Старшая подруга

Наташа была на месяц старше меня и, пользуясь этим, всегда верховодила. Если мы играли в куклы, она забирала себе новую, а мне давала старую, со свалявшимися волосами и грязным облупленным носом.

— Потому что я старше! — говорила она.

И я подчинялась: ведь она действительно была старше. И, кроме того, у нее была сестра Катя, которой было уже четырнадцать лет.

Катя читала книги без картинок! Вот какая она была взрослая.

Мы жили на одной лестничной площадке и каждый день ходили друг к другу в гости. Книги мы с Наташей читали одни и те же. Сначала прочтет Наташа, потом даст мне, и я читаю.

У Наташи книги были гораздо интереснее. Все картинки раскрашены цветными карандашами, уголки страниц загнуты, строчки подчеркнуты иногда красным карандашом, иногда простым. А то и просто ногтем.

Это были еще Катины книги. Они перешли Наташе по наследству. И эти книги были не такие уж детские, хоть и с картинками: «Мальчик из Уржума», например, про детство Кирова. Или «Хуторская команда» про детство Буденного.

Хоть и про детство, но ведь про детство каких людей!

И уж если Катя читала такие довольно взрослые книги давным-давно, то можно себе представить, какие книги она читала теперь! Она читала — Тургенева!

Я, например, не решалась даже раскрыть том Тургенева, а Наташа ничего, раскрывала и даже читала. Ну, это не удивительно, она ведь была старше меня.

— Я прочитала «Отцы и дети», — сказала она.

— Интересно? — спросила я с уважением.

— Что значит интересно! — ответила Наташа. — Что это тебе, «Дюймовочка», что ли?

Мне стало стыдно за свой дурацкий вопрос. Спросить о Тургеневе — интересно ли?

— Это важно прежде всего, — сказала Наташа, — здесь поставлена очень важная идея.

— Какая? — спросила я и тут же опять почувствовала, что села в лужу.

— Да ну, разговаривай с тобой после этого! — с досадой ответила Наташа. — Важная идея поставлена, вот и все. Не понимаешь, что ли?

— А-а-а! — сказала я. — Теперь, конечно, понимаю. Я просто не расслышала.

Конечно, Наташе хорошо — у нее старшая сестра, которая ей все может объяснить. А мой старший брат и раньше не обращал на меня никакого внимания, а теперь, когда у него появилась жена, вообще плевать на меня хотел. А двоюродная сестра Маринка — на четыре года младше меня и только-только начинает самостоятельно читать свои первые книжки.

Я подарила ей на день рождения «Волшебную лампу Аладдина». Маринка обрадовалась, тут же уселась на пол и стала рассматривать картинки.

— А ты читала? — спросила Маринка. — Интересно?

— Что значит интересно! — сказала я назидательно. — Это важно прежде всего! Здесь поставлена очень важная идея.

Я искоса посмотрела на Маринку и убедилась, что слова мои не пропали даром: Маринка сидела на полу, и от умственного напряжения у нее текло из носу.

Наташе я, конечно, больше не задавала детского вопроса: интересная ли книга? Теперь Наташа, вручая мне книгу, говорила:

— Хорошо написано.

И я, когда приходила к Наташе за очередной книгой, тоже спрашивала ее:

— Хорошо написано?

Я читала «Повесть о настоящем человеке». Эта книга была очень хорошо написана. Я просто не могла оторваться.

Наташа в это время читала «Кортик». Тоже говорила, что хорошо написано.

А Катя читала вот что: «Тихий Дон»! Такая толстенная книга и совершенно без картинок! Я бы, наверно, за год ее не осилила. Сама Катя читала ее вот уже две недели и еще половины не прочитала.

Наташа закончила «Кортик» и пришла ко мне с книгой.

— Хорошо написано? — спросила я.

Я знала, что Наташа сейчас ответит: «Неплохо написано», или: «Умело сделано», или просто: «Читать можно».

А Наташа на этот раз сказала:

— Чересчур натуралистично.

Я в первый момент просто обалдела от такого слова.

Натуралистично! Только бы не забыть! А чтобы получше запомнить, нужно в разговоре почаще употреблять это слово.

— Знаешь, — сказала я, — я недавно перечитала «Ребята и зверята». Она, правда, детская, но довольно натуралистичная.

Наташа выглянула в окно и сказала:

— Какое небо натуралистичное! Наверно, дождь будет.

— Наверно, — согласилась я. — Придется надевать боты. Мне мама купила такие натуралистичные боты!

Наташу позвали домой обедать, и она ушла.

А я вышла во двор. Там в песочнице сидела Маринка со своей подругой, пятилетней Галькой. Они строили из песка дом для балеринки и солдатика.

Маринка была старше Гальки на полгода и поэтому командовала.

— Вот тут у них будет садик, — говорила Маринка. — Солдатик спросит: «Ты какую книжку читаешь?» А она: «Интересную». А он: «Что значит интересную? Не интересную надо сказать, а важную одею».

Я подошла к песочнице и презрительно сказала:

— Вот дура! Слышала звон, да не знает, где он. Не одею, а идею! И вообще, ты что, песок ела? У тебя все лицо туро… нуро… нуто…

Ой, как обидно! Я забыла это длинное умное слово! Я изо всех сил старалась вспомнить. Там в конце было как-то звонко и еще была буква «и». А в начале — «у». Я несколько раз прошептала: «у-и-и», но только окончательно забыла слово.

За обедом вспоминала, и когда делала уроки, тоже вспоминала — ну никак!

Уж лучше бы я его совсем не узнавала. Теперь это забытое слово вертелось на языке, жгло. И, главное, обидно было: Наташка-то, небось, помнит! Правда, она на месяц старше меня, но все равно!

Вечером пришла Наташка и зачем-то стала рыться в моих детских книжках.

— Это же детские! — сказала я.

— Я знаю. А вот ты сегодня говорила, что «Ребята и зверята» хоть и детская, но…

Я замерла от радости: сейчас Наташа скажет то слово!

Но она сказала только:

— Хоть и детская, но хорошо написана.

— Читать можно, — грустно согласилась я.

Наташа выглянула в окно и сказала:

— А я думала, дождь сегодня будет. Помнишь, небо какое было?

— Ага, — сказала я.

— Ну какое? — зачем-то спросила Наташа.

— Облачное.

— Нет, а какое облачное? — пристала Наташа. — Помнишь, я сказала, какое небо, а ты еще сказала, что боты наденешь. Помнишь?

— Нет, не помню! — сказала я обиженно. Я поняла, что Наташа просто экзаменует меня, чтобы потом издеваться.

— И я забыла, — сказала Наташа. — Весь день помнила, а потом, пока уроки делала, забыла. Я думала, может, ты помнишь.

Я видела, Наташе было тяжело сознаваться. Понятно, ведь она старше меня.

Я, чтобы утешить ее, сказала:

— А я еще раньше забыла! Я забыла почти сразу, как ты ушла.

Наташа немного успокоилась. И мне стало веселей: все-таки вдвоем страдать легче.

— А пойдем у Кати спросим! — предложила я.

— Она послала меня к черту, — сказала Наташа. — Она сейчас злая-злая. И «Тихий Дон» читает с пятое на десятое, сразу по десять страниц переворачивает. И в конец заглянула, я сама видела. А мне не велит в конец заглядывать. Я ей говорю: «Ага, мне не велишь в конец заглядывать, а сама заглядываешь». А она говорит: «Пошла ты к черту». Я и ушла. К ней сейчас не подступишься. У нее переходный возраст.

Мы посидели у нас, повспоминали то слово. Наташа сказала, что если встать точно на то место, на котором помнила, то обязательно вспомнишь. Но мы как следует не помнили, где стояли, когда произносили слово, так что ничего не вышло.

Наташа сказала, что хорошо помнит, где она стояла у себя дома, когда она еще знала то слово. Мы пошли к ней.

У Кати была в гостях ее подруга Нина, с которой они занимались в поэтическом кружке в доме пионеров. Нина была старше Кати на целый год. Она была очень серьезная, в очках, которые все время сползали ей на нос. Она училась уже в восьмом классе!

— Читала-читала и бросила! — говорила Нина, быстрым движением руки загоняя сползшие очки на место. — Не только натуралистично (тут мы с Наташей радостно переглянулись и ущипнули друг друга), но и страшно растянуто. Конечно, это мое субъективное мнение…

— Разумеется, субъективное, — быстро согласилась Катя.

— Субъективное… — едва слышно прошептала Наташа, а я не решилась даже прошептать. Только в глубине души восторженно отозвалось: субъективное!

— Вот почему, — продолжала Нина, — я и не стала дочитывать, хотя это и не в моих принципах.

— И не в моих тоже, — согласилась Катя.

— Принципах, — подтвердила Наташа.

А я только переступила с ноги на ногу. Кажется, слишком много для одного дня. Я всего не запомню.

— …И начала новую книгу, — Нина снова взмахом руки забросила очки на место.

— Интересно?.. То есть, — Катя смущенно поправилась, — я хочу сказать, хорошо написано?

— Хорошо — это не то слово, — ответила Нина. — Это… Как бы лучше сказать… Это…

— Как называется? — пришла Катя на помощь подруге.

— «Госпожа Бовари» Флобера.

— Про что там?

— Ни про что, — задумчиво ответила Нина. — Кусок жизни.

— Кусок жизни!.. — изумленно повторила Катя.

— Кусок жизни! — прошептала Наташа.

А я смотрела на Нину и думала: никогда, никогда я не стану такой умной, как она, даже если когда-нибудь буду учиться в восьмом классе. Надо хоть эти-то слова запомнить как следует и пойти передать Маринке.