Наш Арбат (продолжение)

Арбат для нас с Наташей — настоящее, прошлое и будущее одновременно. Прошлое — комиссионный магазин, расположенный ближе к Арбатской площади, напротив магазина «Плакаты». Это антикварная лавка, набитая старинной мебелью, старинной посудой, торшерами на бронзовых фигурных ножках под шелковыми в кружевах абажурами, интимно освещающими всю эту немного жалкую в своей магазинной неприкаянности и все же очень притягательную роскошь. Висят на стенах и стоят у стен картины в широких резных золоченых рамах. С темных полотен, как из глубины времен, глядят важные дамы, мужчины в камзолах и пудреных париках. Как будто из своего времени ты попала в давно ушедшее, осмеянное, даже презираемое, поскольку самое лучшее, самое правильное время — это наше время.

Будущим было — строительство высотных домов, о котором пока еще только говорили и писали. Макеты этих домов, изображаемые на многочисленных фотографиях во всех журналах и газетах, вызывают у наших родителей, и конечно у нас, восхищение своим дворцовым великолепием. И то, что один из этих грандиозных светлых небоскребов будет воздвигнут близко от нашего дома, на Смоленской площади, тоже рождает в нас чувство гордости, причастности к общему делу.

За Вахтанговским театром, на торцовой стене кирпичного дома, во всю стену броский плакат:

Всем, всем, всем!

Набери 07,

И город любой

Говорит с тобой!

Очень нравилась эта легко запоминающаяся и содержащая четкую информацию реклама, и было жалко, когда несколько лет спустя ее заменили на вялую и неудобочитаемую:

Тобой разговор телефонный заказан,

Ты с городом нужным немедленно связан.

На углу Арбата и Арбатского переулка — магазин с некрасивым названием «Главбумсбыт», где, однако, продавались красивые нарядные альбомы для рисования, разноцветная бумага, в которую мы обертывали учебники, краски, карандаши, тетради, ручки, пеналы, чернильные приборы и еще множество разных канцелярских вещиц, радующих глаз.

А через дом от него — магазин игрушек. В большом торговом зале слева от входа продавались игрушки для мальчиков: оловянные солдатики, железные грузовички, броневички, деревянные ружья и сабли, пистолетики, стрелявшие пистонами — вожделенная игрушка и для девочек тоже: громкий хлопок, запах гари возбуждали в нас воинственное мальчишеское чувство.

В правой стороне зала — игрушки для девочек: куклы с целлулоидными головами и мягкими туловищами, набитыми ватой или опилками, медведи, пупсы, дорогие куклы с закрывающимися глазами. Глядел выпученными глазами конь-качалка, черный в белых яблоках, с пышным белым хвостом. Его не покупали, он так и стоял всегда — наверно, слишком дорого стоил.

Еще в этом магазине был зал музыкальных игрушек. Там продавались губные гармошки, барабаны, цымбалы, горны. А кроме этого — разные игры, фанерные складные домики.

Да, еще калейдоскопы, чудо! Смотришь в глазок картонной трубочки на затейливый, неподвижный узор, медленно-медленно поворачиваешь — и вдруг там, внутри, узор с едва слышным, почти призрачным шуршанием мгновенно меняется, становясь еще более красивым. И хотя тебе объяснили, что это всего лишь цветные стеклышки отражаются в зеркалах, все равно удивительно и непонятно! Похоже на то, как бывает, когда посмотришь прямо на солнце, а потом зажмуришься: тоже перед глазами начинает крутиться, мелькать, сужаться, уходить вдаль калейдоскоп ярких узоров.

На стыке двух залов у стены на высокой табуретке сидел возле баллона с газом продавец летающих шаров. Он надевал на стерженек баллона красную, синюю, зеленую, желтую — по нашему выбору — резиновую оболочку, отводил какой-то рычажок, раздавалось энергичное «пш-ш-ш-ш!», и, трепеща, сопротивляясь, надувался шар, становясь больше, больше, пока продавец не закрывал доступ газу. Потом продавец сноровисто перетягивал шар внизу ниткой, обрывал ее, снимал шар с наконечника и вручал конец нитки очередному счастливцу. И тот, зажав нитку в кулаке, пробирался сквозь толпу покупателей и созерцателей на улицу, а шар бился и дергался возле него, стремясь вырваться и взлететь. Надежнее всего было обмотать нитку вокруг пуговицы на пальто, тогда шар словно шел рядом, сам по себе, как живое прирученное существо.