22 июня 1923. Пятница

22 июня 1923. Пятница

Эти дни целиком занималась, да боюсь, что толку мало. На душе мертво, как будто все потерялось и не осталось больше ничего.

Временами мне кажется, что я уже не люблю Лисневского, а может быть, и наоборот: я его очень люблю и у меня есть искреннее и хорошее желание переделать его, открыть ему глаза, показать, что жизнь широка. Он, правда, пустой человек, но я твердо верю, что его можно исправить. Такую пустоту и бессодержательность очень просто объяснить корпусным воспитанием, влиянием мичманов и бесшабашной жизнью. Я бы сама, наверно, стала такой, если бы не было здесь Мамочки и Папы-Коли. Поэтому-то я и верю, что он не безнадежен и ему нужно только попасть под хорошее влияние. Чувствую, что мой нравственный долг сделать для него все, что в моих силах. Но теперь к этому есть препятствия, боюсь, что поздно взялась за это. После экзамена он едва ли придет к нам, Папа-Коля на него очень сердит. Мамочка его тоже не любит, считает его пустым человеком, с напускной светскостью, потом она вообще не любит «плохих учеников», совершенно не принимая во внимание того, что в этом больше виноваты корпусные воспитатели и что на натуры слабые Корпус действует губительно.

Всех кадет я разделяю на две группы: настоящих и мальчишек. Я не могу определить, чем я руководствуюсь при разделении. 7-я и 6-я роты целиком относятся к «мальчишкам». 4-я, почти вся, к «настоящим». 5-я — пополам, напр<имер>, Мима, Сережа, Леньков и др. «мальчишки», а Филонов — «настоящий», Олехнович — «настоящий», из 1-го взвода Коля Завалишин — «мальчишка», Маджугинский и Доманский — «настоящие». Из 4-ой роты я не могу считать «настоящим», напр<имер>, Бельвайса, пожалуй, Колю Тагатова. Боюсь, что скоро и Лисневский станет для меня «мальчишкой».