29 апреля (по нов. ст. 12 мая. — И.Н.) 1920. Среда

Занималась с Мамочкой (соседка дает книги) вяло и скучно.

Читайте также

8 (по нов. ст. 21. — И.Н.) января 1920. Среда Сегодня я ходила на море одна. Оно было спокойнее, чем тот раз, и на душе у меня спокойнее. Я ходила по самому берегу, настолько близко от моря, что оно окатывало меня миллионами брызг, а волны добегали до меня. Мне казалось, что рушилась

15 (по нов. ст. 28. — И.Н.) января 1920. Среда Небывалая для Туапсе погода. Снег и мороз. В гимназии нет занятий, уж очень холодно. Было три урока по 5 минут, и нас отпустили. Расскажу кое-что о нашей жизни. Спим на классных досках, положенных на парты. Под простыню подкладываем шубы.

5 (по нов. ст. 18. — И.Н.) февраля 1920. Среда Моя жизнь, мой символ — «черный крест». Наконец-то я поняла, что такое жизнь. Я поняла только теперь, как надо жить. За короткий срок, с отъезда из Харькова я переменила мою жизнь, я вся переменилась. Долго, долго я думала над жизненным

19 февраля (по нов. ст. 3 марта. — И.Н.) 1920. Среда Сегодня занималась с Асей на улице около нашего дома. Недалеко от нас площадь. Там у зеленых был парад. До меня доносились крики, команды и тосты. Когда красное знамя мирно развевается над нашими головами, — говорил один, —

4 (по нов. ст. 17. — И.Н.) марта 1920. Среда Они умерли. Были люди, и нет их. Умерли на чужбине, вдали от родины в тифозном бараке. Нет даже близких людей, которые бы совершили над ними последний долг. Но нашлись добрые люди, товарищи по несчастью, которые проводили их до места их

11 (по нов. ст. 24. — И.Н.) марта 1920. Среда Большевики оставили Туапсе, а добровольцы не вошли. Всюду болтаются белые флаги. Все говорят шепотом, все ждут. Настроение приподнятое, нервы напряжены донельзя. Сегодня всю ночь куда-то увозились обозы с продуктами и всякими товарами.

25 марта (по нов. ст. 7 апреля. — И.Н.) 1920. Среда С отъездом из Туапсе кончилось такое безотрадное настроение. В Керчи явилась надежда на скорое возвращение в Харьков, по крайней мере у меня. О Туапсе осталось воспоминание, как о чем-то тяжелом, сером, безнадежном, как будто это

15 (по нов. ст. 28. — И.Н.) апреля 1920. Среда Сегодня ночью, во время бессонницы, когда в голову лезут самые неприятные мысли, я вспомнила всю свою жизнь с момента отъезда из Харькова. Она мне показалась сном, только сном, как будто там фигурировала вовсе не я, а кто-то другой.

29 апреля (по нов. ст. 12 мая. — И.Н.) 1920. Среда Занималась с Мамочкой (соседка дает книги) вяло и

20 мая (по нов. ст. 2 июня. — И.Н.) 1920. Среда Недавно опять были в театре.

24 июня (по нов. ст. 7 июля. — И.Н.) 1920. Среда Недавно я видела в театре «Граф Люксембург»,[128] вчера — «Король веселится».[129]Прохожу мимо комиссионных магазинов. Невольно останавливаюсь перед витринами. Чего-то только тут нет! Вот старинная тумбочка красного дерева,

15/ 28 июля 1920. Среда Сегодня Александр Васильевич уезжает из Симферополя месяца на 2–3. Но он вообще не намерен возвращаться сюда, он будет пробираться на север, даже в Совдепию, если здесь будет крах. А мне жаль: единственно близкий человек был, и тот уезжает. Он у нас бывал

16/ 29 сентября 1920. Среда Не знаю, почему так горько и безотрадно на душе. Все это мелочи, мелочи, а они теперь составляют 100 % нашего существования. Совесть, может быть, и чиста, да все внешнее так нечисто. Помимо меня (помимо моей воли. — И.Н.) делается много грустного вокруг.

30 сентября /13 октября 1920. Среда Я видела во сне паука: колоссальных размеров, серо-зеленый, он появился у меня в ногах и полез по одеялу; я тряхну одеялом, и он исчезает, а потом опять появляется и опять ползет. И глаза у него большие, ярко-зеленые, злые глаза, так и блещут в

7/ 20 октября 1920. Среда Такая колоссальная новость, что не знаю, как ее и передать. Вчера Папа-Коля уехал в Севастополь: ему там предлагают отличное место в Морском корпусе, и он выехал для переговоров. Так что, может быть, скоро мы поедем в Севастополь. О, если бы поехать! Если

25 ноября / 8 декабря 1920. Среда Константинополь. «Константин»Судьба, или, вернее, Кедров, нас перевел на «Константин». Это была длинная история. Наши мужья остались на «Алексееве» (кроме преподавателей); много слёз было пролито в темных, сырых кубриках. Кедров требовал, чтобы