ГРЯЗЬ
Там, где слишком много грязи, всегда трудно найти даже крошечку истины.
А грязи в те дни было неимоверно много.
23 сентября 1993 года произошло «нападение на здание штаба Объединенных Вооруженных Сил СНГ». В заявлении правительства по этому случаю говорилось, что «в нападении участвовало 8 человек, вооруженных автоматами».
В тот же день наш министр обороны заявил, что «в операции принимало участие более 100 вооруженных человек». И еще за зданием Главкомата было якобы сосредоточено 200–250 человек. Черт ногу сломит. Ложь — родная мать политики.
Высказывались подозрения, что эту акцию якобы организовал председатель Союза офицеров подполковник Станислав Терехов.
Когда на Арбате узнали, что его арестовали в районе одного из объектов Главного разведывательного управления ГШ, многие стали говорить о том, что «здесь что-то нечисто» — с чего бы это опытному и хорошо соображающему офицеру прятаться вдруг у главного разведывательного муравейника. Все было очень похоже на провокацию.
Наши подозрения еще больше усилились, когда стало известно, что во всей этой мутно-грязной истории фигурирует заместитель министра обороны генерал армии Константин Кобец. Там, где появлялся Константин Иванович, часто трудно было докопаться до истины. Сентябрьско-октябрьская политическая активность замминистра обороны поражала. Он яростно демонстрировал свою решительность и готовность защитить демократию. А однажды даже заявил, что «готов возглавить операцию по штурму Белого дома».
23 сентября в два часа ночи к Кобецу прибыла группа парламентариев, однако они не были приняты. А в половине шестого утра к Кобецу прибыл еще один парламентарий — генерал-лейтенант Калинин. Кобец по личной инициативе продиктовал Калинину ультиматум засевшим в Белом доме. Он потребовал от Верховного Совета «немедленного освобождения от должностей новоявленных руководителей, выдачи зачинщиков акции на Ленинградском проспекте для предания их суду, выполнения указа президента, сдачи оружия и роспуска депутатов».
Срок выполнения ультиматума — 24 часа. Кобец заявил: «Я взял на себя смелость заявить, что они ставят нас перед необходимостью на штурм ответить штурмом». И снова подчеркнул, что готов лично возглавить операцию по штурму Белого дома…
И тогда, и позже я часто думал о странной позиции Кобеца. Он всегда появлялся в эпицентре громких политических схваток, когда это хоть чем-то грозило устойчивости режима, но его как-то не видно было там, где надо было драться за спасение армии от бурно прогрессирующей дистрофии. Должность замминистра и главного военного инспектора его к этому со всех сторон обязывала…
В то время в Минобороны и Генштабе было уже немало генералов, которые, имея некоторые «коммерческие грехи» на душе, страшно боялись прихода новой власти. Ибо если бы она пришла, они бы в подлиннике могли изучать природные особенности Колымы, их руки неминуемо бы «привыкли к топорам» а глаза — к конвою, бдительно прохаживающемуся с овчарками по лесной просеке…
Тогда, осенью 1993 года, эти люди особенно остро чувствовали угрозу своему «доходному» месту при существующей и многое прощающей власти. И потому готовы были на все, лишь бы ликвидировать даже саму мысль о возможности ухода со сцены тех, кто их обогревал и поощрял, кто давал возможность хорошо поживиться за счет своего привилегированного положения…
О своей бурной и героической деятельности в период сентябрьско-октябрьского кризиса Кобец составит справку, которая у непосвященного человека может создать впечатление, что власть в России удержалась благодяря исключительно самоотверженности Константина Ивановича…
В пиковый момент октябрьских событий растерянность в Кремле была настолько большой, что подчас принимала форму истерической паники. Она усилилась еще больше, когда экстренно прибывший в Кремль Ельцин долго не мог получить внятных ответов о позиции Грачева и коллегии Минобороны.
Тогда на помощь президенту и был срочно призван более решительный генерал армии — зам Грачева Константин Кобец.
Он был назначен старшим оперативной группы, в обязанности которой, как гласил один из конфиденциальных документов, входило «не допустить захвата власти»…
На группу Кобеца возлагались задачи:
1. Координация действий силовых структур по недопущению вооруженного конфликта.
2. Блокирование г. Москвы от притока различных групп оппозиции.
3. Организация охраны государственных объектов и учреждений…
В своей отчетной записке об итогах работы группы Кобец докладывал:
«…Принятые меры позволили стабилизировать обстановку в стране, не допустить захвата власти оппозицией и перерастания террористических действий в гражданскую войну»…
По сути, Кобецу поручалось то, чем должен был заняться Грачев…
В тот же день, 23 сентября, Грачев предупредил, что в случае повторения событий, какие имели место на Ленинградском, 41, он отдаст приказ открывать огонь на поражение. Однако в то же время отметил, что не хочет, чтобы армия занималась не свойственным ей делом. «Пока я министр обороны, этого не допущу…»
* * *
25 сентября старики и старухи снова усиленно вталкивали в руки генштабистов листовки. В них был такой текст:
«…Солдаты, офицеры и генералы России!
Если вы присягали народу, то призываем вас спасти Отечество!
Объявление гражданином Ельциным своей личной диктатуры поставило страну на грань распада. Против этого должна восстать ваша воинская часть и гражданская совесть.
Почему вы медлите? Ваша лояльность к президенту-пре-ступнику затягивается. С каждым часом она отягощает вашу ответственность.
Настал момент активно выступить в поддержку законной власти — Верховного Совета и Съезда народных депутатов.
Ваш организованный приход к Дому Советов способен обеспечить перевес в пользу народных сил.
Верховный Совет Российской Федерации…»
В тот же день по каналам наших спецслужб прошли сообщения, что 200 членов Союза офицеров и около 80 кадровых военных вошли в состав ополченцев Белою дома. После этого поступил приказ министра начальникам управлений и служб ужесточить контроль за пребыванием подчиненных на рабочих местах…
Но если бы кто-то из генштабистов или минобороновцев возгорелся желанием переметнуться на другую сторону баррикады, никакой контроль не смог бы его остановить. Даже самые горячие лозунги и призывы со стороны Краснопресненской набережной и из толп дежурных пикетов на Арбате не воздействовали на генералов и офицеров МО и ГШ.
Нас обзывали трусами, проститутками, прислужниками режима и даже грачевскими выродками. Мы оставались на Арбате не потому, что были верны президенту. Мы хорошо понимали, что стоило бы еще нескольким десяткам генералов и полковников как следует «шевельнуться» — и Россия могла бы встать на дыбы…
* * *
28 сентября возвратились из Белого дома генштабовские разведчики и дружно засели за отчеты. На столах лежали их диктофоны, из которых слышался голос Хасбулатова:
— Канализационно-электрические санкции президентской стороны против Белого дома позорны… Путчисты в августе 1991 года были человечнее нынешних — тогда и свет горел, и горячая вода была, и правительственная, и всякая другая связь работала. Я по поручению Ельцина мог связаться с Янаевым, а сам Борис Николаевич говорил с Америкой. Не думал, что он будет таким жестоким…
* * *
29 сентября наступила моя очередь идти к Белому дому «на разведку». Рядом с БД, с крыши гостиницы «Мир», горланил агитационный динамик. Он то и дело призывал депутатов покинуть свое укрытие и разойтись…
После обеда появился агитационный бронетранспортер, который ездил по периметру оцепленного здания, а сидящий в машине агитатор кричал в мегафон:
— Вы собрались здесь в соответствии со своими убеждениями, и это право граждан свободной России. Проявите трезвость… Предлагаем отказаться от противодействия…
Затем в очередной раз зачитывался указ президента РФ о социальных гарантиях для депутатов. Это было очень похоже на призыв «переходи на мой сторона».
Депутатов переманивали. А чтобы им легче было размышлять, в бронетранспортере врубали песни известных композиторов… Мне особенно понравилась «Я люблю тебя жизнь». Дурдом…
В тот же день министр обороны Верховного Совета генерал Ачалов сказал:
— Я боюсь провокаций. Боюсь, что выстрелы раздадутся извне…
Я видел, как корреспондент брал интервью у старушки в красном нейлоновом плаще и мокрой мохеровой шапке:
— Зачем вам все это?
— Как зачем? Для вас же стараемся, чтобы жили вы хорошо, не зная лишений. Я вон первого мая ходила с товарищами правду отстаивать, да только эти омоновцы моей дочери так дубиной заехали, что она умом тронулась и в Кащенко сейчас лежит. Того подлеца я в лицо помню и надеюсь его здесь встретить и поквитаться…
* * *
Бросалось в глаза, что в толпе у Белого дома много священников. Иеромонах Никон имел небольшой приход в каком-то районе Московской области. Его кто-то подначивал: мол, нашел себе работку — пришел спасать Белый дом. Священник не обижался на ехидный тон. Он говорил, что Господь Бог послал его спасать не Белый дом, а души собравшихся здесь — парламентариев, их защитников, солдат и милиционеров, стоящих в оцеплении. Он говорил:
— Всеобщая паранойя наступила наверху, почему же от этого должны страдать простые люди? Любая искра, малейшая провокация как с той, так и с другой стороны, могут обернуться кровью. Будем благоразумны, и Бог нас не оставит…
Он просил людей не обижать солдат-дзержинцев даже словом: «Они не виноваты, что их по приказу направили сюда». Он умолял милиционеров: «Любите этих несчастных манифестантов, прощайте все их прегрешения. Такими их сделали политики…»
2 октября Руцкой давал очередное интервью. Его спросили: — Вы не пытались связаться с Грачевым и поговорить о том, чтобы армия сказала свое слово в конфликте властей?
Он ответил:
— Пытался, но не удалось. Впрочем, у Грачева есть стимул защищать Ельцина. Как только Ельцина отстранят от власти, сразу встанет вопрос о том, как и кем распродавалось имущество армии. Но коррупция — это даже мелочи, Грачеву нужно будет ответить за тайные поставки оружия в Азербайджан и Армению, Абхазию и Грузию, в Молдову и Приднестровье и объяснить, почему он вооружал и вооружает враждующие стороны, кто передал Дудаеву 100 танков и другое оружие. Поэтому Грачев пойдет на все, чтобы его патрон остался у власти. Судьба парадоксальна. Когда мы учились с Грачевым в академии Генштаба, он говорил мне: «С кем ты связался, на кой тебе нужны эти демократы, этот Ельцин, ты же Герой Советского Союза, на кого ты делаешь ставку?»
* * *
В воскресенье во время службы в Богоявленском соборе сердечный приступ случился у Патриарха Московского и всея Руси Алексия II. В секретариате Патриархии связывали это с переутомлением его святейшества, который, организуя переговоры между президентской стороной и представителями Верховного Совета РФ, провел на ногах почти трое суток…
* * *
Накануне октябрьских дней в администрацию президента, в парламент, в Министерство обороны, в Конституционный суд РФ стали поступать многочисленные письма, телеграммы от руководителей военных округов, флотов, видов Вооруженных Сил, армий и дивизий. В одних содержалась просьба к обеим конфликтующим сторонам вернуться к «нулевому варианту» — к положению, существовавшему до указа № 1400. В других содержалась «горячая и единодушная поддержка политики президента». Были и такие письма, из которых явствовало, что военные уже испытывают раздражение по поводу нагнетания ситуации в Москве…
Естественно, Ельцину чаще всего докладывалось только о тех, которые кричали о полной и безоговорочной поддержке президента. Но таких было не очень много. Отдельные из них просто организовывали…
«Все телеграммы однозначно осуждали действия Верховного Совета». Это — Грачев…
Стало известно, что Руцкой просил летчиков стать на его сторону. Но Главком ВВС генерал-полковник Петр Дейнекин ответил ему: «Саша, прекрати этим делом заниматься, у меня президент один и министр один, а наши с тобой личностные отношения ни в коем случае не должны повлиять…»
Примерно такие же слова содержались и в телефонном разговоре начальника Генштаба генерала Михаила Колесникова с генералом Владиславом Ачаловым: «Не дури и не занимайся ерундой…»
* * *
По роду службы в те дни мне доводилось с глазу на глаз и по телефону общаться со многими генералами, адмиралами и офицерами армейских и флотских штабов. Даже те, кто имел на своем боевом счету уже не одну войну, кто вдоволь нахлебался крови в Афгане и в наших собственных «горячих точках», кто хорошо понимал, что наши спецслужбы денно и нощно «висят» на телефонных линиях и лишь одно нелояльное по отношению к Кремлю слово может выбросить их из высоких кресел и поставить крест на карьере, — даже эти люди не боялись открыто проклинать всех, кто провоцировал нешуточную заваруху.
Становилось все более очевидным, что антиельцинские настроения активно проникают в армейские ряды. Весьма заметно прослеживались они также в Министерстве обороны и Генштабе.
Еще в середине сентября состоялось очередное заседание Совета безопасности, после которого я попросил своего давнего сослуживца, работавшего в СБ, взглянуть на стенограмму выступлений. Он пообещал предоставить мне такую возможность. Но уже вскоре позвонил и сказал, что «стенограммы не существует в природе».
Это вызвало у меня большое сомнение: заседание СБ — не беседа полупьяных мужичков на завалинке. Все заседания должны протоколироваться в обязательном порядке, поскольку в противном случае снимался вопрос контроля за работой этого органа и все могло выглядеть как заговор. Но мой сослуживец оказался прав: стенограмма протокола заседания СБ от 15 сентября 1993 года не велась. А ведь на нем решались вопросы реализации ельцинского указа № 1400 и проигрывались варианты действий властей — в том числе и силовые…
…Во второй половине дня 3 октября 1993 года промелькнули по телевидению несколько передач, многие кадры которых были похожи на то, что в Москве происходит восстание. Вооруженные люди в грузовиках и автобусах, флаги, радостно вскидываемые руки…
Я срочно позвонил дежурному по управлению и спросил, нет ли каких команд в связи с происходящим в городе? Поинтересовался, где находится министр и что вообще происходит.
Дежурный спокойным голосом ответил, что Грачев на месте, работает в прежнем режиме, никто пока никого не вызывает. А в городе, дескать, происходят очередные банальные разборки между властями и оппозицией. По типу тех, что были 1 мая.
К тому времени я не знал, что военная машина уже запущена…
Только после октябрьских событий мне в руки попадут документы, которые помогут восстановить некоторые важные детали происходившего.
«…Заместителю министра обороны РФ
генерал-полковнику Кондратьеву Г. Г.
Докладываю:
3 октября с. г. распоряжений на ЦКП (Центральный командный пункт. — В. Б.) Генерального штаба о выходе частей и подразделений из пунктов постоянной дислокации не поступало. В 16.10 после доклада обстановки по телефону Министр обороны отдал распоряжение…
К 16.20 распоряжение Министра обороны РФ доведено до оперативных дежурных, а к 16.40 до командования указанных частей и до командующего ВДВ генерал-полковника Подколзина Е.Н. лично.
В 16.33 командиру ОБСПН (отдельной бригады специального назначения. — В. Б.) передано распоряжение начальника ГОУ (начальника Главного оперативного управления Генштаба. — В. Б.): «Готовить личный состав».
В 16.47 по прибытии Министра обороны ему была доложена обстановка.
В 17.17 получено и доведено до заместителей Министра обороны, главкомов видов ВС и командующего МВО (через оперативного дежурного) распоряжение начальника Генерального штаба о прибытии на рабочие места.
В 17.18 получено и доведено до начальников управлений и служб распоряжение начальника Генерального штаба о прибытии на службу.
Никаких телефонных контактов с командующим МВО дежурная смена ЦКП ГШ не имела. (Вскоре после этого по Генштабу поползут слухи о том, что командующий войсками Московского военного округа генерал-полковник Леонтий Кузнецов якобы повел себя «странно», из-за чего с ним трудно установить контакт. — В.Б.). Дежурный генерал ЦКП Генерального штаба полковник В. Гавриленко»…
Таким я и запомнил своего министра в роковые августовские дни 1991 года. Когда стало ясно, что ввод войск в столицу — авантюра, некоторые «прозорливые» члены коллегии Минобороны начали уговаривать маршала Язова самостоятельно принять решение на вывод войск из столицы, чтобы хоть как-то смягчить вину.
«Я никогда не отступал без приказа, — ответил Дмитрий Тимофеевич, — и чего бы мне ни стоило, понесу свой крест до конца…»
За несколько дней до августовских событий 1991 года одна из московских газет опубликовала резкую статью «Время комиссаров прошло». Начальник ГлавПУРа генерал-полковник Николай Иванович Шляга (в центре) порекомендовал мне подготовить контрматериал к утру 19 августа. Но он уже не пригодился…
Когда в августе 1991 года танки были введены в Москву по приказу ГКЧП, один из москвичей, яростно противящихся этому, спросил у лейтенанта — командира боевой машины:
— Зачем ты привел танк сюда?
— А хрен его знает, — чистосердечно ответил лейтенант…
Август 91-го… Исторический митингу стен Белого дома. Радости победителей нет конца. Россия, затаив дыхание, слушала в те дни Бориса Ельцина, связывая с ним самые светлые надежды на лучшее будущее. Оно, казалось, было совсем рядом — президент просил россиян потерпеть всего лишь до осени…
Среди ополченцев, с оружием в руках вставших на защиту Верховного Совета России в октябре 1993 года, было немало не только отставных, но и кадровых офицеров…
Когда у политиков наступало помутнение мозгов в очередной схватке за власть, то ни им, ни позванным на помощь военным не помогали и упорные призывы священников проявить благоразумие и избежать крови…
Расстрел собственного парламента стал одной из первых побед новой Российской армии…
Офицеры, которые были отобраны для стрельбы по Белому дому, лишь однажды послали снаряд мимо окон. Они были истинными профессионалами и сполна выполнили «контракт»: за каждый выстрел — миллион рублей…
Люди самых разных политических взглядов в последние годы призывали армию спасти народ. Теперь пришло время спасать армию…
Политики уже не однажды втягивали военнослужащих в разборки между собой, а затем их же и делали «крайними».
В трагические дни кровавого октября армию принудили исполнять полицейские функции и направить штыки против взбунтовавшихся соотечественников…
…Примерно в 18.30 меня срочно вызвали на службу. К тому моменту, слушая тревожные сообщения радио, я понял, что заваруха начинается нешуточная…