УССУРИЙСК

В тот год мы вместе с капитаном Савчуком поступали в академию.

На экзаменах в Уссурийске Савчук проходил под кодовым названием «Племянник Брежнева». Там, где тянул на трояк, — получал «отлично». Я завидовал ему — у меня не было такого Большого дяди. Зато у меня было двадцать банок красной икры, десять хвостов вяленого кижуча и три километра шпаргалок. И хотя уже были получены две четверки и одна пятерка, — впереди была самая страшная экзекуция — по общевойсковой тактике. К сожалению, московского экзаменатора по этому предмету, которого я боялся больше всего, интересовала не рыба и не икра, а кактусы для его домашней коллекции.

— Соображай, — сказал мне Савчук, — не должно быть таких крепостей, которые бы не могли взять большевики!

Я сообразил.

Натянув спортивный костюм, кроссовки и солнцезащитные очки, я с видом голодной ботанической ищейки стал бродить по улицам Уссурийска, вцепляясь взглядом в каждую зеленую ветку, торчащую в окне. Кто-то цветок продавал, кто-то просто дарил.

Собрав таким образом штук пять горшков с колючками, я радостно спровадил их экзаменатору. Но меня ждал смертельный удар: оказалось, что конкурс кактусов проводился на альтернативной основе — штук сорок представителей африканской флоры уже украшали гостиничный номер полковника…

Пришлось пойти на очередной заход.

На окраине Уссурийска бабка-украинка продала мне ведро с невиданным колючим чучелом, на затылке которого болтался алый бантик цветка.

По тактике я проскочил вне конкурса, несмотря даже на то, что перепутал организацию американского танкового батальона с немецким.

Так два офицера-дальневосточника с кличками «Племянник Брежнева» и «Кактус» стали слушателями военной академии.

Потом было расставание с гарнизоном. И когда полковой оркестр грянул в последний раз «Прощание славянки», когда пыльный и старый автобус покатил от подъезда ДОСа (дом офицерского состава), а за окнами — родные лица гарнизонных друзей, их жен и детей, в глазах которых грусть и зависть, — заходила ходуном душа, резануло глаза. Жена с маленьким сыном зарыдали, как на похоронах.

Прощай, Дальний Восток, прощай, задолбанный и родной гарнизон, где зимой от мороза в трубочку сворачиваются уши, где в уборную «надо ходить с топором», где по утрам на плацу гремел полковой оркестр под управлением выдающегося полкового композитора и дирижера лейтенанта Левы Белев-цова, где течет из крана ржавая вода, где гудят до рассвета семейные офицерские пирушки, где стрекочут на стрельбище автоматы и бухают танковые пушки, где ты оставил такой кусок жизни, лучше которого, как потом окажется, — и не было…

Кто служил, тот поймет.

Впереди была Москва…