СЛЕПЦОВСК

…Прибыв в Слепцовск в сопровождении командующего СКВО, вице-президента Ингушетии Бориса Агапова и трех своих охранников, Павел Грачев поджидал Дудаева в здании местной администрации.

Дудаев опоздал на полтора часа. О его появлении министр обороны и сопровождавшие его лица догадались по восторженным крикам огромной толпы, собравшейся у здания.

Дудаев шел как гордый султан, окруженный почти ротой телохранителей, и намеренно не спешил войти в дом, распаляя яростно приветствующую его толпу. То был хороший повод для чеченского президента провести «психологическую артподготовку» по поджидавшей его российской делегации.

После коротких приветствий Грачев и Дудаев удалились в отдельную комнату для беседы с глазу на глаз.

Вооруженные дудаевские автоматчики утрамбовались в предбаннике, как сельди в банке. Генерал Митюхин не выдержал и выставил их на улицу, разрешив остаться только троим — столько же было там и телохранителей Грачева.

О чем беседовали министр обороны и президент Чечни — долгое время оставалось тайной. Таким был уговор. Оба отбивались от наседавших журналистов лишь общими словами.

Позже Грачев заявил:

— Дудаев осознал безвыходность своего положения при развитии событий с вводом войск в Чечню. В то же время он недвусмысленно пояснил, что является заложником своего окружения и не может выполнить предъявленные ему требования по безоговорочному разоружению и роспуску вооруженных формирований.

Министр обороны рассказывал, что в последнюю минуту встречи он спросил у Дудаева:

— Ну что, Джохар, война?

Дудаев ответил:

— Война…

До начала войны оставалось пять дней.

Последним российским военачальником, который за два дня до войны встречался с чеченским президентом, был командующий СКВО генерал Алексей Митюхин. Он был хорошо знаком с Дудаевым и потому предложил Грачеву дать и ему шанс отговорить строптивого Джохара от «глупостей». Грачев после консультаций с Кремлем дал добро. А заодно распорядился любыми способами выпросить у Дудаева шестерых наших пленных бойцов, оказавшихся в неволе после неудачного «штурма» Грозного 26 ноября…

Дудаев во время встречи с Митюхиным был в прекрасном расположении духа, шутил и откровенничал. Когда заговорили о возможности избежания войны, Дудаев дал понять, что «уже поздно» и что его «народ не поймет».

Тогда он сказал Митюхину и о другом. Сбросив с себя всю президентскую спесь, Дудаев сообщил командующему, что «очень долго ждал, когда его по-людски пригласят в Кремль»:

— Если бы со мной еще в девяносто втором или третьем поговорили по-человечески, все могло быть совершенно по-другому. А я только и слышал: «Бандит, преступник, диктатор, вор, главарь криминального режима!..» Это обижало не только меня — весь мой народ.

Потом он заговорил о самолетах «без опознавательных знаков», отбомбившихся в нескольких районах Чечни. Спросил у Митюхина так, словно они сидели на завалинке:

— Это твои самолеты?

— Джохар, ты же взрослый…

Митюхину страшно не хотелось говорить на эту тему. Дудаев понял его. Перешли к другому. Генералу трудно было улучить момент, чтобы обратиться к Дудаеву с просьбой, которая ему была поручена в виде «особо важного задания». Наконец возможность подвернулась, и Митюхин сказал Дудаеву о шести солдатах.

Дудаев не отказал. Но добавил:

— Одного я уже вернул кому-то из ваших. Тут много сейчас таких ошивается. Тех, которые делают себе политический капитал на этом. Стыдно спекулировать на собственных солдатах…

Расставшись с Дудаевым, Митюхин возвращался в Ростов.

Надо было доложить Грачеву о результатах переговоров. Собственно, докладывать было нечего. Разве что о пяти вызволенных солдатах да о последних словах Дудаева: «Если будем драться — не вина чеченцев… А драться будем…»

Уходила последняя надежда на возможность решения конфликта мирным путем.