ТАЙНЫ НОЧНОГО ГЕНШТАБА

Предчувствие значительности события заставило меня зарядить новые батарейки в диктофон…

Я быстро оделся и побежал к метро.

В вагоне нельзя было заметить ничего свидетельствовавшего о том, что в столице начинается гражданская война. Люди читали газеты, разговаривали, думали о своем, смеялись.

Я вышел на своей «Арбатской». До здания Минобороны — не более 50 шагов. Но я никогда не думал, что в своем рабочем кабинете окажусь только через час. Стягивая с себя гражданку и надевая военную форму, я негромко бубнил «отчет» об увиденном и услышанном перед включенным диктофоном, с которым с того момента не расставался несколько дней подряд. Так и получился репортаж…

* * *

…Выйдя из метро, я увидел большую толпу людей у подъезда N2 4. Там развевались на ветру флаги СССР и несколько монархических знамен. В руках у некоторых пикетчиков были резиновые дубинки и железные прутья, на рукавах — красные повязки. Подойдя ближе к служебной двери МО, попытался войти в нее. Меня оттеснили. Тогда я достал удостоверение личности офицера и показал пикетчикам, заметив при этом, что вызван на службу.

— Закончилась твоя служба, господин полковник, — сказал человек с красной повязкой на рукаве фуфайки, — завтра придет министр обороны генерал Ачалов, он и разберется — будешь ты служить или нет!

Толпа дружно загоготала.

Тогда я пошел к другому подъезду, пытаясь все же попасть на службу. И там меня не пустили, сказав, что здание МО полностью блокировано. Парень в фуфайке и в черной шапочке спросил:

— Товарищ полковник, в народ стрелять будете?

— А какая в этом необходимость? — спросил я.

— Но зачем же вы тогда стягиваете вооруженные войска в Москву?

— Это вопрос не ко мне.

— Нет, вы все-таки ответьте!

Начиналась дискуссия. Время шло, а я еще не на службе. Я начинал злиться: рабочий кабинет был рядом, а я уже полчаса не могу в него попасть. Стал искать выход из положения. Решил зайти в МО со стороны бывшего Главного политического управления. Есть там узкая и неприметная железная дверь. Но и тут неудача. Тоже пикет. Пикетчики курят и мирно переговариваются с солдатами, занявшими позицию по ту сторону железных ворот. Выкурив до половины сигарету или папиросу, гражданские люди передавали ее в щель ворот солдатам.

А меня по-прежнему нигде не пускали. Пошел дальше вдоль стены. Знал еще одно потайное место, где можно пробраться незаметно во двор. Удалось. Вместе со мной — еще три-четыре офицера. По темному двору старого здания Генштаба пробрались к железной двери в углу и вошли в нее. Везде суетились солдаты в бушлатах и касках. Густо клацали подковы по гранитному полу.

Оставалось пройти по подземному переходу. Вместе со мной бежали десятки офицеров в гражданском и несколько наших женщин-служащих. Многие чертыхались…

* * *

…Только вошел в кабинет — звонок дежурного:

— Приказано выключить в кабинетах свет, включить настольные лампы и поставить их под столы! На случай если начнут стрелять снайперы.

Где-то глухо громыхали выстрелы.

Быстро переоделся. Бегу в дежурку, которая рядом с кабинетом начальника управления. Навстречу — группа вооруженных автоматами гражданских людей в какой-то неприглядной, почти зэковской одежде. Потрепанные фуфайки и куртки, такие же потрепанные спортивные шапочки и кроссовки. Бросилось в глаза то, что «магазины» на их автоматах были по-афгански перевязаны синей изоляционной лентой (так называемые автоматные «рожки» во время войны в Афганистане скреплялись «валетом», что позволяло во время интенсивного боя быстро перезаряжать оружие). Спросил у полковника Бекретова:

— Кто это?

— Усиление охраны министра.

— А почему в таком виде?

— Маскировка.

Кто-то добавил:

— Возможно, придется растворяться в толпе и косить под мятежников. Когда будут уносить ноги…

* * *

…Позже я узнал, что то были так называемые котеневцы — бывшие военнослужащие-афганцы, которых возглавлял подполковник запаса А. Котенев. Его люди давно ошивались вокруг министра обороны со своими коммерческими проектами и уже успели осуществить часть из них.

Через некоторое время станет известно, что некоторые запутались в грязном бизнесе и исчезли за границей…

Мне хотелось понять: чем вызвана столь яростная поддержка Грачева котеневцами? Сведущие объясняли так: возможное исчезновение министра обороны с вершины власти в случае победы оппозиции грозило им коммерческим крахом (некоторые проекты осуществлялись при поддержке руководства Минобороны). Вероятность такого поворота событий и побудило «однополчан» Грачева поспешить ему на помощь.

Их преданность министру была воспринята по достоинству: котеневцам выдали стрелковое оружие и они, как позже хвастался один из них, «ходили на броне» к Белому дому, где позировали перед кинокамерами во время боевых действий и в один голос твердили, что «афганцы с Грачевым»…

Но это не соответствовало действительности в полной мере, потому как были и другие «афганцы», которые не поддерживали Грачева, поскольку являлись сторонниками генералов Александра Руцкого и Бориса Громова. Одни ушли к Руцкому в Белый дом, другие вообще не вмешивались…

Уже вскоре после октябрьских событий состоялось заседание исполкома Национально-Патриотической партии ветеранов Афганистана, в которую входила группа котеневцев. Министр обороны с благодарностью принял приглашение побывать на исполкоме,· где выступил и заявил, «что в этом зале сидят симпатичные ребята и их программу я полностью разделяю». Грачев умел быть «благодарным»…

…Первым делом спросил у дежурного, где министр и начальник Генштаба и что вообще здесь происходит. В ответ прозвучало, что собираются члены коллегии Минобороны. Будут обсуждать ситуацию. Сейчас всем приказано быть на рабочих местах и ждать дальнейших указаний.

Пришел полковник из аппарата начальника Генерального штаба, принес какие-то бумаги. Рассказал, что генерал-полковник Колесников страшно распекал командира бригады из Теплого Стана за то, что очень долго выводил подразделения в указанный район.

— Я бы за два часа туда и назад на велосипеде съездил, — негодовал начальник Генштаба, — а ты черепахой полз!

— Мне сначала дали один район, потом переориентировали, — оправдывался комбриг.

Но Колесников и слышать этого не хотел…

* * *

…Иду по коридору в рабочий кабинет. Навстречу, со стороны «зоны» министра, бежит порученец НГШ. Ему один из незнакомых мне генералов кричит вдогонку:

— Передай Михаилу Петровичу, — выполнять только приказы министра обороны!

Это было странно. Ведь Колесников калач тертый-перетертый, его о таких вещах предупреждать не надо. А тем более в такой ситуации. По этому «разведпризнаку» делаем вывод: идет жесткая централизация управления в руках министра. Значит, уже были и такие приказы, которые шли через голову Грачева — иначе зачем такое указание? Еще один вывод: устраняется бардак.

…Позвонил дежурному узнать, что нового. Он сообщил, что войска уже мчатся к Москве. Значит, коллегия МО однозначно приняла решение на'ввод войск? Выглядываю в окно. Толпы пикетчиков начали дружно разбегаться от подъездов Минобороны. Что бы это значило? Или побежали блокировать маршруты выдвижения войск, или помогать тем, кто ведет бой у Останкино…

…Через некоторое время командир Таманской мотострелковой дивизии генерал-майор Валерий Евневич будет докладывать подробным рапортом о своих действиях в тот октябрьский день…

«Заместителю министра обороны РФ

генерал-полковнику Кондратьеву Г.Г.

Я, командир 2 гв. мсд. 3.10.1993 года в 16.24 позвонил мне дежурный генерал ЦКП ГШ МО РФ о том, что мне будет звонить МО РФ генерал армии Грачев П. С.

В 16.55.—17.00. МО РФ по телефону ЗАО о выделении 600 чел. л.с. дивизии на технике для охраны МО РФ. Генерал армии Грачев П. С. приказал мне подготовить технику, боеприпасы, личный состав, поставить задачу командирам частей и через 1 час 20 минут быть в готовности совершить марш, прибыть в г. Москву и взять под охрану комплекс зданий МО РФ, прибыть лично к МО РФ для получения задачи.

В 17.05. я доложил по тлф ЗАО командующему МВО о полученной задаче и объявил сбор офицеров дивизии и о прибытии командиров частей ко мне в кабинет.

В 17.20. я поставил лично задачу командирам частей на подготовку техники, личного состава и вооружения к маршу в г. Москву, проинформировал о положении в городе и поставленной МО РФ задаче дивизии о взятии под охрану комплекса зданий МО РФ.

В17.40 колонна частей дивизии начала строиться перед КПП комендатуры гарнизона.

В 18.00 НШ дивизии должил о готовности к совершению марша.

В 18.30–18.40 я проверил готовность частей дивизии к совершению марша, проверил, взяты ли боеприпасы. Обнаружив, что ТП прибыл без боеприпасов, приказал зам. ком. полка выдать л/с полка боеприпасы.

В 18. 45, вернувшись в штаб дивизии, доложил командующему МВО о готовности к совершению марша. Командующий приказал войти по открытой связи и доложить по радио. Дважды я прибывал на КП дивизии в колонне, пытаясь выйти на связь с командующим МВО. Командующий приказал не начинать движение, пока не будет связи с ним по радио. Уточнил у меня, кто дал команду задачу выполнять на боевой технике. Я ему доложил, что это приказ МО РФ и я людей на автомобилях под пули не поведу. Я доложил, что в колонне для выполнения задачи 54 БТР-80. Командующий приказал взять меньше техники, как будет уточнена задача. Я принял решение меньше 20 БТР не брать.

(Нельзя не обратить внимания на то, что генерал Евневич и здесь, и в других местах рапорта свои контакты с командующим МВО генерал-полковником Леонтием Кузнецовым и принятые им решения описывает со скрытым негативным оттенком: то читается некоторое подозрение, что командующий укрывался от связи, хотя комдив с ним — «дважды выходил на связь», то Кузнецов «приказал не начинать движение». Далее легко обнаружить подтверждение таких выводов. — В. Б.).

…Я пытался еще несколько раз выйти на связь с командующим округом по радио, но связи не было. От дежурного генерала ЦКП МО РФ мне по телефону довели радиоданные для работы с Генштабом МО РФ.

В этой обстановке по телефону ЗАО я вышел на связь с приемной зам. МО РФ ген. — полковника Кондратьева, доложил о том, что мне МО РФ поставлена задача, но на начало движения колонне дивизии не дают разрешения (кто именно не дает — Евневич умалчивает. — В. Б.), поэтому я принимаю решение начать движение в г. Москву.

В 21.20 по телефону ЗАО я доложил ком. МВО о принятии решения начать движение и по радио буду пытаться войти в связь во время движения.

В 21.30 я отдал приказ на начало движения колонны.

В 21.55 при подходе к аэродрому Внуково ком. МВО по радио вышел со мной на связь, уточнил местонахождение дивизии и поставил задачу при подходе к кольцевой дороге остановить колонну дивизии, проверить технику, оружие, личный состав и после доклада мне будет уточнена задача (и здесь Кузнецов явно «тормозит» стремление двизии Евневича быстрее ворваться в Москву. — В. Б.).

В 22.20 колонна дивизии прибыла головой к путепроводу кольцевой дороги. По радио я доложил командующему, мне еще раз поставлена была задача остановиться, проверить оружие, личный состав и ждать уточнения задачи.

В 22.30 я трижды докладывал о проверке техники, оружия и личного состава и о готовности к началу движения в г. Москву (кому? Ясно, что имеется в виду генерал Кузнецов. — В. Б), движение мне не разрешали. Я получил разрешение (От кого? Это неясно. — В. Б.) выйти колонной к академии ГШ МО РФ, так как на дороге оставлять колонну опасно в связи с интенсивным движением транспорта и сложностью управления в этих условиях. Разрешение на продвижение я не получил (так получено все-таки разрешение на движение в Москву или нет? — В. Б.).

В 22.25 я отправил заместителя полковника Чистякова и зам. начальника отдела контрразведки дивизии подполковника Колесникова в МО РФ доложить о прибытии колонны дивизии к МКАД, уточнить условия движения по дороге к МО РФ и обстановку на маршруте движения, а также об отсутствии связи.

В 23.35 полковник Чистяков, прибыв от министра обороны РФ, подтвердил задачу, я принял решение начать движение в г. Москву.

В 0.15 4.10 колонна дивизии прибыла к МО РФ. Я прибыл к МО РФ доложить о прибытии частей дивизии для выполнения задачи.

Мне было приказано взять под охрану комплекс зданий МО РФ и дополнительно к 7.00 4.10 к ГШ МО из ппд дивизии перегнать 8 БМП-2. Для выполнения этой задачи я подключил своего заместителя полковника Чистякова и командира 15 мсп гв. подполковника Ямкового.

Колонна в составе 8 БМП-2 прибыла в 9.55 к гостинице «Украина». И после уточнения задачи 15 мсп на БМП-2 занял позиции у здания Верховного Совета Российской Федерации.

Командир 2 гв. мед гв. генерал-майор Евневич…»

В рапорте Евневича я обратил внимание еще на две принципиально важные детали, которые проливают новый свет на важные моменты октябрьских событий и на позиции некоторых заметных фигур в армии.

Первая: еще не было принято решение коллегии Минобороны о вводе тяжелой боевой техники (с боеприпасами) в Москву, а министр обороны отдавал приказы на выполнение этой задачи.

Вторая: руководство Министерства обороны в те часы не однажды заявляло, что личный состав и техника, прибывающие в Москву, не имеют боеприпасов.

Итак, генерал Евневич явно акцентировал в своем рапорте внимание на том, что командующий войсками Московского военного округа генерал-полковник Леонтий Кузнецов якобы сдерживал продвижение колонны Таманской дивизии к Москве.

Интересно, что когда Евневич ясно и четко доложил Кузнецову о готовности начать движение к столице, командующий приказал еще раз выйти на него «по открытой связи и по радио», но после этого по весьма странной причине связь с ним надолго прервалась. Когда же Евневич самостоятельно привел колонну к МКАД, Кузнецов снова не решался «пускать» ее в Москву.

Во время «разбора полетов» Грачев припомнит ему это. О генерале Кузнецове пойдет молва, что он «проявлял колебания и нерешительность». О том, что это так, подтверждает и рапорт заместителя командира Таманской дивизии полковника А. Чистякова на имя заместителя министра обороны РФ генерал-полковника Георгия Кондратьева. В рапорте, в частности, отмечалось:

«…? 23.05 я прибыл в кабинет МО РФ генерала армии Грачева П. С., который уточнил, почему дивизия не двигается. Я доложил, что она остановлена по приказу командующего войсками округа. Министр обороны приказал срочно убыть в дивизию, выполнять только его личные приказы и немедленно прибыть для охраны МО РФ…»

Все это дает основания полагать, что у командующего войсками Московского военного округа генерал-полковника Леонтия Кузнецова действительно некоторое время «проявлялись колебания»…

Что заставляло его не спешить с вводом войск в столицу? Ясно, что какие-то свои расчеты. К тому времени еще совершенно неясно было, «чья берет»…

Но когда министр лично, взял на себя управление 2-й (Таманской) дивизией, Кузнецов окончательно решился играть по общим правилам. Противное стоило бы ему карьеры.

Здесь весьма любопытно ознакомиться и с рапортом еще одного важного должностного лица — начальника штаба Московского военного округа генерал-полковника Золотова:

«…Заместителю Министра обороны РФ генерал-полковнику Кондратьеву Г. Г.

Рапорт

В 16.30 3.10.93 я получил доклад от ОД (оперативного дежурного. — В. Б.) об обстановке в г. Москве и принял решение на прибытие в штаб. В штаб прибыл в 18.30.—18.40. Уточнил обстановку у ОД и прибыл к КВО (командующему войсками военного округа. — В. Б.). Узнал, что МО поставил задачу командирам 2, 4 дивизии и 27 омсбр на выдвижение в г. Москву.

Я дал команду на сбор офицеров управления. Вышел на связь с НШ (начальниками штабов. — В. Б.) соединений и собрал данные о полученной задаче. Проверил состояние радиосвязи. Радиосвязь с соединениями МВО была организована с 21.9.93 (вот еще одно сенсационное свидетельство того, что еще с сентября, а конкретно — со дня подписания указа Ельцина № 1400 министр обороны привел войска в состояние повышенной боеготовности. — В. Б.). Круглосуточно работала радиосвязь в закрытом режиме.

При передаче связи на командные машины 27 омсбр и 4 тд сбоев связи не произошло. После начала движения колонн со всеми частями связь была устойчивой, кроме 2 мсд.

В ходе движения 27 омсбр КВО неоднократно получал задачи на изменение объектов. Бригада управлялась хорошо и своевременно прибыла. 4 тд также управлялась и прибыла организованно. Во 2 мед связь была организована плохо, т. к. ВРИО начальника связи дивизии подполковник Кондратьев В. И. был отпущен в г. Москву, а майор Ночеватый В. В. только прибыл и не знал обстановки. Потратил большое время на изучение всех данных, настройку станций.

Колонна начала движение в сторону Голицинского перекрестка, а затем развернулась и пошла к Киевскому шоссе, что таюке потребовало времени. Начав движение в 20.40, колонна в 21.40 прибыла к Хованскому кладбищу. Затратив время 1.40 мин и пройдя 40 км. Средняя скорость 18 км/час. Последний выход по радио был в 22.15, после чего связь прекратилась.

За это время я поручал командиру 27 омсбр найти командира 2 мед и узнать обстановку. Это было 22.20–22.30. Майор Стрельников искал дивизию, но не нашел, пост ГАИ подтвердил, что колонна прошла в 22.20–22.30. Командир 27 омсбр доложил об этом КВО. 2 мед прибыла к ГШ в 23.55, о чем доложил НС (начальник связи. — В. Б.) по радиосети, и связь больше не прерывалась.

Я считаю, что колонна прошла 60–70 км, затратив 4 часа, и учитывая воскресную загрузку Киевского шоссе и движение по Москве, говорить о задержке необоснованно…

(Далее в рапорте пойдет речь о выполнении задачи особой важности — тайной переброске к Белому дому танковой роты с полным боевым комплектом. Причем эта задача была поставлена еще до того, как коллегия МО и Верховный главнокомандующий примут окончательное решение на штурм Дома Советов. Решение было принято только в 2 часа ночи. Выдвижение роты будет контролировать личный представитель президента России. — В. Б.).

…О движении танковой роты 4 тд могу показать, что я получил задачу от генерал-полковника Колесникова ?. П. (начальник Генштаба. — В. Б.) на ее выдвижение к ГШ МО РФ в 00.20 мин 4.10.93. Давал задачи генерал-майору Полякову Б.Н. (командир 4 тд. — В. Б.) в 0.40. В ходе выдвижения роты я неоднократно получал указания от НГШ и КВО о смене маршрута выдвижения роты или ее остановке. Однако каждый раз после постановки задачи на действия роты следовала ее отмена, и рота продолжала выдвигаться. Последняя попытка была сделана у Триумфальной арки, где КВО приказал роту направить на Комсомольский проспект, т. к. у БД рота может быть захвачена.

Старший офицер в роте подполковник Баканов доложил мне (впервые), что с ним представитель Президента и он должен быть у г. «Украина». Здесь я понял цель действий роты и доложил КВО. Он был шокирован, и я понял, что он тоже не знал, куда идет рота. Доложил НГШ и получил указание не вмешиваться в действия роты.

Начальник штаба МВО генерал-лейтенант Золотов»

…Безусловно, самое интригующее место в рапорте генерала Золотова — появление «специальной» танковой роты и приставленного к ней представителя президента. Любопытно и то, что ни начальник штаба МВО, ни его командующий «не знали», куда именно идет рота.

Ельцинский надсмотрщик во главе танковой роты, имеющей спецзадание, — явное свидетельство недоверия президента к своим генералам (он и сам этого не скрывал, когда описывал октябрьские события). «Око государево» верхом на танке — это по-ельцински, в это верится.

Но не верится совсем в другое — в то, что командующий МВО и его НШ представления не имели о цели продвижения танковой роты, которая весьма странно меняла маршрут и находилась под личной опекой начальника Генерального штаба. Тут генерал Золотов явно лукавит, стремясь отодвинуть себя и командующего от греха подальше. Ведь именно эта рота первой в истории России произвела расстрел парламента.

И если бы танковая рота 4-й танковой дивизии была захвачена, как этого остерегался командующий МВО, у него была в «запасе» еще одна, снаряженная от 27-й отдельной бригады. В рапорте ее командира гвардии полковника Денисова на имя заместителя министра обороны РФ о полученных и выполненных распоряжениях, приказах в период с 3.10.93 по 4.10.93, есть такие строки:

«…4.10.93 — 1.30. Командующий МВО приказал «Подготовить тр (танковую роту. — В. Б.) и мер на БМП-2 с боекомплектом». Задача выполнена…»

«…Старший бронегруппы получил задачу от заместителя министра обороны РФ на блокирование Белого дома со стороны набережной. Задача выполнена…»

…Я позвонил дежурному по Генштабу и поинтересовался развитием ситуации. Он сказал, что одна из колонн остановилась в районе кольцевой дороги и «не хочет» входить в город. Приказано разобраться. Начальник Генштаба рвет и мечет из-за того, что войска идут в город страшно медленно. Постоянно звонят из Кремля и кричат: «Где войска?!» Уже пошла гулять новость, что Грачев то ли Гайдара, то ли Бурбулиса послал… очень далеко. И заявил, что у него есть только один начальник— президент — Верховный главнокомандующий…

…Меня вызвали в дежурку. Надо по «тревожной схеме» оповестить всех подчиненных. Приказ — прибыть на службу. Встретился с адъютантом одного из замов министра. Он рассказал, что некоторые генералы и полковники уже по нескольку раз переодевались из новой формы Российской армии в старую — советскую. В зависимости от того, какую информацию получали. Как только пошли сведения, что повстанцы якобы взяли Останкино, — мигом стали наряжаться в старую форму. А поступила информация, что Останкино отбито спецназовцами, — кинулись к новой…

Генеральский и полковничий маскарад есть лучшее отражение внутреннего состояния людей. Дрожат. Эта пикантная новость мигом разлетается по кабинетам и вызывает у многих гомерический смех. Если ситуация будет меняться и дальше так же быстро, некоторым генералам придется выжидать свою «синюю птицу удачи» в совершенно голом состоянии…

* * *

…Члены коллегии МО открыто тянут резину. Заседание идет уже давно и окружено небывалой завесой секретности. Зона рабочего кабинета министра и зал, где заседает коллегия, оцеплены удвоенной охраной. Можно понять, почему генералитет волынит — дело пахнет кровью. Не хочется втягиваться в поножовщину. Эту нерешительность можно понимать, наверное, и как плохо скрытую форму протеста. Вот бы хорошо не на словах, а на деле хоть бы до утра побыть вне политики…

…Министерство и Генштаб стоят на ушах. Судя по всему, заваруха предстоит крутая. Прошелся по этажам. Везде один и тот же крик: «Где войска?!» Везде почти паника из-за того, что страшно медленно выдвигаются армейские колонны.

Поговорил с адъютантами и порученцами. Узнал, что, как только Ельцин в срочном порядке прилетел в Кремль на вертолете, первое, что он немедленно приказал Барсукову выяснить у Черномырдина по радиотелефону, — «Как Грачев?». Ответ был такой: «Все еще колеблется».

Затем Ельцин сам несколько раз говорил с Грачевым по телефону. Судя по «разведданным» из приемной министра, президент допытывался у Грачева, почему коллегия столь нерешительна. Ельцин недоволен медленным вводом войск и тем, что коллегия тянет резину. Грачев в свое оправдание ссылался на то, что он не может сам принимать окончательное решение о применении войск. И все нажимал: «Борис Николаевич, решающее слово — за коллегией».

Ельцин, конечно, понимал, что дело пахнет катастрофой (президент позже подробно опишет это свое состояние в книге «Записки президента»). Его политическая судьба в огромной степени зависела от поддержки армии. А тут даже самый надежный (после Коржакова) вооруженный телохранитель, тоже неоднократно клявшийся ему в преданности, задергался и стал переводить стрелку на членов коллегии МО. Их молчание было для Ельцина страшным знамением…

* * *

Какой-то чудик из безвестной общественной организации, борющейся за сохранность исторических памятников Москвы, своими звонками заколебал дежурного по нашему управлению: просит выяснить, кому непосредственно подчиняется командир президентского вертолета — Грачеву или Барсукову.

Но если бы наш дежурный и знал это, то вряд ли бы сказал. И потому он отсылает настырного историка в президентскую пресс-службу. Там тоже ничего конкретного не говорят. И опять — звонок на Арбат. Наконец, дежурный раздраженно орет по телефону, что номер президентского вертолета RA-25137 и больше ничего сообщить не может. Я прошу у него трубку. Дежурный — мой подчиненный. По своему опыту знаю, что вся эта дурацкая история со звонками может неожиданным образом перерасти в большой скандал в прессе и тогда уже достанется и мне, и всему управлению во главе с начальником.

Пытаюсь выяснить у бессонного хранителя московской старины, почему его так волнует президентский вертолет. Человек на том конце провода настолько раздражен, что временами его речь напоминает бред сумасшедшего. И только когда его удалось успокоить, он стал излагать мысли более-менее складно: «Вы там, в Генштабе, настолько уже отупели, что не понимаете, что такое грохот вертолета в Кремле… силой в… децибеллов! Над куполами Ивана Великого… Там же пойдут трещины! Там же фрески! Они же все посыплются!!! Вы понимаете?!.»

Телефон неожиданно отключается. Мне явно дают понять, что больше говорить на эту тему нежелательно. Предупреждаю дежурного об этом. И опять дребезжит телефонный звонок…

Постоянно звонят министру и начальнику ГШ из Кремля, из правительства: Черномырдин, Гайдар, Бурбулис, Полторанин… Десятки звонков. Рассказывают, что перепуганный Бурбулис якобы вооружил кого-то газовыми пистолетами и отправил на охрану здания телевидения на Шаболовку. Грачев опять послал кого-то очень далеко… Контрразведчики Грачеву доложили, что Ельцин дал команду перепроверять доклады министра обороны о ходе выдвижения войск и сам несколько раз звонил кому-то из МВД по этому поводу. Из МВД позвонили министру и предупредили, что Ельцин на него страшно гневается и грозился лично выехать в Минобороны, чтобы «посмотреть Грачеву и его генералам в глаза».

Тут уместно вспомнить, что именно по этому поводу писал в своих «Записках президента» Ельцин:

«…Я видел, что армия, несмотря на все заверения министра обороны, по каким-то причинам не в состоянии немедленно включиться в защиту Москвы… армия, численность которой составляла два с половиной миллиона человек, но в которой не нашлось и тысячи бойцов, хотя бы одного полка, чтобы немедленно выступить в защиту президента».

Уже много позже октябрьских событий стала известна интересная деталь: поговаривали, что когда гранки «Записок президента» поступили в Кремль и Грачев узнал, что Ельцин в своей книге рассказывает, что министр обороны вводил его в заблуждение, заверяя, в частности, что войска уже в Москве, Павел Сергеевич якобы стал просить Б. Н. исключить это место из своих записок. Но Ельцин не внял просьбе свего любимца… Вот эти строки:

«…Еще раз позвонил Грачеву. Он сообщил, что войска уже в Москве, двигаются по Ленинградскому проспекту, Ярославскому, другим шоссе Москвы. Что здание Министерства обороны полностью блокировано бронетранспортерами, к «Останкино» сейчас подойдут мощные подразделения армии. Вот-вот телецентр будет полностью освобожден..

Я вызвал машину, оделся и поехал в Министерство обороны. От Кремля до штаба МО, около Арбата, пять минут. Немного времени, но мне было вполне достаточно, чтобы понять, что же на самом деле случилось у Грачева. Почему войска, которые, по его словам, уже почти два часа, как должны освободить «Останкино», блокировать Белый дом, подготовиться к штурму, на самом деле в Москву так еще и не вступили…»

И такая любопытная деталь: еще неизвестно было окончательное решение коллегии МО, еще не было оформлено соответствующее решение правительства, а президент уже решил, что войскам надо «подготовиться к штурму». Это еще одно, на мой взгляд, подтверждение того, что для Ельцина армия была «приватизированным бронированным кулаком», который он, прикрываясь высшими интересами государства, пустил в бой по собственному усмотрению.

Когда вставал роковой вопрос о политическом выживании, Ельцин по-своему применял законодательные и процессуальные нормы, показывая иногда удивительно ловкие образцы юридических маневров, а порой, мне кажется, и правового ханжества. Но он же с такой же яростью выставлял впереди себя Конституцию и другие законы, когда в других случаях надо было продемонстрировать уже иные «образцы» правовой культуры. Но при этом конечная цель была та же — спасти свою политическую карьеру…

* * *

…Вот это новостишка! Оказывается, на коллегии МО нет зама Грачева генерала Бориса Всеволодовича Громова. Кругом говорят, что посыльные рыщут по Москве и не могут его найти… Кто-то сказал: «А может, он специально не хочет появляться здесь и вляпываться в это грязное дело?..»

Главком Сухопутных войск генерал-полковник Владимир Магомедович Семенов отпросился у министра «принимать войска». И о нем пошли судачить в приемной министра. Дескать, это какая-то игра. Мол, зачем тогда у Семенова первый зам генерал Воробьев и начальник штаба? Кто-то из наших сказал по этому поводу: «У Семенова, как и у Громова, отличный нюх…»

К тому времени я уже знал, что Громов очень болезненно переживал происходящее в Москве. Когда Белый дом оцепили колючей проволокой, Борис Всеволодович не побоялся во всеуслышание сказать, что Россия позорит сама себя. И мало кто с ним не согласился. Громов выражал то, о чем думало 99 процентов людей в погонах……Через несколько дней после октябрь

ских событий Грачев в интервью «Комсомольской правде» ска-жег, что Громов якобы опоздал на коллегию потому, что ему из-за пикетчиков трудно было пройти в здание МО. Сам же Громов через несколько месяцев в интервью «Аргументам и фактам» сделает сенсационное заявление: «Меня там вообще не было…»

* * *

…Час ночи. Только что передали, что к нам едет сам Ельцин. На Знаменке выстроился длинный бронированный коридор из танков, БМП и бронетранспортеров. Машины стоят аж до Кремля. Стараются Коржаков с Барсуковым. На всех этажах МО и ГШ полный аврал. Мечутся контрразведчики и люди генерала Барсукова. Только под ковры, кажется, не заглядывают.

Всем офицерам и генералам приказано спрятаться в кабинетах и не показывать носа на пятом этаже. Я постоянно высовываю. Очень интересно. Видел зама Грачева генерала Кобе-ца. Приволок какого-то старца в гражданке. Говорят, это командир «Альфы» или его бывший зам. В общем, большой спец по мочиловке. Кобец весь аж горит энергией. То ходил неспешно по этажам, а тут бегает рысаком! Ну, очень хочется отличиться перед Б.Н.!

* * *

Приехал Ельцин. Суровый и злой. Вместе со свитой пошел в зал, где сидит коллегия. Никогда я еще ни видел такого количества охранников на этажах МО и ГШ.

Заседание идет уже минут тридцать. Официанты понесли чай. У официантов хороший слух и отличная сообразительность… Решается вопрос о штурме Белого дома. Кобец с Коржаковым позвали в зал гражданского спеца по штурмам…

Ельцин в своих записках позже напишет, что спец представился «капитаном первого ранга Захаровым». Он учил наших полководцев, как надо брать Белый дом. В наших боевых уставах нет таких операций. О деталях — в «Записках президента». Там немало правды. Например, о том, как Ельцин выламывал руки высшему генералитету в ночь с 3 на 4 октября, он в основном рассказал объективно (мне довелось на сей счет беседовать со многими членами той коллегии). Правда, было и несколько принципиальных замечаний: допущены некоторые важные умолчания о том, как именно готовился его указ о штурме Белого дома и план боевого применения войск против строптивых парламентариев.

…Спустя некоторое время после октябрьских событий 1993 года по Минобороны пошла гулять сенсационная новость: коллегии Минобороны, на которой присутствовали Ельцин и Черномырдин, вообще… не было. А было лишь обыкновенное совещание узкого круга военачальников — тех, кому больше всего доверял Грачев.

Весьма возможно, что то была специально запущенная «утка», цель которой понятна — кому-то очень хотелось таким способом акцентировать внимание на нелегитимности принятого решения по применению оружия против парламента.

Если принять эту версию, то действительно, она принципиально важна прежде всего с чисто правовой точки зрения. Ибо если было всего лишь «узкое совещание», то согласие министра обороны на применение танков против БД и открытие огня, даже если оно и было санкционировано Ельциным, является противоправным. Ибо оно не опиралось на коллективное мнение и согласие большинства или всех членов коллегии. Более того, это решение по существующим правилам должно было в обязательном порядке оформляться письменно: все члены коллегии должны были расписаться на тексте принятого решения. Но, оказывается, решение даже не было оформлено в письменном виде.

Но все-таки — коллегия или всего лишь совещание?

Ельцин в «Записках президента» (запись за 4 октября 1993 года, 2 часа 30 минут) не обращает внимания на эту тонкость. На одной странице Ельцин говорит, что, когда он в здании МО поднялся наверх, — «там уже шло заседание коллегии» (выделено мной. — В.Б.). И здесь же заседание коллегии называет уже по-другому: «…наступил моральный перелом у всех участников совещания».

* * *

…Ельцин пробыл часа полтора. Уехал опять к себе в Кремль. Грачев начал готовить план штурма Белого дома и, по свидетельству некоторых офицеров Главного оперативного управления ГШ, к 5 утра подписал его. Этой же ночью мне довелось видеть зама Грачева генерала Кондратьева. Ему поручено оборудовать командный пункте гостинице «Украина» — через речку напротив Белого дома. Оттуда он будет руководить войсками.

Стало известно, что Кондратьев собрал офицеров своего аппарата и сказал: «Я не могу вам приказывать идти со мной. Кто не хочет — пусть скажет прямо». Большинство пошло. Не пошел только один офицер…

Я видел Кондратьева. Ни он, ни его люди не испытывали восторга от полученной задачи.

Утром я услышал со стороны Краснопресненской набережной короткие автоматные очереди. Началось. Вышел на улицу купить сигарет. На Знаменке заглохла машина. Солдат и полковник МВД возились у двигателя. Подошел к ним и спросил, что «там» происходит. Полковник ответил:

— Ваши депутатов берут.

Я — в ответ:

— А ваши где?

Полковник оторвался от двигателя и пошутил:

— А наши ваших брать будут.

Я юмора не понял. К тому же в Генштабе офицеры почти всю ночь говорили о том, что эмвэдэшники нашими руками хотят жар загребать, а сами в кусты прячутся. Потому я решил на эту тему с полковником выяснить отношения:

— Слушай, что-то нехорошо у нас с вами получается…

Он опять вроде бы как в шутку:

— Там, где наш Ерин не может, — у вашего Паши всегда хорошо получается. Паша БД возьмет.

Тут уж я не выдержал и совсем завелся:

— Непорядочно как-то выходит. Наше дело с врагом воевать, а ваше дело в этом говне возиться. Что, нет силенок «комод» взять?

— Да ты потише со словами!

— А что — неправда?

— Ты может еще Ельцину совет дашь, как поступать?

— А что Ельцин? Вы в штаны наложили, а нам разгребать.

— Ты мне телефончик свой дай и фамилию заодно. Чтоб Степашин тебя долго не искал.

— Ну и мудак же ты!

— Проваливай по-хорошему!

Рядом проходил генерал из штаба тыла. Полковник окликнул его:

— Товарищ генерал, вот этот пьяный подонок ведет разложение. У него, наверное, и партбилет в кармане.

Генерал лишь улыбнулся.

— Пить надо меньше, товарищи офицеры!

— Я с тобой еще встречусь, — зло сказал я эмвэдэшнику на прощание.

— Моли Бога, чтобы не в тюремной камере…

Душевненько поговорили…

Позже мне в руки-попадет документ, читая который я испытывал чувство стыда и вины одновременно. Речь идет о том, как мы расстреливали своих соотечественников…

Вот он:

«…Из оперативной сводки Министерства обороны РФ за 3–4 октября 1993 года:

«…09.00. Пришли танки, расставлены по позициям.

09.30. Старший (генерал-полковник Г. Кондратьев. — В. Б.) доложил начальнику Генерального штаба о готовности танков.

10.00. Применили танки, стрельба велась по верхним этажам, ниже 4 этажа не стреляли.

10.30. Командир 119 пдп (парашютно-десантного полка. — В. Б.) передал: Руцкой запросил переговоры с президентом (Ельциным), доложили министру обороны и начальнику Генерального штаба. Президент от переговоров отказался — «Только полная капитуляция».

10.45. Старший приказал прекратить стрельбу.

11.00. Министр обороны при переговорах со старшим сделал упрек, почему прекратили стрельбу. Ответ: «Много зевак, большое количество женщин и детей у Б. Д. Проосят их выпустить…»

И только в 17.00 появилась запись о том, что «дана команда прекратить стрельбу»…

А в памяти все еще сидели разумные слова генерала Кондратьева, сказанные накануне расстрела парламента:

— Мы находимся в Москве. Вокруг жилые дома. Ни в коем случае не применять оружие… И в Белом доме тоже наши русские люди сидят…

Кондратьев говорил так, как думал, наверное, почти каждый у нас на Арбате.

Чуть позже даже один из самых преданных солдат режима — комдив Таманской дивизии генерал-майор Валерий Евневич — и тот выдавит из себя:

— А вообще-то это непорядок, когда дело доходит до применения боевой техники в столице…

…Под окнами Минобороны, сидя на броне, тульские десантники жуют тушенку. На другом конце Новоарбатского проспекта идет яростная пальба из танковых пушек. По телевизору идет очень забавное кино: CNN ведет прямую трансляцию расстре-

ла парламента. И тут кто-то башли кует. Свое телевидение сидит в заднице, а американцы ведут репортажи чуть ли не из-под траков наших стреляющих танков. Противно.

Многотысячная толпа ротозеев собралась на мосту у гостиницы «Украина». Каждый танковый выстрел сопровождается восторженным гулом «зрителей». Великое затмение нашло на Россию. В самом центре Москвы практически гражданскую войну «ограниченного масштаба» демонстрировали как спектакль на открытом воздухе, как футбольный матч в Лужниках, как бой гладиаторов в Древнем Риме.

— Слушай, — сказал мне товарищ, — а ведь кто-то из родственников этих людей сидит в Белом доме.

— А кто-то из родственников этих людей сидит в танке, — тут же добавил другой.

— Неужели нельзя было не доводить дело до такого смертоубийства? — Этот вопрос остается без ответа.

Еще ночью каким-то образом все же умудрился звонить в МО несколько раз Руцкой. Просил не делать глупостей. Обещал кастрировать всех, кто хоть раз стрельнет по нему…

Знакомый подполковник-связист рассказал, что введен новый режим связи между МО, ГШ и войсками. Звонить можно только по спецсвязи. А на том конце провода все разговоры пеленгуются и идут только с разрешения больших командиров и начальников штабов. Бдительность — наше оружие?

…Пушки палят. Генштабисты матерятся и пьют водку. Один из них, закосев больше других, неожиданно заявляет:

— А мы вообще-то сволочи бравые. Людей своих же расстреливаем. Под водочку. Все мы в крови. И никому не скажешь, что ты не виноват.

— Ну ты тут всех подряд кровью не вымазывай и совестью не мучайся. Никто из нас не виноват. Это Пашка виноват, что убивать согласился.

— Нет, все мы виноваты! — не унимался совестливый. — Все!!!

Стало тихо, как в гробу.

— Нет, не все!!!

— А я говорю — все!!!

Дело шло к хорошей генштабовской пьяной драке. Совестливого увели. Пьянствовать охота пропала. Диктор CNN почти криком сообщил, что, по словам Волкогонова, в Белом доме уже 500 убитых и раненых. Страшная цифра. И очень похожая на правду…

«…Мы пока на несколько минут прервем прямой репортаж о событиях у дома российского правительства, — на приличном русском говорит диктор американского телевидения, — нашим операторам сейчас подадут кофе и они немного отдохнут».

Мне хочется взять гранату и кинуться на американских репортеров…

На душе отвратительно. Офицеры продолжают спорить о том, нужно или не нужно было доводить дело до расстрела. Кто-то находит спасительный аргумент: мол, мы лично не стреляли — с нас и взятки гладки. А с виновными потом разберутся.

Уже пошли и другие разговоры. Мол, мы люди военные. Для нас главное — приказ. Кто отдал «расстрельный» приказ — пусть и несет ответственность.

Какая разница, кто стрелял, а кто нет. Стреляла АРМИЯ. Нам каждому на лбу не напишут: «По БД не стрелял».

По Генштабу снуют с озабоченным видом полковники и генералы. Бумаги, команды, приказы, распоряжения. Идет «боевая работа». Что с нами происходит? Мы убиваем своих же людей точно с таким же видом, как расстреливаем мишени на учениях, желая непременно получить высокую оценку проверяющего.

Я закрываю глаза. И воображаю, как вместе с дочкой Ксюшей по канализационным люкам мы пробираемся к Белому дому. Выходим наружу посреди поля сражения. Я взял дочку на руки, а она размахивала белой косыночкой. Мы вместе остановили бойню. Но в последний момент меня застрелил из пистолета какой-то генерал…

Я бы хотел умереть именно такой смертью, лишь бы все остались живы…

* * *

На многих генштабовских столах в тот день появились листки с текстом, набранным старославянским шрифтом. Одни листки лежали на оперативных картах и на пультах дежурных. На других лежал кусок хлеба или стояла бутылка водки. А кто-то уже успел прикрепить листок на щит с рабочей документацией…

То был текст мольбы Патриарха Алексия II:

«…Братья и сестры мои!

Гнев Божий пролился на Россию. По грехам нашим Господь попустил совершиться трагедии. Не послушав призыва церкви, люди подняли руку на ближних своих. Пролилась невинная кровь. Ныне каждый час может принести стране новые страдания: Когда совершаются кровопролития, велико искушение местью, искушение жестокостью и попранием свободы ближнего.

В этот миг молю всех, кто держит в руках оружие: будьте милосердны к ближним своим! Не позволяйте бесу ненависти и мести лишить вас разума! Не допустите смерти женщин и детей, раненых и безоружных людей, оказавшихся в зоне конфликта. Всех тех, кто не причастен к насилию!

Сделайте все, что сейчас возможно, для прекращения кровопролития, вспомните, что сказал Господь Иисус апостолу Петру, с мечом в руках решившего отстоять справедливость: «Возврати меч твой в свое место: ибо все, взявшие меч, мечом погибнут» (Мф. 26.52.).

Матерь Божия, заступница наша! В годы нашествий иноземцев и междоусобных браней Ты никогда не оставляла России и всегда спасала народ наш. Не оставь нас и ныне. Смиренно прибегаем к Тебе: умоли Бога и сына твоего. Да помилует и спасет Русь!..»

Кто-то читал молитву в голос.

А кто-то в это время громко орал по телефону спецсвязи:

— Псковская дивизия — в готовности десантироваться на Чкаловский!

«…Возврати меч твой в свое место: ибо все, взявшие меч, мечом погибнут…»

А в коридоре кто-то громко рассказывал о том, что чучков-ская бригада спецназа ГРУ в количестве 1500 человек «подготовлена, может быть, лучше «Альфы» и в случае затягивания операции может десантироваться в районе Белого дома и быстро завершить все это дело»…

«Сделайте все, что сейчас возможно, для прекращения кровопролития…»

Не сделали.

…О количестве убитых после трагедии пойдет яростный спор. Ельцин опровергнет своего советника генерала Волкого-нова и вместо 500 человек назовет 142. Эту цифру ему, наверное, придумали Степашин, Ерин и Грачев. По Генштабу пошли слухи, что они направили Ельцину письмо с истинными данными. За этим письмом иностранные и русские журналисты устроят яростную охоту. Самая большая ставка — 30 тысяч долларов. Желавшие подзаработать офицеры МО и ГШ бросились на поиски. По этому случаю была даже затащена в постель машинистка-секретчица, якобы своими глазами видевшая письмо Ельцину. Порядок цифр был другим — 412. Но тайна так и осталась нераскрытой. Кремль умеет отлично прятать концы. Особенно если они кровавые…

* * *

… Стали просачиваться новые подробности о ночной коллегии (хотя коллегией в полном смысле ее вряд ли можно назвать — в МО не собралось и двух третей этого коллегиального органа военного ведомства). Свидетели рассказали, что, когда решение о штурме войсками БД было выработано, Грачев спросил у Ельцина:

— Борис Николаевич, вы разрешаете все же стрелять из танков?

В зале наступила гробовая тишина.

Эта траурная пауза создала какую-то неловкость среди присутствующих. И тогда вмешался Черномырдин, который упрекнул Грачева в том, что не президенту же решать, какие именно средства изберет министр обороны для реализации приказа Верховного главнокомандующего.

Грачев стал оправдывался: дескать, «хотел всего лишь уточнить».

Хотя всем было ясно, что речь идет о самом главном — разрешении о применении оружия против людей. В том числе и тяжелого…

Ельцин на вопрос министра обороны об «официальном разрешении стрелять из танков» ответил не сразу. Ситуация была кульминационная. Под «официальным разрешением» подразумевалась завизированная Ельциным бумага.

И потому бледнеющий Грачев тихо и боязливо сказал:

— Я бы все же хотел получить от вас письменный указ.

Возможно, Грачев еще рассчитывал, что Ельцин побоится подписывать приговор. Устный приказ к делу не пришьешь. Все присутствующие в зале напряженно ждали, как же ответит на просьбу министра обороны президент. И Ельцин зло пробубнил:

— Я вам пришлю письменный указ. Через час.

И прислал. Именно письменный указ. Но в нем не было ни слова о том, что президент санкционирует применение оружия против защитников Белого дома.

В указе министру обороны президент предписывал принять на себя руководство операцией «по освобождению Белого дома и засевших там вооруженных боевиков и формирований». И ни слова о применении оружия. Это министр обороны, говоря словами Черномырдина, сам должен был решить, «какие именно средства для этого необходимы».

Ельцин, мне кажется, таким образом мог сильно подставить Грачева. Ведь если бы события повернулись по-другому, неизбежно бы встал вопрос о том, кто именно взял на себя ответственность применять оружие, в том числе и танки. И здесь у Ельцина было бы полное юридическое алиби: он дал приказ освободить Белый дом, но какие «средства» были для этого достаточны — должен был решать Грачев. Естественно, ему бы инкриминировали и всю вину за жертвы…

* * *

… По линии военной контрразведки прошла информация: ряд командиров частей и подразделений МВО призвали подчиненных выступить на защиту Конституции и парламента. Почти 80 военнослужащим удалось пробраться в Белый дом и встать на его защиту. Большие команды военнослужащих, рвущихся к зданию Верховного Совета, были остановлены органами МВД и спецслужб РФ, окружены и арестованы. Отдельные были убиты в перестрелке либо покончили жизнь самоубийством…

* * *

…Возле гостиницы «Украина», в которой находился командный пункт управления штурмом Белого дома, произошла забавная сцена: наших двух полковников — офицера ГШ и одного из командиров полков — милиционеры приняли за бойцов Руцкого и арестовали. Предварительно им надавали тумаков и отобрали оружие. Затем отвезли в какой-то подвал и там бросили со связанными руками на обильно политый мочой пол. Их отпустили только тогда, когда получили в МО подтверждение, что оба пострадавших действительно «наши». Но бронежилеты почему-то так и не отдали…

* * *

…Вот и все. Мы «победили». Грачев появился в МО усталый, но довольный. Прошла команда составлять списки «наиболее отличившихся». Впервые за годы службы в армии я видел некоторых полковников, которые ревностно следили за тем, чтобы не оказаться в тех списках… Хотя были и другие. Которые переживали, почему одних к ордену, а им всего лишь какой-то японский радиоширпотреб. Нас поощряют за «восстановление конституционного порядка…».