новак, красноармеец.

— Не поверит, — усомнилась я. — По фигуре не подходит. Лучше напиши — знаменитый боксер.

Мы развеселились, представив себе пятидесятилетнего Наташкиного папу в трусах и в боксерских перчатках на ринге.

— «…и знаменитый боксер легкого веса», — написала Наташа. — Теперь твой давай.

— Ну, писатель…

— И всё?

— А чего еще?

— Ну, хотя бы — знаменитый писатель.

— Чего это — твой знаменитый, мой знаменитый? Пусть хотя бы — великий.

— Ну, пусть, — согласилась Наташа, но тут же предложила свой вариант: — А давай наоборот: мой — великий, а твой — знаменитый.

— Ну, давай. Мне все равно.

— Так, а еще кто твой?

— Еще можно — профессор, — сказала я. — Профессор всех наук.

— А давай лучше мой будет профессор, а твой — боксер легкого веса.

После недолгого спора я отдала Наташиному папе профессора, но от боксера отказалась и придумала своему — несгибаемого борца за мир во всем мире.

— Ух ты! — снова позавидовала Наташа. — Ладно уж, забирай профессора, а мне отдай несгибаемого.

Но тут уж я сказала — «фигушки!»

«…Так что не очень-то воображай, если хочешь с нами дружить, — продолжала письмо Наташа. — В знак согласия жди нас сегодня в шесть часов во дворе возле песочницы».

Мы переписали письмо набело, обе расписались, сложили листок треугольником, спустились на второй этаж к генеральской квартире и опустили письмо в почтовый ящик на двери.

Мы долго ждали Марту у песочницы, но она так и не вышла. А когда мы возвращались домой, то на лестнице встретились с Мартой и с ее мамой. Марта, проходя мимо, усмехнулась с таким высокомерием, что мы поняли: закоснела она в своей гордости. Мы обиделись и решили с ней не водиться.

Марта подружилась с Галькой Федоровой из четвертого подъезда, хотя у Гальки отца вообще не было, а мать работала в театре билетершей. Марта показала Гальке наше письмо, и они нас же с Наташей дразнили воображалами.