МУКИ
…Что мне было делать в тот черный день 17 октября? Бежать к Генпрокурору и рассказывать о своих контактах с Холодовым? Но что толку, если я еще не знал подробностей покушения на него. Рассказать о своих предположениях? Но то были всего лишь предположения. Тем более что Дима особенно о своих связях не распространялся. Разве что несколько раз похвастался, что у него везде есть надежные люди.
Я понимал: чтобы помочь делу, надо иметь слишком серьезные факты. Досужие догадки мои могли пустить следователей по ложному следу. К тому же, сидя в засаде на Арбате, можно было еще зацепиться за что-то серьезное. Тем более что вовсю стали говорить о «военном следе»…
И тогда я стал перебирать в памяти все наши встречи и разговоры, вспоминать даже малосущественные детали, склеивать из них свои версии гибели Димы.
Таких версий набралось несколько…
Версия первая — чучковская
…Летом 1994 года Холодов стал подолгу исчезать из поля моего зрения. Он каким-то образом сумел прорваться в отдельную бригаду специального назначения Главного разведывательного управления Генерального штаба и дать оттуда несколько материалов (в этом можно легко убедиться, полистав «МК»), Эта внезапно вспыхнувшая любовь Димы к нашим разведчикам насторожила меня, и я даже стал подумывать о сворачивании контактов с Холодовым…
Загадочно все это было: один из самых нелюбимых корреспондентов министра и некоторых других генералов МО и ГШ — и вдруг посватались-породнились. Мелькала догадка: Димку просто таким образом купили, чтобы он перестал бомбить Арбат своей критикой. Предоставление возможности журналистам побывать в «закрытой зоне» или за границей у нас в МО всегда было эффектным способом обретения их лояльности. Целой своре хорошо «прикормленных» журналистов мы постоянно оказывали знаки повышенного внимания. И они всегда писали об армии именно то, что нам хотелось.
И хотя я с трудом представлял себе Диму в роли купленного журналиста, все же репортажи из Чучкова заставили меня сильно насторожиться. А тут еще Дима вдруг стал писать о военных в таких восторженных тонах, что невольно думалось: «Вот и тебе, парень, заткнули рот».
Нет, вы сами подумайте: Холодов, фамилия которого в Минобороны и Генштабе вызывала зубовный скрежет, — и вдруг принимается по высшему разряду не где-то в забайкальской глуши, а в элитной разведывательной части. Что случилось? Мог бы себе позволить такое командир, хорошо знающий, что министр и начальник ГШ не пылают особой любовью к газетчику, который постоянно «лил грязь» на МО?
Следовательно, был какой-то тайный умысел в том, что «персона нон грата» запустили в чучковский спецназ. Нам еще предстоит узнать у соответствующих начальников, за какие такие заслуги ненавистный им Холодов был вдруг запросто допущен в часть, куда до него была закрыта дорога даже самым верным придворным арбатским летописцам…
Что же завлекло Диму в Чучково? А можно спросить и по-иному — кто завлек? Димка мне говорил загадочно: «Свои надежные люди». И наотрез отказывался уточнять — кто же именно. Так, может быть, с этого и начиналась трагедия?
Завлечь, приручить, устранить…
И тут есть еще один принципиальный момент версии. Осенью 1994 года Дима намекал нескольким московским коллегам, что вышел на опасный след: якобы инструкторы из чучков-ской бригады за большие деньги готовили телохранителей шефов богатеньких коммерческих структур и бойцов собственных «спецслужб».
Такая подготовка за большие деньги возможна. Сейчас в армии за большие деньги все можно. А уж такую мелочь, как под видом какого-нибудь кружка молодых патриотов открыть школу подготовки телохранителей или охранников — раз плюнуть. Лишь бы заплатили.
Уже вскоре после трагедии стало известно, что следователи «взяли» чучковский след. Более того, в Минобороны и Генштабе многие поговаривали, что убийца Холодова был взят чуть ли не через месяц после совершения теракта. А тут и сам и. о. Генпрокурора Алексей Ильюшенко принародно пообещал до Нового года закрыть дело. Все сходилось…
То, что Дима продолжительное время «охотился» в чучков-ском спецназе и выведал там сведения не только о высококлассной подготовке специалистов, но и кое-что похлеще — все это попало в рамки следствия. Тем более что именно в чуч-ковском спецназе и именно после смерти Димы была выявлена и арестована группа лиц, занимавшаяся преступной деятельностью. Нельзя исключать, что там Холодов вышел на след этой группы еще до того, как в части появились следователи Генпрокуратуры.
После того как в бригаде были проведены аресты подозреваемых и правоохранительные органы начали расследовать уголовное дело, стали известны некоторые его подробности…
…В ноябре 1994 года в бригаде была разоблачена преступная группировка во главе с полковником Н. (то был на самом деле полковник Владимир Кузнецов, заместитель начальника технического отдела части). Всего было арестовано 9 человек, среди которых б офицеров и прапорщиков и 3 гражданских лица.
Только за неполные шесть месяцев 1994 года со склада в/ч исчезло 300 килограммов взрывчатки, десятки тысяч патронов и большое количество другого военного имущества, включая и комплекты маскировочных сетей.
Хищения в бригаде начались с марта 1993 года. Одна часть боеприпасов списывалась как израсходованная на учениях. Другая часть оформлялась как выданная по распоряжению командования вышестоящего подразделения ГРУ. Непосред-. ственно выдачей боеприпасов по подложным документам занимался прапорщик С. Наряду с обычным тротилом десятками килограммов похищалась и продавалась взрывчатка типа ПВВ (пластит — одно из наиболее мощных взрывчатых веществ. Например, для полного уничтожения атомобиля типа «мерседес» нужно 300–350 граммов тротила, а таким же количеством пластита можно превратить в руины целую хрущевскую пятиэтажку).
Похищенная на складе бригады ГРУ взрывчатка в больших количествах продавалась криминальным структурам Москвы и России. Помимо этого стало известно, что военные обучали «покупателей» приемам обращения с ней. Преступная группировка доставляла взрывчатку и в «горячие точки» страны. Государственная цена пластита за 1 кг (в ценах 1993 года) составляла 2700 рублей. На «черном рынке» он шел в 10 раз дороже. Нетрудно было объяснить, на какие средства организатор преступной группировки в 1993–1994 годах приобрел три иномарки…
В ходе расследования уголовного дела было установлено, что военнослужащие наряду со взрывчаткой систематически похищали из части гранаты РГД-5, штык-ножи разведчика АН-43, резервуары для воды и даже лопаты. 50 тротиловых шашек и 25 электродетонаторов были проданы за 570 тысяч рублей, 20 гранат — за 250 тысяч, а 3 тысячи патронов однажды были проданы за 2 миллиона рублей.
Организатор группы обвинялся по пяти статьям Уголовного кодекса РФ: 218 и 2181 — хранение и и хищение боеприпасов и взрывчатки; 1471— хищение госимущества, 60 — злоупотребление служебным положением и 171— перевозка взрывчатых веществ авиатранспортом…
Материалы уголовного дела были переданы в военный суд. Кое-что зная об их содержании, я пару раз пытался получить у следователей ответ на вопрос: соответствует ли химический анализ взрывчатки, с помощью которой был убит Холодов, — той, что распродавали попавшиеся спецназовцы? Тем более что взрывчатка в роковом «дипломате», принесенном Холодовым в редакцию «МК» из камеры хранения на Казанском вокзале, и та, что похищалась со склада бригады накануне гибели журналиста, поступала с одного и того же завода. Следователи отвечали загадочно:
— Придет время — узнаешь…
Когда же я попытался высказать свои соображения по поводу того, что Дима мог выйти на «пластитовый канал», один из следователей Генпрокуратуры, входящий в группу Леонида Коновалова, во время нашей встречи сказал;йіне:
— Не учи папу детей делать…
И я не обиделся. Следователь до окончания уголовного дела не имеет ни юридического, ни морального права раскрывать какие-либо его детали.
Не только я один был уверен, что полковник Н. (Кузнецов) — вот та ключевая фигура, вот «конец ниточки», который, возможно, мог указать наиболее перспективный путь в разматывании дела о гибели Холодова в русле чучковской версии.
Зная чуть больше, чем положено, я уже имел информацию о том, что в ходе следствия был сделан предварительный вывод: полковник Кузнецов (специалист-подрывник) якобы не виновен в гибели Холодова:
«…Экспертиза не нашла на вещах и в автомашине Кузнецова следов тротила, погубившего журналиста».
И еще: «Кузнецов отрицал свою причастность именно к тому чемодану, который взорвался 17 октября 1994 года…»
Эти выводы смешны: создается впечатление, что опытнейший разведчик должен был обязательно обсыпать свою одежду и сиденья в автомобиле толстым слоем пластитовой или тротиловой пыли. А затем признаться следователям, что именно он изготовил чемодан, который взорвался в руках Холодова…
Весьма настораживающим выглядит и еще один момент — совпадение начала разматывания «пластитового дела» и бурной творческой активности Холодова в Чучкове. Офицеры чучковской бригады в ходе расследования уголовного дела не исключали, что Холодов во время наездов в бригаду каким-то образом мог прознать и про «кружок юных патриотов», и про тайную торговлю пластитом. Он успел со многими пообщаться и о многом ему было уже известно. А если так, то дальше логика подсказывает самые элементарные ходы: Дима ездит в Чучково, пишет о разведчиках хвалебные оды и одновременно сам разматывает «пластит». И об этом становится известно тем, кто долгое время наживался на его продаже…
Группа воров в погонах не могла не понимать, что без разоблачительной публикации в «МК» тут не обойдется. Следовательно, Дима — один из тех, кто может «засветить малину»: Для чучковских дельцов было крайне нежелательно, чтобы из-за Холодова сгорел дававший долгое время огромные доходы пластитовый бизнес…
И районная, и махачкалинская мафии, которым сбывалась взрывчатка (это зафиксировано в деле) в случае появления публикации в «МК» могли лишиться надежного поставщика взрывчатки. Выход? Он очевиден — убрать Холодова. А убрать есть кому: полковник Н. (Кузнецов) не только таскал бандитам взывчатку, но и обучал их искусству взрывного дела (старший офицер являлся ведущим специалистом по этой части и через его руки прошли сотни «минеров»).
Что дальше? Сам полковник или его ученики получают «практическое задание» — на деле продемонстрировать умение соединять теорию с практикой. Объект уничтожения — Холодов…
В Чучкове Дмитрий Холодов к тому времени уже успел «сесть на хвост» еще одной сенсации: он принес в редакцию весть о том, что инструкторы той же чучковской бригады на полигоне Кантемировской дивизии привлекались к обучению боевиков секты «Аум синрике». Холодов стал одним из первых российских журналистов, который получил действительно сенсационную информацию — занятия с японскими боевиками на полигоне Кантемировской дивизии проводились под «крышей» так называемого Российско-японского университета (РЯУ), к созданию которого имел отношение Олег Лобов — секретарь Совета безопасности России.
Холодов стал проявлять большую заинтересованность к тому, чем занимались японские парни и российские военные инструкторы в учебном центре под Москвой (а там прошло несколько занятий, в ходе которых проводились стрельбы из различных видов оружия, организовывалось вождение танков и бронетраспортеров, а в планах было и обучение японцев управлению боевым вертолетом — все это зафиксировано в документах следственных органов, содержащих показания свидетелей)…
Появлением боевиков «Аум синрике» под крышей РЯУ в России, практические занятия по боевой подготовке на полигоне с привлечением наших специалистов уже вскоре заинтересовало не только Холодова, но и ФСК. Здесь принципиально важно отметить, что эта затея сразу попала под колпак наших спецслужб. Но поскольку она реализовывалась под патронажем человека, занимающего столь высокий государственный пост в стране, это и сыграло, на мой взгляд, решающую роль в том, что Олег Лобов и его напарники не были своевременно привлечены к ответственности.
Мне самому довелось видеть документы, в соответствии с которыми через правительство протаскивалась идея создания РЯУ. Под «крышей» Российско-японского университета идеологи этой аферы намеревались реализовать несколько бизнеспроектов, в соответствии с которыми в Москву должны были поступить крупные японские инвестиции (в одном из столичных районов, в частности, намечалось строительство макаронной фабрики).
Любопытно, что только спустя несколько лет после гибели Холодова к теме Лобов — «Аум Синрике» — чучковский спецназ следователи возвратились вновь, а сам бывший секретарь Совета безопасности РФ вызывался в 1997 году в следственные органы для дачи дополнительных показаний (хотя его снимок рядом с предводителем секты боевиков Асахарой давно кочевал по страницам российских газет, а два московских журналиста — С. Соколов и С. Плужников потрясли страну сенсационным материалом, в котором упоминалось и о том, что в свое время одним из первых на тропу расследования этого дела вышел Д. Холодов).
Он знал слишком много тайн, которые были опасны для его жизни. Даже следователи не исключают, что Холодов вполне мог располагать информацией о связи некоторых спецов чуч-ковской бригады с подготовкой боевиков японской секты.
В чучковской версии гибели журналиста все еще многое остается неясным. К этому следу и у сыщиков, и у журналистов разное отношение.
Военный обозреватель «Российской газеты» (1995. 27 дек.) по этому поводу писал:
«…Почти уверен, что и эта версия убийства журналиста лопнет как мыльный пузырь. Основание такой уверенности — приватный разговор с одним из высокопоставленных сотрудников ГРУ. Он сказал мне:
— С Димой мы встречались, беседовали. У нас сложились самые добрые отношения. Мы хорошо знаем все, что было известно ему. Не владел он информацией, которая сколько-нибудь существенна для военного ведомства. Или для кого-то из наших людей. Ищите причину убийства Холодова в другом. Кому-то потребовалось взорвать обстановку в стране…»
Такие доводы по многим позициям ущербны. Они разбиваются элементарно. Утверждать, что наши военные спецслужбы «знали все», чем располагал Дима, — самоуверенная хвастливость. Ибо не однажды офицеры ГРУ и ФСК лихорадочно разыскивали Диму, чтобы «дополучить» у него недостающую информацию по некоторым сложным делам, в тайны которых он успел проникнуть… Но если «знали все», то зачем тогда разыскивали?
Разве не так, например, было, когда Дима начал раскручивать тщательно скрываемое в МО и ГШ дело о попытке провоза через авиабазу Чкаловская стратегических материалов в Германию? А «пропавший» эшелон со стройматериалами из Западной группы войск? А деньги, перечисленные Главным управлением торговли МО в «Мост-банк»? А деньги МО, тайно переведенные бельгийской фирме некоего Брандвайна?
Разве то была «несущественная для военного ведомства информация»? Разве не случалось иногда, что только после публикаций Димы в «МК» сотрудники ГРУ и ФСК бросались разматывать дела?
Военный обозреватель «Российской газеты» (который, кстати, некогда служил, по его же признанию, в этой самой чуч-ковской бригаде ГРУ) явно хочет отвести от бывших сослуживцев хоть какие-то подозрения в причастности к гибели Холодова. И потому он рекомендует искать причины гибели журналиста «в другом».
Позиция офицера ГРУ, самоуверенно отметающего ту же версию, еще более прозрачна: затрагивалась честь подшефного коллектива. Но так или иначе, а решающее слово должны были сказать только следственные органы, ведущие уголовное дело по убийству Холодова. Но следствие еще не было завершено, а некоторые газеты однозначно утверждали: «Холодова убил не полковник ГРУ».
При этом не было никаких ссылок на документы следствия по уголовному «чучковскому» делу. А в нем еще много любопытного и недосказанного. Одна из главных фигур дела — тот же полковник Кузнецов упорно не хотел «колоться» насчет того, кому именно в районной или махачкалинской криминальной группировках продавал пластит. Ответ на этот вопрос мог бы многое прояснить, а возможно, и вывести на непосредственных исполнителей убийства…
Но полковник молчал. Бандиты предупредили офицера и его семью, что в случае, если он проговорится, они в его семье никого не пощадят…
А тем временем по этому делу выплывали все новые и новые сенсационные сведения. Оказывается, минер в полковничьих погонах беспрепятственно садился в самолеты до Махачкалы с сумкой, набитой взрывчаткой, но при этом почему-то не проходил положенного досмотра. И его, оказывается, сажали в самолет по брони, полученной аж в аппарате президента (один из журналистов писал и об этом). А если так, то нельзя было исключать, что данный фактор мог повлиять на ход следствия…
Слишком много осталось еще неясного.
Версия вторая — чеченская
Еще до чеченской войны Холодов вышел на след одной столичной мафиозной группировки, которая занималась поставками оружия на Кавказ. Однажды он проговорился о каком-то начальнике склада, прапорщике, который пообещал ему рассказать «что-то такое убийственное…». На эту историю Диму пообещала вывести знакомая девушка (когда начнется следствие, в «Комсомольской правде» мелькнет об этом информация).
Во время одной из встреч со мной Дима намекал на эту сенсацию. Но как всегда — без деталей. В самом общем виде. Речь, насколько мне помнится, шла о том, что существует канал перекачки оружия из Москвы и других городов России в Чечню.
Это для меня сенсацией не являлось. И все же все выглядело очень странно: ради чего этот загадочный прапорщик решил открыться незнакомому журналисту? А может, прапорщик был родственником девушки? А может, прапорщика и девушки не было вовсе? Но ведь прошла же в печати информация о том, что Холодов со знакомой девушкой ходил «в гости» к прапорщику (в уголовном деле, насколько мне известно, прапорщики фигурируют).
Значит, нить от девушки можно разматывать. Тем более что у Димы знакомых девушек было не так много. Это первое. А второе —. почему именно Холодов и именно осенью 1994 года ездил в Чечню?
Нельзя исключать, что он проверял каналы доставки оружия (причина — полученная информация). В то время о таких каналах было известно. В том же «Московском комсомольце» можно найти не одно подтверждение тому, что мафия оружие в Чечню успешно перекачивала. Вот лишь один типичный пример из той же газеты:
«…Оружие в Чечню поставляла предпринимательница-москвичка. Сразу по трем статьям Уголовного кодекса обвиняется Генеральной прокуратурой РФ москвичка — владелица нескольких частных фирм, специализирующихся в области оружейного бизнеса.
Как сообщили «МК» в Генпрокуратуре, женщина вполне официально возглавляла частные оружейные фирмы в Москве, Ижевске и на Кипре. Однако одновременно ее фирмы, как выяснилось, занимались и нелегальными поставками оружия в Чечню.
Следствие установило, что она заключила два контракта с Ижевским механическим заводом на приобретение 25 тысяч пистолетов. Контракты были заключены от имени зарегистрированной ею кипрской компании «Лоре-трейдинг-ЛТД» с нарушением действующего законодательства.
На заводе предпринимательница получила две партии оружия (4350 боевых пистолетов марки ИЖ 70–01). Оружие на самолетах было переправлено в Грозный и продано чеченцам через тамошнего сообщника, который сейчас находится в розыске…»
Период наиболее бурной и «плодотворной» деятельности этой группировки, как показало следствие, попадает именно на тот период, когда Холодов стал проявлять повышенный интерес к тайным поставкам оружия в Чечню.
Когда я по своим каналам стал наводить справки о технических качествах пистолетов, фигурирующих в деле, одни специалисты сказали мне, что они относятся к разряду стартовых, другие утверждали, что «это еще ничего не значит» и что «эту систему очень просто превратить в боевую путем рассверливания ствола или замены его».
Вся эта загадочная история напомнила мне случай с задержанием в районе одной германской авиабазы (в то время принадлежавшей Западной группе войск) подполковника штаба ЗГВ с 10 тысячами пистолетов, которые тоже по накладной именовались «спортивными»…
Вскоре после гибели Димы в одном из интервью Павел Грачев высказал и еще одну версию: генерал намекнул, что журналист якобы привез из Чечни «опасную игрушку», жертвой которой и стал. Этот намек вызвал остервенелую реакцию со стороны коллег Холодова, в которой эмоций было гораздо больше, чем здравой логики. Но что именно имел в виду министр? Следователи пока ответ на этот вопрос держат в секрете…
Так или иначе, а чеченская версия тоже требовала основательной прокачки. Ибо нельзя было исключать, что Дима слишком глубоко зашел в раскапывании «дела». Если мне не изменяет память, то самое большое интервью газете «Московский комсомолец» Дудаев дал именно Диме Холодову. А в теплой компании окружения президента Чечни, когда хмель кружил голову и развязывал языки, непьющий Дима мог поймать завязки, которые и вывели его на оружейные арсеналы.
Дима был сверхлюбопытным журналистом.
В государстве, криминализированном сверху донизу, такое любопытство все чаще стоит жизни…
Версия третья — ядерная
…То ли в «Шпигеле», то ли в «Штерне» появился однажды материал о том, что на подмосковной авиабазе Чкаловская органы российской контрразведки задержали высокопоставленного генерала, который пытался вывезти в Западную группу войск «стратегические материалы».
Дима показывал мне этот изрядно потрепанный журнал, из-за которого у него случилась очень большая неприятность. Дело могло дойти до суда и взыскания с Холодова многомиллионного штрафа…
Из-за этого журнала не один раз и мне пришлось потом давать кропотливые показания.
Суть этого дела такова.
Дима попросил меня помочь перевести статью из немецкого журнала. Но не всю, а лишь те места, где речь шла о фактах коррупции в ЗГВ и о задержании того самого высокопоставленного чиновника Минобороны. Просьба Димы была выполнена (я попросил сделать это хорошего специалиста).
Холодов получил перевод на нескольких страницах. Но поскольку были переведены на русский только обозначенные Димой места, в процессе работы он запутался в листках и тот абзац, в котором шла речь об одном из бывших замов Главкома ЗГВ Бурлакова, автоматически соединил с абзацем, в котором говорилось о председателе военно-охотничьего общества Минобороны генерале Магонове.
В результате получалось, что именно Магонов был задержан в Чкаловской при попытке вывезти «стратегические материалы». Когда материал в «МК» вышел, разразился скандал. Генерал Магонов грозил Диме подать в суд (хотя, насколько мне помнится, немецкий журналист лишь предполагал, что чиновник МО «мог быть причастным» к какой-то сделке, связанной с доставкой из России в Германию и продажей там охотничьих домиков).
Дима был в панике. И сказал мне, что Магонов после публикации в «МК» якобы пообещал ему содрать через суд 10 миллионов за клевету и моральный ущерб. И дело к тому и шло. Я успокаивал Диму только тем, что следствие еще идет и многое может повернуться в его пользу.
Но никуда нельзя было деться от факта: Магонов отношения к «стратегическим материалам» и пистолетам не имел, а лишь упоминался немецким журналом в косвенной связи с руководителем военно-охотничьего общества ЗГВ подполковником Голубевым.
Мы лихорадочно искали выход из положения и не находили его…
Дима сказал, что звонил в Германию одному из знакомых российских журналистов и тот якобы подтвердил, что журнал располагает сведениями, подтверждающими лишь факт незаконной продажи охотничьих домиков в Германии…
Но и это не спасало положения Холодова. Дима просил помощи и мучился.
И тогда я посоветовал ему обратиться к нашим спецслужбам и честно открыть карты. Тем более что Дима уже располагал некоторыми новыми сведениями по «стратегическим материалам». Они могли представлять большой интерес для наших спецслужб, разматывавших в то время «дело о вывозе» этих материалов в Германию (тогда эта тема шумно муссировалась в немецкой прессе)…
У Димы состоялось несколько встреч с офицерами контрразведки, после чего, как мне помнится, генерал Магонов снял вопрос о взыскании 10 миллионов с Холодова. Что было сделано, как они договорились, я не знаю. Но дело было закрыто.
После этого воспрянувший духом Дима осмелел и стал выходить на следственные органы, чтобы все-таки выяснить, кто именно был арестован в Чкаловской, какие именно «стратегические материалы» пытался вывезти в Германию. И главное, выяснить, чем, в конце концов, дело закончилось. Но тут перед ним оказалась уже непробиваемая стена. Его и близко не подпускали к этому загадочному делу. Но он вновь и вновь бросался на стену. Мало-помалу опять стал хватать концы с помощью своих надежных людей из ФСК.
Однажды он признался мне, что ему позвонили на работу и посоветовали не связываться с «Чкаловским делом» (ему со многими делами советовали «завязывать»). Но он продолжал копать дальше, поехал в Чкаловскую, проник на территорию авиабазы и через таможенников пытался выудить нужную ему информацию. Там ему дали какие-то серьезные наводки, и он продолжал копать. Ему снова звонили и советовали «остыть». Казалось, что его уже нельзя было остановить… Возможно, что 17 октября его и остановили.
Версия четвертая — германская
Я уже говорил, что, пожалуй, никого так не допекал Дима своими разоблачениями, как министра обороны РФ генерала армии Павла Грачева и Главкома Западной группы войск генерал-полковника Матвея Бурлакова. Спуску он им ни в чем не давал. И было очень легко предположить, что зуб они имели на него крепкий.
Холодов, надо признать, не всегда умел «стрелять в десятку». Иногда случалось, что он в погоне за сенсацией публиковал обыкновенную чушь. Ярчайшее тому свидетельство — его «разоблачительная» информация о том, что из Западной группы войск были тайно вывезены и проданы за рубеж 16 тысяч танков. Шум после этого пошел несусветный. Грачеву и Бурлакову пришлось по этому поводу давать немало объяснений. Ясно, что такие объяснения горячих чувств любви к Холодову не вызывали…
И уж совсем, наверное, разозлил Дима Грачева и Бурлакова, когда однажды пронюхал, что летом 1994 года якобы бесследно исчез куда-то чуть ли не эшелон строительных материалов, отправленных из ЗГВ. Плюс ко всему Холодов стал раскапывать дела, связанные с бесконтрольностью вывоза из Германии не только стройматериалов, но и различных ценностей типа старинной мебели, зеркал, картин, скульптур и т. д.
А поскольку все эти вопросы Холодов расследовал незадолго до прибытия Бурлакова в Минобороны на должность зама Грачева, то материалом об исчезнувшем эшелоне со стройматериалами и ценностями Дима наверняка сильно портил праздник души Матвея Прокопьевича. Ясно было, что и у министра появление такого компромата тоже восторга не вызывало…
Но одно дело просто сказать, что стройматериалы или ценности пропали, а другое — разобраться, на что и куда они пошли. И Дима стал копать. И кое-что все-таки выкопал. Он стал упорно интересоваться, где, например, взял примерно 600–700 тысяч долларов сват Грачева на строительство своего загородного храма в несколько этажей. А поскольку оклад свата министра равнялся примерно 276 долларам в месяц, а храм рос не по дням, а по часам, то Дима обратил внимание на неизвестно откуда взявшиеся стройматериалы.
Дима побывал на 21-м километре Можайского шоссе и многое увидел из того, что его поразило. Например, один из громадных генеральских дворцов возводила известная зарубежная фирма. Тогда же ему удалось установить насторожившую его «закономерность»: на многих генеральских дачах сантехника сплошь немецкая…
И когда Холодов побродил по подмосковным Барвихам и Баковкам и по другим райским местам загородной жизни и отдыха приближенного к министру обороны генералитета, то задался естественным вопросом: ну откуда все же и дровишки, и бетонные плиты, и железо, и трубы, и заграничная волшебная сантехника, еще многое-многое другое?
Но ответов не было. А Диме очень хотелось их получить. И стал он задавать разные нескромные вопросы строителям, охранникам, жильцам дачных дворцов, проситься посмотреть «внутренности». Однажды ему крепко надавали по шее (особенно после того, как Дима упорно допытывался, почему на дачах отделочные материалы и сантехника сплошь немецкие, а не американские или испанские. Все это и связывалось с «пропавшим эшелоном»).
Он признался мне однажды, что такое любопытство могло плохо тогда для него закончиться. Свидетели тех его походов по Подмосковью и сейчас есть. И все допекал меня хитрющими вопросами, ответы на которые наверняка уже имел: где же генералы деньги и средства брали на такие дворцы, которые при их-то денежных окладах надо строить по меньшей мере лет 40? А тут растут, словно грибы. И опять про то же: «Что-то все в них немецкое — и унитазы, и обои, и плитка, и карнизы, и светильники, и люстры, и краны. С чего бы это? Словно все генералы в один день в одном дрезденском магазине отоварились…»
В связи с этим Дима рассказал мне об одном забавном случае. Пробравшись в очередной раз в Баковку, он попросил владельца чудо-дачи показать документы, которые подтверждали бы, что ее хозяин все стройматериалы закупил за собственный счет. Охранники выставили Диму за ворота и надавали тумаков. Стали появляться соседи, останавливаться прохожие. Тогда Диму завели во внутренний дворик дома, проверили удостоверение личности корреспондента «МК» и посоветовали:
— Слушай, парень, вот тебе 500 баксов. Но исчезни раз и навсегда. Иначе за твою безопасность не отвечаем.
Дима не согласился. Тогда генерал пообещал ему устроить бесплатную поездку за рубеж. И опять не сошелся с Димой. Так и расстались…
Ранней осенью 1994 года Дима уже конкретно выходил на германские стройматериалы и ценности. В это время в Москву прибывал Матвей Бурлаков. И он наверняка уже знал, что у следователей будет к нему очень много вопросов не только по сомнительным контрактам, стройматериалам, но и по первичным капиталам, которыми располагал Фонд Союза ветеранов Западной группы войск (Холодов никак не мог понять, почему это скупые немцы рвались вкладывать свои личные марки на счета фонда и даже передавать ему автотехнику).
Диме страшно хотелось знать все: какие именно добровольные взносы внесли офицеры-ветераны ЗГВ в Фонд Союза? Сколько тысяч марок дали немцы? Почему они презентовали фонду машины? Почему есть Союз ветеранов ЗГВ и нет союзов ветеранов бывших Южной, Северной, Центральной групп войск? Ему хотелось посмотреть документацию о расходах и проверить ее достоверность.
Вопросов было очень много. Ответов было очень мало…
И злились, очень злились люди из бывшего руководства Западной группы войск на этого «щенка из МК», который так портил обедню…
Злился и министр, к тому времени уже ставший заслуженным ветераном холодовских критических материалов.
А тут еще «щенок» стал раскапывать документы, связанные с результатами голосования по Бурлакову на высшей аттестационной комиссии при президенте, с представлением министра на бывшего командующего ЗГВ на должность зама министра…
Терпение закадычных друзей было на пределе.
Приближался октябрь 1994 года. Однажды Холодову позвонили на работу и спросили:
— Ты еще жив?…
Версия пятая — сокольническая
В 1995 году в «Известиях» появилась статья, в которой были явные намеки на то, что следы убийцы ведут в сокольническую часть ВДВ и что якобы офицер, убивший Дмитрия, уехал из Москвы и воюет в Чечне…
Сообщение газеты имело сенсационный характер. Следствие только-только раскручивалось. На Арбате уже было известно, что действительно в контексте сокольнической версии существует уголовное дело полковника запаса Александра Сидоренко, которое рассматривалось в ходе расследования убийства Холодова.
При задержании у Сидоренко обнаружили 13 запалов, 4 взрывателя замедленного действия, 4 капсюль-детонатора и 2 электродетонатора и еще кое-что. Все 23 изделия — промышленного производства. Плюс — пистолет Макарова и свыше 200 патронов к нему и несколько десятков патронов к другим видам нарезного огнестрельного оружия.
Следователи еще основательно прорабатывали все связи Сидоренко, изучали показания следователей и уже начинали подходить к очень серьезным выводам, когда нервы адвоката запасного полковника, судя по всему, не выдержали…
Информация по уголовному делу неожиданным образом выплеснулась в прессу. Появился материал, в котором яростно утверждалось, что это якобы фальшивый след, на который следствие вывел солдат-сверхсрочник Маркелов, решивший хорошо заработать, когда «МК» пообещал большую денежную награду тому, кто поможет найти убийцу…
Преждевременное обнародование конфиденциальной информации, относящейся к ходу расследования, было очень похоже на попытку заблокировать его и сбить с толку общественность.
Вот копия одного любопытного документа, оригинал которого хранится в документах следствия Генеральной прокуратуры России.
«Командиру в/ч….
Рапорт
По существу письма прокурору Казакову В. Г. докладываю следующее:
Идея дать информацию по факту убийства Д. Холодова возникла у меня в связи с материальными затруднениями. Когда я работал в Воронеже, у меня произошел конфликт с одной из преступных групп, в результате которого они вымогали у меня деньги. В это время очень много говорили об убийстве Д. Холодова, и я решил вопользоваться ситуацией, выйдя на контакт с представителем редакции газеты «МК».
При первой встрече с неким Игорем, корреспондентом (как он мне представился), я дал общую информацию, что знаю человека, который совершил это преступление. Его это заинтересовало, и он предложил встретиться с зам главного редактора газеты «МК». Через некоторое время мы встретились втроем. В процессе нашего разговора эта женщина стала задавать мне наводящие вопросы, подсказывать некоторые нюансы дела, о которых я не знал. В конце разговора она сказал, что даст мне деньги в сумме 2 тысяч долларов США, если я повторю все, что она мне скажет, в присутствии человека, который решит, насколько эта информация достоверна. Вскоре мы встретились, это был следователь прокуратуры Казаков Владимир Иванович, который показал мне свое удостоверение личности. Он попросил, чтобы я тоже предъявил документы. Я предъявил военный билет на имя военнослужащего срочной службы Андриевского.
По факту происхождения данного документа докладываю, что военный билет на имя Андриевского я нашел недалеко от КПП в/ч, на территории, прилегающей к КПП со стороны улицы. Документ я нашел за несколько месяцев до происшедшего. В создавшейся ситуации я решил воспользоваться этим билетом и приклеил туда свою фотографию.
После того как мы предъявили друг другу свои документы, Казаков попросил выйти из машины Игоря и зам главного редактора. Когда мы остались в машине одни, он стал задавать вопросы по существу дела. Я отвечал так, как мне говорила зам главного редактора во время нашей предыдущей встречи, а именно: она рассказывала о времени совершения убийства, как это произошло, некоторые детали об устройстве дипломата; и также другие детали, которых я сейчас не помню. Еще размеры, цвет дипломата; размеры и качество заряда, способ приведения в действие и т. д.
В процессе разговора следователь несколько раз заострял внимание и переспрашивал о вышеуказанных деталях. Также он задавал вопрос о поведении Ожегова (фамилия офицера была изменена в интересах следствия. — В. Б.) в день убийства. Я ответил, как меня сориентировала зам главного редактора, что в этот день Ожегов приехал утром в расположение и до 9.00 он уехал на своей машине с дипломатом в руках.
После этого Казаков сказал мне, что кто-то в декабре звонил в газету «МК» и предлагал дискету с информацией по факту убийства Холодова. Я ответил ему, что в декабре я никак не мог звонить.
Находясь в марте месяце в г. Моздоке, я часто думал о том, что сделал. Я не мог больше держать все в себе и рассказал обо всем моим друзьям ст. л-ту Панову и ст. л-ту Туркову. Они посоветовали мне все рассказать ком. отряда м-ру Петрову. Что я и сделал. М-р Петров посоветовал написать настоящую правду тому человеку, который вел это дело, а именно Казакову В. Г. (в первом случае В.И. — В.Б.), и вернуть полученные деньги. Заявление я написал, а вот деньги вернуть не могу ввиду длительного отсутствия зам главного редактора газеты «МК» на работе.
Я очень сожалею о том, что сделал, и глубоко раскаиваюсь по части содеянного мной.
Ефр. с/сл. Маркелов А.Е.»…
Адвокат Сидоренко — Е. Володин утверждал, что у следствия есть показания Маркелова о том, что именно полковник (Сидоренко) уговорил ефрейтора пойти в «МК» и дать показания на Ожегова…
У Холодова очень непросто складывались отношения с руководством части, в которой служил Маркелов. Сокольнические командиры однажды даже оказывали давление на Диму, уговаривая его поместить компромат на командира бригады связи МЕЮ, которую, в конце концов, удалили из городка, разместив в нем десантников. В чем суть этой комбинации и конфликта, разыгравшегося между связистами и десантниками?
Сразу после трагических событий октября 1993 года наше военное ведомство решило создать в Москве более сильный оперативный кулак на тот случай, когда вновь понадобится наводить «конституционный порядок» (в Кремле остались недовольны тем, что армия не сумела быстро навести порядок в столице). Но связистам страшно не хотелось покидать насиженное место и уступать его десантникам. Между ними начались явные и скрытые свары.
К этой борьбе противоборствующие стороны стали привлекать и московских журналистов, среди которых оказался и Холодов. Его как та, так и другая сторона стали «потчевать» компроматом на «противника» (по некоторым сведениями, именно в тот период и произошли наиболее интенсивные контакты между Димой и полковником Павлом Поповских, занимавшим высокую должность в Главном штабе Воздушно-десантных войск и, естественно, лоббировавшим интересы десантников).
Уже вскоре после начала следствия Поповских попадет в поле зрения следователей, которые будут держать его под колпаком вплоть до ареста в феврале 1998 года.
Хорошо знавший Диму полковник запаса Роберт Быков (бывший сотрудник пресс-службы МО) однажды посоветовал ему держаться подальше от конфликта между десантниками и связистами. То был мудрый совет: журналиста могли превратить в орудие противоборства, подбрасывая ему различного рода «компромат»…
Поначалу казавшаяся десятистепенной, сокольническая версия через некоторое время превратилась в одну из главных…
Многое было еще не ясно, хотя зацепки получались одна серьезнее другой…
И в этот самый период стали появляться люди, имеющие весьма приблизительное представление о деталях следствия по сокольнической версии, но, наслушавшись россказней лиц, «заинтересованных» в защите подозреваемых, запели их голосами и начали давать рекомендации профессионалам.
В одной из московских газет была опубликована статья Марии Дементьевой «Дело спецназа», в которой, кажется, собрана вся грязь, «работающая» против группы следователя по особо важным делам Генпрокуратуры РФ Леонида Коновалова и его подчиненных. Дементьевой все не нравилось. Ей не нравилось, что «…обыск начали не с кабинета задержанного, а с других помещений»… (словно есть какие-то жесткие инструкции, с какого именно края надо следователям начинать обыск).
Дементьева немалый арсенал взрывателей походя называла в своей статье «какими-то капсюлями» и заходилась горьким плачем по поводу того, что следователи придали им слишком уж большое значение (в том числе и боевому оружию, обнаруженному при обыске офиса Сидоренко)… Все это, оказывается, «пустяки»…
Дементьева передергивала факты и легко раздавала обидные ярлыки следователям Генпрокуратуры, обвиняя их в методах следствия 37-го года…
Даже весьма далекому от сути дела человеку сразу становилось ясно, что статья явно заказная.
Но самое опасное, на мой взгляд, состояло в том, что Дементьева своими выводами и комментариями пыталась вмешиваться в процесс следствия. Следователи подвергались ею яростной критике уже за то, что, не выяснив якобы всех обстоятельств дела, держат Сидоренко под арестом. Она восклицает: «Почему все трудности в деле Холодова должен нести на себе полковник Сидоренко?»
А ведь было совершенно ясно: потому и держали, что все детали дела еще не выяснены, — слишком много серьезных улик…
Странным образом вел себя и адвокат полковника запаса Сидоренко Е. Володин. В печати было обнародовано его письмо в ФСБ, в котором он просил сообщить — причастен ли Сидоренко к делу об убийстве Холодова. Как попал этот документ в прессу — догадаться нетрудно…
Конечно, можно возмущаться и с негодованием восклицать: сколько же можно ждать, когда будет названо имя убийцы Холодова?! Но такой же вопрос можно задавать и в отношении следователей, ведущих уголовные дела об убийствах сотен других людей. И здесь совершенно не имеет значения — идет ли следствие по делу об убийстве бизнесмена, журналиста, банкира или дворника Иванова. Перед следствием все равны. А темпы расследований не могут зависеть от должностей, которые занимали погибшие, или от частных пожеланий журналистов.
Из-за заказных публикаций в защиту подозреваемых на расследование налипает много грязи. Самый отвратительный вид журналистики — подрабатывать на смерти убитого коллеги, сбивая следствие с толку и постоянно дергая его за рукава.
Есть заказные убийства. Есть заказные адвокаты. И есть заказные журналисты, которые за определенную мзду стремятся если не «убить» следствие, то хотя бы пустить его по ложному следу…
В феврале 1998 года Генеральный прокурор РФ Юрий Скуратов в одном из интервью подчеркнул, что некоторые публикации явно направлены на то, чтобы увести следствие с нужной тропы…
Даже зная о той колоссальной работе, которая была проведена группой Леонида Коновалова, я не буду хвалить следователей Генеральной прокуратуры. Ибо не только критика, но и похвальба тоже бывает заказной. Да и за что хвалить-то?
Точка в деле еще не поставлена.
Версия шестая — десантная
…4 февраля 1998 года из источников в Генеральной прокуратуре РФ и в Министерстве внутренних дел выплеснулась сенсационная новость: арестован бывший начальник разведки ВДВ полковник Павел Поповских, который якобы имеет непосредственное отношение к убийству Холодова.
В круг подозреваемых, как я уже говорил, Поповских попал уже вскоре после начала расследования уголовного дела. Зацепку следователям дала информация: в сокольническом полку спецназа ВДВ проводились якобы занятия с минами-ловушками, замаскированными в «дипломатах». К тому же Поповских некоторое время консультировал следователей по «ловушке в портфеле». А параллельно вел собственное расследование, желая, как утверждали его сослуживцы, убедиться, что «смертельный кейс» не был сделан в полку…
Следователи все еще прорабатывали информацию ефрейтора Маркелова, который заявил следователю Казакову, что якобы видел, как один из офицеров (тот самый «Ожегов», под которым, судя по всему, подразумевается майор Владимир Морозов) изготавливал мину-ловушку…
В ходе разматывания сокольнической версии и был арестован полковник Сидоренко, который восемь месяцев содержался под следствием, а затем был осужден (условно) за хранение незарегистрированного оружия…
После этого сокольнический след обрывался.
И тогда следователи вновь возвратились к Поповских. Почему? У них была улика. Если верить источникам в Генпрокуратуре, то в распоряжении следователей есть записка, написанная рукой Поповских: «м. б. не бить, но публикации прекратить». В этой же записке значатся фамилии нескольких журналистов, особенно досаждавших своими статьями военной верхушке. В их числе был назван и Холодов. Как заявил полковник следователям, эти слова он написал во время разговора с одним из руководителей ВДВ.
Поповских возглавил десантную разведку в октябре 1990-го. В штабе ВДВ прослужил более 16 лет. В его служебном деле есть такая характеристика: «За время прохождения службы зарекомендовал себя исполнительным и трудолюбивым офицером. Обладал хорошими организаторскими способностями и умело ориентировался в сложной обстановке. Проявлял постоянную требовательность к подчиненным. Лично подготовлен хорошо».
Полковник прошел практически все «горячие точки»: Южная Осетия, Абхазия, Приднестровье, Нагорный Карабах, Баку… У него был колоссальный профессиональный опыт, которым он старался поделиться. Написал три учебника для войсковых разведчиков.
Принадлежность Поповских к ВДВ сразу вызвала у многих журналистов предположения, что полковник каким-то образом был связан с бывшим министром обороны РФ генералом армии Павлом Грачевым, фигурирующим в уголовном деле в качестве свидетеля (хотя некоторые следователи не скрывали, что давно причисляют его к числу подозреваемых. Грачев несколько раз очень неосторожно высказывался о Холодове. Один раз он сказал, что «с этим журналистом надо разобраться». В другой раз в ходе записи передачи Владимира Познера «Мы» то ли в штуку, то ли всерьез назвал Дмитрия «личным врагом». И хотя этот фрагмент был вырезан, в ходе следствия и он попал в материалы дела…).
«Раскручивая» подозреваемого полковника, следователи обратили внимание на коммерческую сторону его «деятельности». И тут действительно было много любопытного.
В 1993 году в нарушение Закона о прохождении воинской службы Поповских стал соучастником коммерческой фирмы, в которой числилась и его жена (она стала соучредителем с 25 процентами капитала). Частная охранная фирма поначалу именовалась «РОСС». В ее составе были и военнослужащие-десантники. Эти сведения невольно начинали связываться с сокольнической версией (Поповских, по признаниям его адвоката, прорабатывал с Холодовым какие-то проекты по рекламе своей фирмы в газете).
Одним из объектов деятельности охранной фирмы «РОСС» стала гостиница «Белград». В конце лета 1993 года во дворе гостиницы под днищем «Жигулей» сработало взрывное устройство. Был убит директор греческой фирмы (это тоже вызвало у следователей вполне понятные подозрения)… В1994 году фирма Поповских исчезла из гостиницы «Белград». Все документы были ликвидированы.
В 1997 году Поповских становится совладельцем торговозакупочной фирмы «Промфинсервис». Доля его там составляла около 20 процентов…
Вскоре после того как Поповских был арестован и, судя по сообщениям прессы, «начал давать показания», Москва стала полниться слухами, что вскоре может быть снова вызван на допрос Грачев.
В те же дни Грачев попал под Рязанью в автомобильную аварию и получил черепно-мозговую травму. Этот случай дал новый повод для разгула журналистской фантазии — аварию напрямую стали связывать с предстоящими арестами «высокопоставленных чиновников Минобороны», о чем не только активно муссировались слухи после ареста Поповских… Сам Генеральный прокурор РФ Юрий Скуратов на одной из прессконференций дал понять, что у следователей еще есть вопросы к некоторым чиновникам Минобороны, занимавшим в период убийства Холодова высокие посты в военном ведомстве…
Вскоре после того как Поповских начал давать показания, в прессе всплыла фамилия майора ВДВ Владимира Морозова, который проходил службу в составе батальона российских де-сантников-миротворцев в Гудауте (откуда его уже давно «таскали» на допросы в Генпрокуратуру).
О профессиональных качествах майора Морозова существовали слишком противоречивые мнения: одни начальники характеризовали его как «самого лучшего разведчика в ВДВ», другие говорили, что «как специалист, он ничего собой не представляет»…
Между начальником разведки ВДВ полковником Поповских и майором Владимиром Морозовым были натянутые отношения. По мнению сослуживцев майора, «Морозов не воспринимал Поповских как спеца». Этот нюанс еще больше запутывал клубок версии…
Удивительная мы страна. Убитые у нас реальные. А обвинения почему-то чаще всего мистические.
Еще ничего не ясно ни с Поповских, ни в Морозовым, а мы уже их «закапываем»…
А ведь, по сути, еще ничего нельзя ни отвергать, ни утверждать. Можно только догадываться…
Нынешний начальник разведки ВДВ полковник Владимир Кравчук говорил в связи с арестом Поповских:
— К сожалению, некоторые следователи представляют работу десантников в основном по голливудским боевикам. А мы не Рэмбо и не Штирлицы. Наша задача вести разведку в условиях боевых действий. Организация же теракта требует совершенно иной подготовки, иного опыта, другой ментальности. Да, каждый из нас сумеет убить врага, но не мальчишку. Мы солдаты, а не мокрушники…
Этим словам можно в одинаковой степени верить и не верить. Точку мог поставить только суд.
Многое, очень многое еще не было ясно, а пресса вовсю муссировала слухи, что вот-вот страна узнает заказчиков и исполнителей убийства.
В те же дни после встречи с Генпрокурором России Борис Ельцин в интервью прессе с твердым оптимизмом заявил, что расследование по делу об убийстве Холодова серьезно продвинулось вперед, и еще раз подчеркнул, что все эти годы оно находилось под его личным контролем.
Это больше напоминало шумную рекламу готовящегося к показу кинобоевика, чем завершение серьезного уголовного дела. Арестовать в подозрении в причастности к убийству можно кого угодно. Но доказать вину арестованных правоохранительные органы часто не в силах…
Было совершенно дико слышать и читать комментарии, в которых говорилось и писалось, что президент распорядился «дожать» уголовное дело. В качестве главного инструмента правосудия выступали не Закон и конкретные факты и доказательства, а всего лишь личные пожелания и распоряжения главы государства.
Российские и иностранные журналисты задавались вопросом: «Почему именно сейчас так дружно двинулись два, казалось бы, совершенно глухих уголовных дела — по Листьеву и Холодову?..»
Размышляя об этом, я вспомнил, как 4 марта 1997 года президент сделал серьезную выволочку Генпрокурору за слишком медленное расследование уголовных дел, находящихся под личным контролем президента. И потребовал «сделать выводы»…
В конце 1997 — начале 1998 года готовилось заслушивание отчета правительства перед Ельциным. Президент заранее предупредил правительственных чиновников, что настроен на очень суровый разговор…
Можно легко понять настроение Скуратова, который наверняка хорошо понимал, что идти на отчет с пустыми руками — слишком рискованно…
Перед февральским отчетом правительства Генпрокуратура резко активизировалась. Пошли аресты по делу об убийстве Холодова. Это было похоже на победный рапорт очередному съезду КПСС…
Судя по всему; на этот раз правоохранительные органы решили сделать Ельцину «подарок» — доложить об успехах… И доложили. Но можно было легко предугадать, что поднявшийся шум стихнет так же, как и начался.
* * *
…Когда я в одной из западных газет прочитал, что Холодов является «нормальной жертвой дикой русской демократии, которая свинцом и толом прокладывает себе дорогу», то при всей кажущейся кощунственности такого выражения подумал, что оно очень верно…
Россия бредет в будущее, спотыкаясь о трупы.