АУЛ БОЛЬШОЙ БАРХАНЧАК

До соседнего аула было недалеко, и мы доехали быстро, у клуба нас ждала женщина средних лет, она представилась заведующей клубом. Спросила меня, почему не приехал вчера. Я ей объяснил причину моего отсутствия, она молча выслушала, ничего не сказав, отдала мне ключ от замка двери клуба и ушла. Мы втроём: я, возница и Ренат, быстро разгрузили подводу, оборудование ставили возле крыльца клуба, затем возница на бричке уехала, а мы затащили оборудование в клуб. Кое-что из оборудования установили, а проекторы я устанавливать не стал, время уже было после обеда и мне захотелось есть. Я Рената отправил к тёте, чтобы он там пообедал и предупредил её, что мы вечером к ней придём ночевать и ужинать, и чтобы Ренат пригласил тётю в кино. Ренат ушёл, а я пошёл в магазин, купил еды и вернулся в клуб. Покушал и принялся устанавливать аппараты.

Вскоре вернулся Ренат, и рассказал, что тётя обрадовалась его приезду, и будет ждать нас на ужин, но в кино не придёт, так как не хочет раздражать мулу, а две её дочери придут. Затем Ренат сказал: «Сеня, а девчонки симпатичные, особенно старшая Дина, так что имей виду». Когда Ренат всё это мне рассказывал, я возился с аппаратом, но как услышал слова, имей виду, то повернулся к нему и говорю: «А может нам достаточно, соседнего аула?» На этот вопрос Ренат мне не ответил, только пожал плечами. Пока устанавливали и подключали оборудование, время прошло быстро, смотрю, а люди уже начали собираться у клуба. Сеанс начали во время, кино открутил как надо, после сеанса, некоторые мужчины, парни и девушки, подходили, благодарили и говорили, что я кино показываю лучше, чем Николай, у меня между лентами промежутки небольшие, не больше минуты, а Николай возился по три, а то и по четыре минуты. Мне было приятно, что люди, которых я впервые вижу, говорят мне спасибо, думаю, значит, не зря нас сюда посылают, ведь кроме кино два раза в месяц, у людей больше никаких развлечений нет. Кстати, для того чтобы аппарат перезаряжать быстрее минуты, я ещё в Мелиорации тренировался, постоянно искал причины долгой перезарядки, находил и устранял их. Добился того на всю операцию с аппаратом меня уходило не больше двадцати секунд, и вот результат, люди благодарят. Зал постепенно пустел, люди уходили и вот, наконец, остались мы с Ренатом вдвоём. Движок пока не глушили, нужен был свет, хотя керосиновая лампа горела, но свет от неё был очень тусклый. Ладно, думаю, потом пригодится. Всё оборудование убрали, остался только движок, пошли с Ренатом глушить и затаскивать его в клуб. Вышли из здания, Ренат шёл впереди я за ним, вдруг Ренат остановился и говорит: «Явилась, не запылилась». Я сразу не понял о ком он, и спроси его: «А ты о ком это?» — «А вон, посмотри, кто стоит на углу здания». Я посмотрел, куда указал Ренат, и вижу, кто-то стоит в светлой одежде, а кто? Понять, было невозможно, было темновато и поэтому плохо видно. Луна хоть и светила, но ещё плохо. Ренат снова заговорил: «Ты что не узнаёшь, да это же Лена, из соседнего аула» — «Опа, — думаю я, — это уже интересно». Я пошел к Лене, спрашиваю её: «Как ты здесь оказалась?» Она смотрит на меня и говорит: «К тебе пришла, ты что не рад?» — «Да нет, рад, конечно, но я беспокоюсь за тебя, я знаю, что ты была под замком, как тебе удалось оттуда выбраться?» Лена не стала отвечать, как она выбралась, а предложила пойти вовнутрь здания. Мы с ней пошли в клуб, Ренат в это время корячился над движком, я взялся за другой конец рамы и мы вместе его затащили в клуб. Как только мы затащили движок, я говорю Ренату: «Ты иди к тёте, а я здесь буду ночевать». Вижу, что Ренату вся моя затея не нравится, ну а что я могу сделать, раз девчонка столько отмахала ради встречи со мной, не выгонять же мне её обратно. Мой помощник стоит не уходит, я посмотрел на Лену, она сидела на лавке, поджав ноги, и в руках держала какой-то свёрток из газеты. Смотрю на неё и думаю, ну как её здесь не оставить, такую милую девушку, а Ренату говорю: «Пойдём, я тебя провожу». Вышли во двор, он мне говорит: «Смотри, Сеня, доиграешься, табунщику ничего не составляет сюда на лошади прискакать» — «Ладно, Ренат, в таких случаях моя мама говорила, волков бояться в степь не ходить. Так что давай, иди к тёте, а завтра, как проснёшься, ко мне». Ренат ушёл, я вернулся в клуб, входную дверь закрыл на задвижку, повернулся и пошёл к Лене. Когда я к ней подошёл, она встала и спросила: «Сеня, ты есть хочешь?» — «Да хочу, у меня остались пряники и молоко, но, наверное, оно уже прокисло, жара-то какая стоит. Вот смотри, сейчас уже осень, а теплынь стоит как летом». Лена тактично дождалась конца моей тирады, а затем говорит: «Сеня, зачем кушать пряники, я же вот, — и показывает пакет, — принесла еду, так давай её и поедим. А то я тоже проголодалась» — «Да? Так это у тебя еда? А что же ты раньше молчала?».

Лена на лавке начала разворачивать пакет, но я её остановил, и говорю: «Сейчас мы с тобой соорудим стол, а то, что же получается, у нас с тобой семейный ужин и на лавке. Нет, так не годится». При словах семейный ужин, Лена мило заулыбалась, снова села на лавку и стала смотреть, как я сооружаю стол. Я взял один ящик с кинокассетами, поставил у ног Лены, затем на него плашмя положил футляр от киноаппарата, потом к, так называемому, столу, принёс и поставил другую лавку, чтобы мы сидеть напротив друг друга. Получилось так, как будто мы сидим за настоящим столом. Лена, улыбаясь, положила свёрток на наш «стол», развернула его, и я увидел в нем настоящую царскую еду. В свертке, были, два соленых огурчика, два яйца, ломоть хлеба и две большие, с ладонь мясные котлеты. Я от удовольствия увиденного почмокал губами, Лена радовалась произведённому эффекту. Я не привык много есть и поэтому наелся, одной котлетой с огурцом, а Лена села только яйцо и ломтик хлеба. Когда я ел, то наклонялся, чтобы откусить кусочек котлеты, и вот когда я наклонялся, мои волосы падали мне на лицо, они у меня на голове были мягкие, шелковистые и плохо держались в причёске, и поэтому Лена, своими пальцами их зачёсывала. Мне было, очень приятно.

Моё молоко действительно скисло, но у меня была ещё закрытая бутылка воды «Нарзан», так что попить было что. Оставшуюся еду Лена снова завернула и сказала: «Сеня, а это тебе на завтра, только котлету обязательно утром съешь, а то она до обеда может испортиться». Я открыл бутылку с водой, и мы вдвоем пили из неё по очереди. Затем я Лену попросил, что бы она рассказала, как она из заперти убежала. Вот что она рассказала: «Он в эту неделю работал в ночную, а днём был дома, я была у него, а вечером он уехал к табуну и оставил меня одну. Я сижу в этой ненавистной мне комнате, и думаю, как же мне отсюда вырваться, знаю, что ты в соседнем ауле, и если я успею, тебя застать в клубе после сеанса, то могу с тобой встретиться. Хожу по комнате туда-сюда, не знаю, как из неё вырваться, затем подумала, а что это я мучаюсь, сейчас вышибу оконную раму и убегу. Попробовала ногой, но, только пятку отбила, а рама как стояла на месте, так и стоит. Потом вдруг я вспомнила, как в каком-то кино я видела, как ворота выбивают бревном. Но у меня бревна не было, но была лавка, я взяла её, отошла в конец комнаты, подняла на уровень рамы, разогналась и долбанула ею так, что оконная рама полетела во двор, а за ней лавка, а за лавкой и я чуть не вылетела, но вовремя уперлась в оконный проём. Выскочила в окно и побежала домой, к маме. Прибежала, мама ничего не поймёт, почему я так запыхалась, как будто за мной гнались, а я смотрю на маму и говорю ей, мама дай что-нибудь поесть. Мама собралась греть котлеты, а я положила газету на стол и давай туда складывать, что попадалось съедобное, а у самой в голове стучит, только бы успеть, только бы он не ушёл после кино. А когда бежала к тебе, эта мысль, не покидала меня ни на секунду, стучит и стучит в голове, ну, слава Богу, успела». Я смотрю на Лену, а она всё это рассказывает с улыбкой на лице, а лицо у неё такое симпатичное, я бы даже сказал красивое, а улыбка настолько обаятельная, что я не могу от неё, оторвать своего взгляда. Лена это заметила и вдруг прекратила рассказ и спрашивает меня: «Сеня, а я тебе очень нравлюсь?» До этого времени я девушкам ничего такого не говорил, а ей сказал: «Да, очень нравишься, я на тебя насмотреться не могу». Лена соскочила с места, обняла меня за шею и давай целовать, я не вырывался, её поцелуи мне были приятны. Затем мы с ней соорудили постель из подручного материала, разделись, чтобы не помять одежду и в постель. Ночь пролетела так быстро, как птица. Сколько я спал, я не знаю, мне кажется, а может, оно так и было, я только задремал, и меня разбудили петухи, они начали кукарекать один за другим, затем стихли. Я слышал ровное дыхание Лены и понял, что она ещё спит, да и как ей не спать, она столько вчера пешком прошла, а может, пробежала, конечно, сильно устала. Затем петухи затихли, и я снова уснул, разбудили меня, опять петухи, но теперь, как говорят в народе, кукарекали вторые петухи и пора было вставать, Лене надо было пораньше добраться до дома. Лена проснулась вместе со вторыми петухами, и говорит мне: «Сеня давай вставать, мне надо идти». Но сразу мы не встали, решили ещё немного полежать. Только после этого, мы поднялись, оделись, допили воду Нарзан и пошли на выход.

Пока я закрывал двери клуба на замок, Лена стояла рядом и ежилась от холода. Утро было действительно прохладным, а она была в одном платьице. Думаю надо Лену утеплить. Вернулся снова в клуб, взял свой пиджак, который возил с собой на случай прохладной погоды, всё-таки осень, а заодно надел на свою голову, кепку-шестиклинку коричневого цвета. В то время у молодых парней была мода на кепки, в моде были кепки, сшитые из клиньев материала. Крутые были те, которые сшиты из клиньев одного цвета, и обязательно с пуговицей, обшитой таким же материалом, как и кепка, и располагалась она сверху, посредине клиньев. Круче всех, считались кепки-восьмиклинки, и цвет тоже имел значение, в моде были восьмиклинки тёмного цвета. Светлые кепки, считались дурным тоном. У меня была кепка, как я уже сказал, шестиклинка коричневого цвета. Это не крик моды, но всё же. Я думаю, читатель меня простит за такое лирическое отступление. А что, может кому-то и интересно какая у молодых парней того времени была мода на головные уборы.

А в Барханчаке я закрываю дверь клуба на замок, а Лена кутается в мой пиджак. Прижавшись, друг к другу, мы с Леной шли по аулу. Ещё было рано, на востоке только посветлело, поэтому прохожих мы практически не встречали. Вышли за аул, Лена, прижавшись ко мне спрашивает: «Сеня, а ты меня далеко проводишь?» — «До твоего дома, пошутил я. «Нет Сеня, я тебя серьёзно, спрашиваю». Теперь я уже на полном серьёзе ей говорю: «Лена, давай так, я буду тебя провожать до тех пор, пока мы твой аул не увидим, потом ты пойдёшь домой одна, а я вернусь назад» — «Хорошо», — согласилась Лена с моим предложением.

Шли долго, то и дело останавливаясь, чтобы проверить наши чувства друг к другу, затем снова шагали дальше. На востоке уже во всю гуляла заря, а мы всё никак не можем дойти до намеченной цели, мешали постоянные остановки, в которых Лена хотела убедиться в моей любви к ней. Наконец мы поднялись на косогор, и увидели недалеко её аул, последний раз попрощались и Лена пошла по дороге теперь одна. Она то и дело оглядывалась, а я стоял и махал ей рукой. По мере удаления её от меня, фигурка её всё уменьшалась и уменьшалась, пока она не спустилась в лог, где она исчезла в объятиях тумана. А теперь я вам хочу сказать грустную для меня правду. Больше мы с Леной никогда не виделись, по причине которую вы узнаете позже из моей книги. Когда я вернулся в аул, солнце уже поднялось, и я сразу направился в правление колхоза за подводой. Бригадир уже был в курсе и сказал, что через пару часов бричка к клубу подъедет. Ответом я остался доволен и пошёл в клуб готовить оборудование к погрузке. У клуба на ступеньках уже сидел Ренат. Вид у него был чем-о недоволен. Я спросил у него что случилось: «Да, в общем-то ничего, только я же вчера тёте заказал ужин, а ты не пошёл, она наготовила много, а есть некому. И сестрёнка Дина тебя ждала, хотела с тобой познакомиться, расстроилась, чуть ли не до слёз».

Ренат продолжает говорить, а я открыл клуб, зашли вовнутрь, начали готовить оборудование к отправке. Мне ответить на сетование Рената нечего, но всё-таки он мне очень помогал, и что сказать в своё оправдание я не знал и поэтому молчал. Наконец Ренат не выдержал и спросил меня: «Ну, что ты молчишь, сказал бы хоть что-нибудь. Оправдываться я не хотел, я не в чём не виноват, но что-то ответить надо, раз хотят услышать меня. «Ренат, ну а что я могу сказать, ты же видел, какая была вчера обстановка, девушка пробежала столько километров, кстати, а сколько километров между аулами?» — спросил я Рената. «Да я точно не знаю, одни говорят, что шесть километров, а другие, что четыре, а сколько точно никто не знает» — «Так вот, — продолжаю я, — Пробежала пусть даже четыре километра, в темноте, а она не шла, а именно бежала, боялась, что меня после сеанса не застанет, увидела меня, обрадовалась что успела, а я ей, как говорится, от ворот поворот, так что-ли я должен был сделать по-твоему?»

Ренат немного помолчал, затем сказал: «Сеня, да я тебя не осуждаю, будь я на твоём месте я точно так же поступил бы, но тетка возмущалась нашей непорядочностью, я же ей всей создавшейся обстановки объяснить не мог, по вполне понятной причине, понимаешь? А ужин был прекрасный, лапша, жаренная на шкварках, ешь и есть хочется». Тут я решил упрекнуть Рената. Говорю ему: «Ренат, какие шкварки, ведь это же свинина, а ты мусульманин, а, насколько я знаю, мусульмане свинину не едят» — «Эх, Сеня, — сокрушённо сказал Ренат, — в такие голодные годы все обычаи забываются, да и живём мы в ауле вперемешку с русскими, так что все едят то, что есть, татары свинину, русские конину, такая жизнь, и в ней надо выжить, чтобы не помереть с голоду».

Пока мы с Ренатом разбирались в перипетиях, подъехала повода, и мы начали грузиться. Прощаясь, я Ренату сказал: «Спасибо тебе, в эти дни ты мне очень помог, и с этого момента я считаю тебя своим другом, ты очень хороший человек. Прощай, возможно, я тебя больше не увижу, но помнить тебя буду всегда. Я пойду, а то меня ждёт подвода». Ренат молча меня слушал, наклонив голову, а когда я сказал что я пойду, то он поднял на меня свои чёрные, как угли, глаза и сказал: «Сеня, ты всё-таки постарайся приехать, я буду очень рад тебя снова увидеть». Твёрдо пообещать Ренату я не мог, так как не всё от меня зависело, поэтому сказал ему только одно слово: «Постараюсь». Я сел на подводу и возница, женщина средних лет тронула лошадей. Ренат стоял, заложив руки за спину, и смотрел мне вслед, я махнул ему рукой, он ответил, вскоре бричка повернула за угол дома и Рената не стало видно. Больше я с ним никогда не встречался по той же причине что и с Леной.