КРУТОЙ ВИРАЖ В МОЕЙ СЛУЖБЕ

Вираж в моей службе в учебном батальоне настолько был крутой, что меня вынесло на обочину служебной лестницы в учебном батальоне. Об этом, неприятном эпизоде в моей жизни, мне не хочется вспоминать, но раз я пообещал писать правду, то опишу и эту неприятную для меня историю. Но всё-таки, я постараюсь избежать подробностей, да по сути дела они и ни к чему.

К этому времени я уже был помощником командира взвода. Старшего сержанта Гусева перевели старшиной к артиллеристам. Командир взвода старший лейтенант Брусникин был в отпуске, и я исполнял обязанности командира взвода. После стрельб я со своим взводом отправился на полигон, восстанавливать макеты танков, сюда же прибыл и второй взвод нашей роты под командованием старшего лейтенанта Гречишникова. Я со своим взводом ушёл к дальним макетам, а Гречишников к ближним, он так решил. На эту тему я спорить не стал, хотя это было на километр дальше. Ну, раз он офицер так решил, пусть так и будет. День стоял солнечный и жаркий, но работа у нас спорилась, я тоже не отставал от курсантов, работал и ножовкой и пилой. Время подходило к обеду, я курсантам не приказывал, а попросил их задержаться и закончить восстановление макетов, а пообедаем позже, а то после обеда придётся снова по жаре по песку четыре километра сюда шагать. Никто спорить не стал, курсанты согласились, как мне показалось, с охотой. Когда мы работали, я видел, что второй взвод, по одному-по двое пошли к наблюдательной вышке, а сзади всех шёл Гречишников, как бы работу они уже закончили и пошли на обед. Увидев их, как они не организованно идут, я ещё подумал, не войсковое подразделение, а какая-то шарашкина контора.

Через некоторое время, мой взвод закончил ремонт макетов, я дал команду собрать инструмент, затем все построились и пошли к наблюдательной вышке. Когда мы туда пришли, то к моему удивлению я увидел там второй взвод и их командира. Я дал взводу пять минут отдохнуть, а потом говорю им пойдём на обед. Тут вмешался в мои команды Гречишников и говорит: «Нет, младший сержант Чухлебов, на обед вы не пойдёте пока не закончите ремонт вот этих макетов, и показал рукой на макеты, которые ремонтировал его взвод». Мне это ужасно не понравилось, да и что за постановка вопроса, я не доделал, иди ты со своим взводом и доделывай его недоделки. Да и курсантам я обещал, что задержимся на полигоне, доделаем дела и тогда на обед. И как я теперь буду выглядеть в глазах своих же курсантов. Я ему в мягкой форме сказал, что нехорошо свои недоделки переваливать на других. Наш разговор происходит в присутствии двух взводов. Они слушают и думают, чем же всё это закончится? После моих слов, Гречишников на какое-то время задумался. Но, потом, наверное, вспомнил, что он офицер, а я нет, и буквально заорал: «Я Вам приказываю идти и ремонтировать макеты танков». Меня такой подход к решению вопроса взбесил, и я его послал туда, где Макар телят не пас. Построил взвод и повёл на обед.

На другой день всё закрутилось, меня вызвал к себе следователь и говорит: «Старший лейтенант Гречишников написал заявление о том, что Вы не выполнили приказание старшего по званию и ещё оскорбили его. А ещё он сказал, что если Вы извинитесь перед ним, то он заберёт заявление и всё останется как есть, а если нет, то Вас разжалуют в рядовые и отправят в полк заряжающим». Я ему ответил: «Нет, извиняться я перед ним не буду, потому что я не виноват, по форме отказа может быть, а в принципе я прав. А то, что меня в полк отправят рядовым, меня это не пугает, я службу знаю отлично, ведь не зря же меня оставили в учебном батальоне командиром отделения, а не так давно поставили помощником командира взвода, так что в полку я не пропаду. Конечно, не буду скрывать, от случившегося неприятный осадок есть, но не более того».

Разумеется, я у следователя немного бравировал, а на самом деле переживал, и не потому что меня отправляют в полк рядовым, а за несправедливости в армии. Никто даже разбираться не стал, что произошло, почему произошло, а только и спрашивали меня, послал я его или нет. Как будто это главное, а может для них и главное. Прощаться я ни с кем, не стал, только утром, когда я шёл к машине, на площадке лестницы стоял наш старшина, у которого год назад я отрабатывал наряды, так вот он мне пожал руку, пожелал успехов и сказал: «Не волнуйтесь, Чухлебов, полк это не тюрьма, а служить в нём даже легче чем в нашем батальоне». С тем я и уехал.

На легковой машине офицер штаба повёз меня в другой город, а это в семидесяти километрах от городка Свитошова, в котором расположен учебный батальон. Пока ехали, а это было по времени больше часа, я в уме прокручивал свою недолгую жизнь и пришёл к невесёлому выводу, что за свои двадцать прожитых лет, я уже который раз начинаю всё с нуля. И всё это, из-за моего упрямого характера, а ещё вспыльчивости, не сдержанности, нет так дальше нельзя, надо над собой работать и как-то мягче воспринимать окружающих и своё окружение. Вот с такими мыслями мы прибыли в расположение танкового полка.

Машину остановили на улице, а мы вдвоём с офицером пошли во двор, который состоял из ряда трёхэтажных зданий, образующих квадрат. Идя по тротуару к зданию штаба, я увидел солдат, которые сидели на скамейках за невысоким штакетником, который огораживал спортивный городок. Когда мы проходили мимо них, я услышал что кто-то назвал моё имя, я повернул туда голову и увидел моих друзей по учебному батальону, Захарова и Зенцова. Зенцов спрашивает меня: «Сеня, что случилось?» — «Потом расскажу», — ответил я им. А ещё я увидел, что за нами шёл какой-то высокий офицер в звании подполковника. Вдруг слышу голос моих друзей, они просили подполковника, чтобы он взял меня в их батальон и при этом хвалили меня, как отличного солдата. Я подумал, хорошо, что здесь у меня есть поддержка. Зашли в штаб полка, сопровождавший меня офицер, передал какие-то бумаги офицеру штаба полка, откозырял и ушёл, а штабной офицер открыл какой-то журнал и начал в нём, что-то искать, приговаривая: «Куда бы тебя определить». В это время в кабинет зашёл высокий офицер в звании подполковника, посмотрел сначала на меня, а затем говорит дежурному по полку: «Отдайте его в мой батальон, у меня не хватает заряжающих солдат». Так я оказался в третьем батальоне танкового полка, а высокий подполковник был не кто иной, как командир третьего танкового батальона подполковник Лыхин, под началом которого я и прослужил до конца срока своей службы.

Наша третья рота располагалась на первом этаже трёхэтажного здания в правом крыле, а в левом крыле, располагалась вторая рота, а первая была на втором этаже. В казарме койки, как и везде, где я служил, стояли в два этажа, экипаж танка занимал четыре койки нижние и верхние. Я спал на верхнем этаже, внизу командир танка и механик водитель Никола Клопатюк, по национальности молдаванин. Он мне сказал, что в роте его зовут Николаем, так что можешь, и ты меня так звать. Но мне больше нравилось имя Никола, и поэтому я его спросил: «Послушай, а можно я тебя буду звать Никола, мне это имя очень нравится». Мне показалось, что он даже обрадовался моей просьбе и говорит: «Конечно, зови, мне, разумеется, больше нравится моё настоящее имя». Клопатюк в полку личность была видная, он один на весь полк был мастер танкового вождения, остальные механики имели второй класс, редко кто первый класс вождения танков. Как-то так получилось, что я, сначала службы в полку, сначала познакомился с Клопатюком, я тогда не знал, что он такой знаменитый, а чуть позже я заметил, как к нему солдаты и офицеры роты относятся с уважением. Мы с ним познакомились, поговорили, затем он меня спросил, какой я национальности, а то, говорит, ты больно на молдаванина смахиваешь. Я ему объяснил сложность моей национальности, на что он сказал: «Цыгане и молдаване это одна нация, так что мы с тобой братья». Затем к сказанному добавил: «Пока ты в полку не курсе всех дел, и не знаешь, что к чему, то держись меня, на первых порах я тебе буду помогать, а потом ты втянешься и сам разберёшься».

Мы с Николой сидели на его койке мирно говорили, вдруг последовала команда дневального строиться на обед. Никола нехотя поднялся и пошёл на выход, а я решил не идти в столовую, так как офицер штаба сказал, что на довольствие меня поставят только завтра. Думаю, пока рота будет обедать, я подошью воротничок к гимнастёрке. Сижу, орудую иголкой, вдруг в казарму заскакивает Клопатюк и спрашивает меня: «А ты почему на обед не идёшь?» Я ему начал объяснять, что в штабе офицер сказал. Он, не дослушал меня и говорит: «Много твой офицер понимает, пойдём, воротничок потом подошьёшь». Схватил меня за локоть и потащил на выход. Я кое-как заправил не пришитый подворотничок под воротник гимнастёрки, а затем, шагая рядом с Николой, попросил его: «Никола, посмотри подворотничок нормально сидит?» Он остановился, посмотрел и говорит: «Для обеда сойдёт, а потом пришьёшь».

Наша рота была уже в столовой, мы с Николой идём вдвоём, мимо нас проходят офицеры и нам ничего не говорят, меня это очень удивляло, в учебном батальоне мы уже давно по наряду вне очереди схлопотали, за нарушение движения по территории подразделения. Позже меня в полку будет многое удивлять, ведь, по сравнению с учебным батальоном, тут полная вольница. В столовой Клопатюк посадил меня за стол, а сам на время исчез, вскоре он появился с миской борща и горкой хлеба на подносе, затем снова исчез и появился с котлетами и компотом. Благодаря своему новому «Ангелу-хранителю» я вкусно пообедал. После обеда положен «мёртвый» час, то есть сон. Меня удивило то, что команда отбой была дана, но её не торопились выполнять, а некоторые солдаты вообще спать не ложились. Я за день, намотался, и от переживаний устал, забрался на свой второй этаж и быстро уснул. Проснулся я от звука команды «Подъём!». Я мигом спрыгнул с верхнего этажа и быстро стал одеваться. Никола, не вставая с постели, открыл глаза и спрашивает меня: «А ты куда?» Я удивлённо посмотрел на него и говорю: «Так команда подъём была». «А, махнул рукой Клопатюк, ему положено вот он и кричит, ложись у нас ещё есть полчаса до похода на полигон». Я снова залез в свою койку, но уснуть больше не мог, в танковом полку всё меня удивляло, и если честно расстраивало, особенно отсутствие элементарной дисциплины.

Вскоре последовала команда строиться, и мы пошли на полигон. Там стояло несколько учебных танков Т-54, со стабилизирующей пушкой. В то время новая модель, и мне она очень нравилась. В учебном батальоне стреляя из танка, ещё по старинке делали короткую остановку, а затем стреляли, хотя на новых машинах, можно было стрелять с хода, стабилизирующая пушка этому способствовала. И я этим пользовался, на стрельбах мой экипаж стрелял только с хода. А сегодня на полигоне мы отрабатывали всякие тактические действия, которые я знал наизусть, пробыв более полутора лет в учебном батальоне, всему научился. Мало-помалу я втянулся в полковую жизнь, обязанности заряжающего меня нисколько не тяготили, я чётко исполнял всё, что положено заряжающему танка. Ко мне члены экипажа, да и всего взвода относились с этаким уважением, они знали кто я такой, а с командиром нашего танка мы вместе учились, только он был в первом взводе, а я как вы знаете, в третьем. Командир-командиром, а лидером в нашем экипаже, всё-таки был механик Клопатюк. Он и старше нас был на год, да и авторитет в полку у него был непоколебим, так что последнее слово оставалось за ним.

Примерно через месяц после моего прибытия в полк, у нас были ротные стрельбы. Когда наш экипаж готовил машину к стрельбам, Клопатюк у меня спросил: «Семён, а как у тебя со стрельбой? А то наш наводчик не очень с ней справляется». Я ему ответил, что я отличный стрелок и в этом ничуть, ни хвастаюсь. «Ну, раз так, то поменяйтесь местами с наводчиком». Я посмотрел на командира танка и говорю: «Ну, если будет команда, то я готов». Никола как-то раздражённо сказал: «Она уже поступила, ты что, не слышал?» Командир согласно кивнул головой. «Ну, раз такое дело, тогда, Никола, слушай мою команду, — Клопатюк удивлённо посмотрел на меня, а я продолжаю: «Стрелять я буду с хода, только ты, перед выстрелом, не дёргай машину, а после выстрела у тебя будет секунд пять, чтобы выровнять танк, конечно, если в этом будет необходимость, и тогда результат стрельбы будет отличным».

Отстрелялись мы отлично, командир роты перед строем нашему экипажу за отличную стрельбу объявил благодарность. Кстати сказать, вскоре такую тактическую дисциплину как стрельбы с остановки танка были отменены, стреляли только с хода. Не знаю, что там начальство думало, но после этих стрельб, меня приказом назначили наводчиком танка.

Время шло, и вот я дневальный по роте. Все как будто вернулось на полтора года назад. Но что делать, раз так получилось, теперь надо снова доказывать, что я не верблюд. Стою на посту у тумбочки, у входа в казарму, на рукаве красная повязка, на которой написано: «дневальный», на поясе весит солдатский нож. Рота только что проснулась от обеденного сна, и многие солдаты ещё лежали на кроватях. Вдруг вижу, в казарму по ступенькам поднимается наш командир батальона, подполковник Лыхин. Я вытянулся в струнку, по стойке смирно, а выправка у меня была, дай Боже, ремень затягивал так, что палец под него не просунешь, и это офицерам очень нравилось, понравилось и нашему командиру батальона. Подполковник подошёл ко мне, внимательно меня осмотрел с ног до головы, видно я ему понравился своей выправкой, а я, в это время как крикну своим громким, зычным голосом: «Рота, смирно!!!» И начал докладывать о положении дел в роте.

Пока я докладывал, в казарме творилось, что-то невероятное, кто-то прыгал с коек с верхнего этажа, кто-то стучал своими сапогами, натягивая их плотнее на ногу, другие выходили из казармы, на ходу надевая поясные ремни, одним словом от моей команды, всё сонное солдатское царство пришло в невероятное движение. А дежурного по роте не надо было и вызывать, я ещё командиру батальона не закончил доклад, а дежурный по роте уже стоял возле нас.

По всему видно было, что командиру батальона такая суматоха нравилась, он выслушал мой доклад и говорит: «Молодец, вот это дневальный, вот это команда, сразу все как муравьи зашевелились, молодец благодарю за службу». Я чётко ответил: «Служу Советскому Союзу». После этого стало видно, что я командиру батальона, как солдат, приглянулся, и вскоре мне было присвоено звание младшего сержанта, а затем и назначение сразу, на должность старшины. Старослужащие были очень удивлены, чтобы на втором году службы, да ещё в звании младшего сержанта и старшина. Нет, говорят, такого ещё не бывало, в военное время могло быть, но что бы в мирное, нет, не бывало.