28 мая 1923. Понедельник

28 мая 1923. Понедельник

Я много ждала от Троицы: это была последняя надежда. Эти дни должны были решить некоторые трудные вопросы. И вот теперь, когда они прошли, все стало будто еще неяснее <так! — И.Н > и темнее. Дело в том, что на этих днях я ждала Лисневского. Когда и где — все равно: на предполагаемый вечер, на прогулке или у себя. Через две недели у него начинаются экзамены, значит — или теперь, или никогда. И вот, субботу и воскресенье он проводил у меня. Первый раз — с Новиковым, вчера — с тройкой пятиротников. Казалось бы, все шло хорошо, я чувствовала на себе его милый взгляд, угадывала и понимала его мысли. Но само вчерашнее обстоятельство меня расстроило: я им показывала Блока, и он вызвал, конечно, страшные раздоры. Они все вооружились против меня, издевались над заумностью и т. д. Лисневский, правда, ничего не говорил, но, несомненно, он с ними. Мне бы страшно хотелось поговорить с ним наедине; я бы приложила все усилия, чтобы показать ему, как жизнь широка и многогранна, что что-то еще есть вне Сфаята и Кебира, что жизнь идет и не спрашивает нашего позволения. Мне кажется, он понял бы меня: недаром все-таки мой инстинкт выделил его. Ведь он еще молод, в нем должны быть живы инстинкты жизни, остальное все наносное. Я люблю его и хочу ему счастья. Пусть уезжает отсюда, пусть учится в университете, в консерватории, в академии художеств — все равно, пусть только выйдет в самую гущу жизни, поймет и оценит ее. А если ему суждено закисать на эскадре и быть «молодым стариком», то пусть бы лучше умер скорее.

Сегодня вечером я ходила гулять с Милой, Сережей и Сёмой Панкратовичем. Опять у нас был ожесточенный спор о Блоке, о футуризме, особенно о новшествах. Мы горячились, кричали и не понимали друг друга. Я назвала их «шишковцами»,[278] говорила, что они еще обеими ногами стоят в XIX веке, что еще не доросли и не доучились до понимания современности. Они все кричали о том, что «выше Пушкина все равно никого не будет», что надо писать для толпы так, чтобы «всем было понятно»; и что в XVII веке жилось еще лучше, чем в XIX. Они безнадежны со своим упрямством и самомнением. Да на них-то мне наплевать. Только бы Колю вывести из этого болота.