ТЯЖЕЛОБОЛЬНАЯ

Это было летом, в 1947 или в 1948 году, точно не помню, так как времени прошло много. Дело было в середине лета, солнце повернуло к закату, отец с матерью сидели во дворе и занимались каждый своим делом, мы, младшие дети, тоже были здесь же, а взрослые были ещё на работе. Мама с тато делали свои дела и вяло переговаривались, мои сестра Рая и брат Миша играли где-то на улице, а я тоже был занят, сидел на порожке хаты и на всё, что делали родители, с интересом глазел. Вдруг, я услышал, как к нашей хате подъехала бричка, родители тоже это услышали и смотрят в сторону ворот, ожидают, кто же появится. Мама говорит: «Кто же это к нам приехал? Ивану с поля ещё рано, Григорий домой ходит пешком, прям ума не приложу» — «Ну что ты гадаешь? — сказал ей отец, — вот придут во двор, тогда и узнаем.

Я, как самый шустрый в семье, да ещё и не терпеливый, ждать не стал, когда они придут, и мигом оказался у ворот. Смотрю, стоит бричка, запряженная парой лошадей, по ним было видно, что бричка прибыла из далека. Два рыжих коня стояли в упряжи, шерсть на них мокрая от пота, а бричка покрыта слоем пыли. На бричке сидели мужчина и женщина средних лет, а в кузове брички лежала молодая женщина, в крайнем случае, мне она такой показалась. Я ещё подумал, а что она лежит, не заболела ли, но развить мою мысль мне не дал мужчина, который к этому времени уж слез с брички и обратился ко мне:

— Слухай, хлопчик, ты из цэй хаты?

— Так, — ответил я.

— А мама дома?

— Дома, а что ей сказать? — в свою очередь, спросил я.

— Да ничего не надо говорить, мы сейчас сами пойдём во двор, — сказал мужчина.

Подождал, кода его жена спустится с брички, и они вдвоём пошли во двор. Я быстрее их прибежал к родителям и сообщил им новость. Мама сидела на скамеечке и что-то делала, между прочем, сколько я её помню, она всегда что-нибудь делала, без работы не сидела. Во двор вошли приезжие и спросили, здесь ли живёт Пелагея Савельевна? Мама сказала: «Да, это я».

Затем, мужчина сбивчиво начал рассказывать о цели своего приезда. Он говорил долго, во многом невпопад, часто повторяя сказанное, от волнения потел, неоднократно повторял слова: дивчина, гадюка и врачи плохие. Наконец, мама поняла что их дочь укусила змея, и они её привезли к ней на излечение.

— Где ваша дочь? — спросила мама.

— Да, там, в бричке, — ответили приезжие хором.

— Ну, пойдёмте, посмотрим, как там и что.

Мама идёт к бричке, я рядом с ней, а как же, как ни как ассистент, я должен быть рядом. Мы подошли к бричке, в ней на куче соломы лежала молодая девушка с симпатичным лицом, она смотрела на нас и мило улыбалась. Да, подумал я, как она, в таком положении ещё и улыбается? Но видно было, что она ещё до нас наплакалась и плакать было уже нечем, осталось только улыбаться.

Прошло очень много лет, но я до сих пор помню это прекрасное личико. Оно было кругленькое, типа кошечки, кожа белая, волосы русые, брови тёмные, но не чёрные, глаза серые с синевой, я ещё подумал, как такую милую девушку не взять к нам домой и не вылечить её? Одним словом, она мне очень понравилась, и я бы с удовольствием оставил её у нас на излечение, а лучше насовсем. Но, у мамы на этот счёт было другое мнение. Возле брички мама посмотрела на девушку, та с ней поздоровалась, мама в ответ только кивнула ей головой, я тоже кивнул головой, а как же, как ни как, я ассистент доктора. Но моего кивка, кажется, никто и не заметил, но я обижаться не стал, ни в этом суть. Главное, надо девушку спасать, но как? Мама посмотрела сначала на девушку, затем сказала: «А ну, девонька, покажи, что у тебя болит?» Девушка попыталась подняться и дотянуться, чтобы поднять покрывало, а затем и подол юбки. Но, ей это было сделать тяжело и поэтому, мама сама подняла сначала покрывало, которое лежало на ногах девушки, затем приподняла подол её юбки и увидела то, что стало с её ногой. Это была уже не нога девушки, а нога слона, так её разнесло, цвет её был пунцово-красный, коленки видно не было, нога стала ровной как бревно. Мама снова закрыла ногу девушки, а родителям сказала всего одно слово: «НЕ ВОЗЬМУ». Одно это короткое слово, повергло приехавших людей в шок, у них была только одна надежда, а сейчас и её не стало. Мама пошла во двор, родители девушки за ней. Мать девушки плачет, девушка тоже, а я стою у брички и не знаю, что сделать, чтобы мама оставила её на лечение. Девушка, перестала плакать, оторвала платок от глаз, и спросила у меня: «Это твоя мама?» Я кивнул головой. Затем она говорит: «Хорошо бы было, если бы я осталась у вас, и она стала бы меня лечить, попроси её, я тебя очень прошу», — сказала, откинулась головой на подушку, закрыла глаза и замолчала. Я понял, что она со мной разговаривать больше не будет и пошёл во двор. Иду, а сам думаю, я бы с удовольствием выполнил просьбу девушки, но как? У нас в семье не принято детям вмешиваться в дела взрослых, прямо не знаю, как и быть.

Придя во двор, я там услышал настоящую драму. Родители девушки просят маму взять их дочь на лечение, а мама отказывается, потому что время упущено и вылечить её просто невозможно. Приезжие начали снова умолять взять их дочь на лечение, мотивируя тем, что обращаться им больше некому. Говорили: «Вы, Пелагея Савельевна, последняя надежда для нашей дочери и нас, её родителей. Мама сидела на лавочке, молча штопала, чьи-то штаны, я подошёл и сел с ней рядом. Она спросила у меня:

— А ты зачем пришёл?

Я, ласково заглядывая ей в глаза сказал:

— Мамо, так я же ваш помощник.

— А, — равнодушно протянула она, — а я и забыла, ну помощник, скажи, что нам делать?

— Ны знаю, мамо, цэ вы знаетэ.

Мама немного помолчала, затем говорит:

— Вот вы просите, чтобы я взяла вашу дочь на лечение, ну а если я её не вылечу, и она в моей хате умрёт, ведь такое может быть, девушка в очень тяжёлом состоянии, что тогда? Вы мне скажете: «Привезли свою дочь живой, а забираем мёртвой», а у меня дети, как им видеть такое? А какая молва пойдёт по округе обо мне, скажут, взялась, а не вылечила, лучше бы не бралась и начнут меня поносить всякими нехорошими словами, а это мне надо? Нет, уж лучше всё останется как есть. Ведь до этого, я всех вылечивала, потому что, приходили или приезжали вовремя, если бы вы ко мне в тот же день привезли свою дочь, как только её гадюка укусила, так она у меня через неделю плясала бы, а так гарантии ни какой.

Тут я не выдержал каноны нашей семь и сказал маме:

— Мамо, а может, возьмём, девушка очень красивая.

— А ты седи молча, жених, резко ответила она. Затем, мама немного помолчала, обдумывая извечный Российский вопрос, что делать и как быть. Потом, её забрало обыкновенное женское любопытство, и она спросила у приезжих:

— А ну расскажите мне с самого начала, как всё произошло.

У меня появилась надежда, что девушку мама возьмёт, родители тоже повеселели, подняли головы, и с их лиц сошла безнадёга. Рассказывать начал отец. Что они из села Кугульта, Ипатовского района. Вот как это случилось. Нина, работала на сенокосе, там же её змея и укусила, за левую ногу чуть ниже коленки. Привезли её на бричке к нам домой и рассказали о беде. Мы с женой на этой же бричке повезли дочь в ближайшую больницу, в село Большая Джалга, там нас приняли, сказали, что будем лечить. Мы поехали домой, а Нина осталась в больнице. Была надежда, что Нину вылечат, как ни как больница, там врачи. В общем, приехали домой, но постоянно думали и говорили о Нине, беспокоились о её здоровье. Дальше начала рассказывать мать Нины:

— Через неделю мы с трудом выпросили у колхоза упряжку и поехали к Нине. Идём по коридору больницы и не видим никакого медицинского персонала, время рабочее, а их никого нет. Это нас как-то насторожило. Зашли в палату, где лежит Нина, там грязно, не чистые бинты разбросаны по полу, среди палаты стоит тазик с водой, а в нём тряпка, одним словом ужас. Подошли к Нине, она плачет, говорит, что врачи её не лечат, только ногу мажут какой-то, вонючей мазью, а от неё никакого толку. И действительно, нога у дочери стала ещё хуже, вся распухла, покраснела, видно, что там происходит сильное воспаление. Позвали врача, он посмотрел раненную ногу и говорит: «Всё в порядке лечение идет в своём режиме, первое время так и должно быть, а затем начнётся улучшение, так что не беспокойтесь».

Я с тяжелым сердцем возвращалась домой, предчувствие, что с Ниной случится плохое, меня не покидало ни на минуту. Ни дома, ни на работе я не находила себе места, наконец, я не выдержала и мужу на третий день после приезда от Нины говорю: «Иди на конный двор, бери упряжку поедем к Нине, чувствует моё сердце, что с ней плохо».

Взяли лошадей и погнали в Джалгу. Вроде и ехали быстро, но к месту приехали только к обеду. Пошли сразу к дочери, она увидела нас и сразу заплакала. Состояние у неё стало ещё хуже, нога распухла ещё больше, лицо Нины всё красное, по всему видно, что у неё температура. Я пошла по больнице, пыталась найти врача, но бесполезно: ни врача, ни медсестры нигде нет. Затем мне подсказали, что сестра на улице. Я пошла туда и увидела, что медсестра, с кем-то разговаривает, увидев меня, она радостно сказала: «Вот, хорошо, что вы приехали, забирайте свою дочь, мы её уже выписали» — «Как, — говорю, — забирайте? Она же в тяжёлом состоянии!» — «Забирайте, — говорит, — мы ей больше помочь ни чем не можем». Горю моему не было предела, главное и пожаловаться некому. Врача нет, сестра сказала, что его сегодня и не будет, и что делать? Пришла в палату к дочери и к мужу, сказала им, что мне сестра поведала, дочь даже обрадовалась, говорит: «Забирайте меня, не хочу я помирать в этой грязной, вонючей больнице».

Ну что же, забирать, так забирать, а сердце у меня ноет, ведь повезём молодую, шестнадцатилетнюю девушку, на верную смерть. Но делать нечего, придётся забирать. С трудом её вдвоём вытащили из больницы, с не меньшим трудом положили в бричку, и стоим, не знаем что делать. Дочка стонет, надо, что-то делать, а что не знаем. В это время к нам подошла женщина и говорит: «Я знаю вашу беду, вашу дочь укусила гадюка, не отчаивайтесь, поезжайте в хутор Северный, там есть женщина Чухлеб Пелагея Савельевна, она лечит от укусов змеи». И вот мы здесь у вас, Богом прошу, помогите нашему горю, мы люди простые, колхозники, так же как и вы, нам никто не поможет так, как мы друг другу. Этим учёным врачам мы не нужны, да, как я поняла, они и лечить-то не умеют, так что только на Вас надежда.

Как только женщина закончила свою длинную тираду, мама помолчала, а затем говорит: «Ну, я прямо не знаю, что с вами делать». Как только она эти слова сказала, я понял, что Нина будет у мамы лечиться. Она всегда так говорит, перед тем как согласиться. Но, мама ещё окончательно не решила и искала поддержки у членов семьи, в первую очередь у главы семьи, у отца, говорит ему:

— Батько, ну шо ты мовчишь, ну скажи, хоть шо-нибудь.

На что отец ответил.

— Ны знаю маты, ты лечишь, тебе и принимать решение, а чтобы у нас дивчина жила, то я не против, ныхай жэвэ, что мы едим, то и она будет есть. Для мамы этого было достаточно, его слова означали согласие на лечение девушки Нины. Мама сказала:

— Ну, как батько сказал, так и будет.

Моя мама женщина умная, и она знала, как повернуть дело так, чтобы отцу понравилось, поэтому сделала так, что решающее слово осталось за отцом. Решение принято, Нина остаётся у нас. Мама сказала: «Что Нину положим в сенях, так как с детьми ей спать нельзя, они будут мешать ей, а она им, не дай Бог, ещё по больной ноге заденут. Сени у нас свободные, так что места ей хватит». Повернулась к отцу и спросила у него:

— Батько, правильно я кажу чи шо, як ты думаешь?

— А что мне думать, ты у нас главный лекарь, ты и решай, как скажешь, так и сделаем.

По маме было видно что, такой ответ ей понравился, что она в семье, хоть и не главная, но весьма уважаемый человек, если даже глава семьи её решение уважает.

И тут начался переполох, отец взял косу и пошёл в старый огород, чтобы накосить полыни для постели больной, родители Нины, то стояли, повесив головы, то вдруг задвигались по двору, забегали то туда, то сюда, а мер никаких не принимают. Мама, посмотрела на всю эту суету, затем говорит им: «Ну что вы мечитесь туда-сюда, давайте, заводите бричку во двор, а ты Сеня открой ворота». Я, рванул за ворота к Нине, чтобы первым сообщить ей радостную весть. Она, лежала тихо, прикрыв лицо носовым платком, я ей не громко сказал: «Нина, ты остаёшься у нас». Она, убрала с лица платок, повернула ко мне голову и спросила: «Правда?»

Я только кивнул головой, на её лице появилась улыбка, я тоже ей улыбнулся, мне было приятно, что я первым сообщил ей такую радостную весть. Я пошёл открывать ворота, а её отец взял лошадь под уздцы и повёл во двор. В сенях, настелили слой полыни, чтобы всякие насекомые не докучали больной, затем набили матрацовку сеном, такую же сделали и подушку, и на них уложили Нину. Она, лежит, мы все вокруг неё стоим, а она смотрит на нас, улыбается и говорит: «Мне здесь очень хорошо: чистенько, уютно и люди вокруг хорошие, не то что в той грязной больнице.

Родители Нины собравшись уезжать, сокрушались, что не оставили Нине никаких продуктов, на что мама ответила: «Ничего страшного, что мы едим, то и она будет есть, у неё такая болезнь, что особой еды не надо. Нину приезжайте навестить на следующей неделе, раньше не надо — вам будет спокойнее и Нине тоже.

Мама сразу приступила к лечению, сначала приготовила мазь, о которой я уже писал, затем ею стала обмазывать больную ногу Нины. Дальше лечение продолжалось также, как мы с мамой лечили лошадь. Закончив лечение, она обмотала больную ногу куском простыни, накрыла её покрывалом, затем рукой потрогала лоб Нины и сказала: «Девонька, да у тебя жар». Поднялась, убрала ведро и другие принадлежности для лечения, переоделась и пошла к фельдшеру. Вернувшись от него, она развела в воде порошок и дала Нине выпить. По-видимому, больной на какое-то время стало легче, и она уснула. Первые дни больная лежала пластом, даже на бок не поворачивалась, накрыв лицо платком, она тихо стонала. Затем, с каждым днем ей становилось лучше, но лечение мама продолжала проводить также, как и в первые дни. Справиться с такой запущенной раной, маме было очень трудно, она отдавала много своих сил и нервов, после лечения она была совершенно, разбита, и ей требовался длительный отдых. Настал тот день, когда утром, Нина встречала членов семьи с улыбкой, боль её отпустила, но нога всё оставалась распухшей и поэтому мама продолжала лечение. Дней через десять она уже могла сидеть, ей стало гораздо легче, ночью она уже не стонала, а спала, в общем Нине было легче и нам тоже.

Иногда она меня останавливала, когда я проходил мимо неё, и просила меня принести воды или просто посидеть и поговорить с ней, что я делал с удовольствием, потому что она мне очень нравилась. Нина это видела, и, когда я по её просьбе садился возле неё, то она меня брала за руку и говорила: «Сеня, посиди со мной рядышком, ты добрый и хороший мальчик, та девушка будет очень счастлива, кто будет твоей женой». К сожалению, Нина не была прорицательницей.

Однажды мама варила борщ во дворе на летней кухне. Когда приготовила, то позвала меня и говорит: «Сеня, вот возьми миску с борщом, вот хлеб, и иди покорми Нину». Я удивился такому предложению и переспросил: «Что мам, прям с ложечки?» — «А что, — смеясь, ответила она, — ты же её жених». Прихожу с едой к Нине и говорю ей: «Нина, мама сказала, чтобы я тебя покормил»

— «Ну что ты Сеня, у меня же руки здоровые, так что я и сама сумею поесть».

Мне очень хотелось, сделать ей что-нибудь хорошее и поэтому я ей сказал: «Нет, Нина, мама сказала и поэтому я тебя буду кормить». Нина, захохотала и говорит: «Ну ладно, корми». Я подсел к ней ближе, так близко я с ней рядом ещё не сидел, и начал кормить, набираю деревянную ложку борща и осторожно подношу к её губам. Она, делает губы трубочкой и схлёбывает жижу, а затем открывает рот, и я в него складываю гущу. Я старался делать это как лучше, но у меня не очень получалось, часть борща вываливалось Нине на платье. Нина, видя это, сказала мне: «Сеня, давай я сама буду кушать борщ, а то, с твоей помощью, он весь будет у меня на платье». Затем Нина отобрала у меня ложку и стала кушать сама, так у неё стало получаться лучше.

С тех пор, как Нина к нам приехала на лечение, прошёл месяц, а может и больше, только тогда она стала на ноги. Если точнее, то она не сама встала, а её поставили тато и мама. Просто, взяли подмышки и поставили, затем потихоньку вывели во двор, там усадили её на лавку, а она сидела, счастливо улыбалась и жмурилась от солнца, так давно его не видела. После этого знаменательного события, Нина потихоньку начала передвигаться, сначала на костылях, которые ей соорудил мой отец, затем без них, держась за стенку хаты. Так постепенно, шаг за шагом, день за днем, Нина начала ходить, правда, первое время с палочкой, а затем и без неё, не уверенно, но всё же ходила. В один из дней к ней приехали родители, чтобы навестить её, они и раньше приезжали навещать Нину и привозили всякие продукты, но затем, снова уезжали. А в этот раз, мама им сказала, что Нину можно забирать домой, она уже себя хорошо чувствует и особого лечения ей не надо, а дома пусть она перед сном намазывает больную ногу кисляком, пока опухоль совсем не исчезнет.

Нина лечилась у мамы почти два месяца, лично я к ней привык, и для меня она была как член нашей семьи, а когда она уехала, то, стало как-то грустно. Но, это длилось не долго, так как мне самому надо было уезжать в Ипатово на учёбу. Я не знаю, как родители Нины рассчитывались с мамой, видел только, привозили какие-то мешки, заполненные наполовину, да бутылки с чем-то.

С тех пор прошёл год, а может два, я в очередной раз приехал на летние каникулы и помогал родителям по хозяйству. В один из дней, мама и я что-то делали во дворе, вдруг к нашему двору подкатила бричка и остановилась. Я ещё подумал, кто же это мог быть? Старшим братьям рано, солнце стоит ещё в зените, больше вроде некому, стою в раздумье, как в этот момент, во двор буквально влетает девушка, в которой я сразу узнал Нину.

Она была весёлая, смеялась, сквозь смех с нами здоровалась, я стоял в нерешительности, по правде говоря, я о ней уже и забыл и поэтому не знал, что делать. Может бросаться ей на шею и обнимать или нет, посмотрел на маму, на её лице я тоже не увидел особой радости. А, Нина не обращая внимания на наше настроение, веселилась, подбегала то к маме, то ко мне, то к младшим, Рае и Мише.

Наконец она успокоилась и говорит: «Тетя Поля, я приглашаю Вас и дядю Кондрата на мою свадьбу, я выхожу замуж вот за этого парня, который стоит рядом со мной».

Рядом с ней стоял молодой человек и смущённо улыбался, по всему было видно, что он чувствовал себя стеснённо. Мама, не меняя своего серьёзного выражения лица, сказала: «Спасибо за приглашение, вот батько приедет, мы с ним это и обсудим, — затем спросила у Нины, — а как у тебя нога?» — «Всё хорошо, о том, что она когда-то болела, я и забыла! За что Вам большое спасибо!» Затем Нина сказала: «Пойдёмте к бричке, я вам гостинцы привезла». Повернулась и первая пошла на улицу. Мама посмотрела на меня и говорит: «Ну, пошли, сынок, подывымся, шо там за гостыньцы».

Подошли к бричке, жених Нины начал вытаскивать из кузова, каких-то два мешка, заполненные наполовину, затем бутыль с чем-то. Но самое главное, горшок, литра на два или на три, заполненный сливочным маслом, а в нём, на половину утонувшие в мосле, лежала карамель, подушечки. Прямо здесь на бричке, я начал их пальцем выуживать из горшка, и одну за другой отправлял себе в рот. Мама, увидев гостинцы, слегка подобрела, затем пожелала Нине счастья в семейной жизни, и они уехали.

С тех пор я о Нине больше ничего не слышал, да это и не мудрено, я ведь в тех местах не жил. На этом повествование о маме я заканчиваю, но это не значит, что мы с ней прощаемся, в дальнейшем мы ещё ни раз будем поминать о ней. Хотел бы ещё добавить к сказанному, как маме далось лечение Нины. Мне показалось, а может так оно и было, что после того, как лечение закончилось, мама облегчённо вздохнула, как человек, который сделал тяжёлую работу. При этом, глядя на маму можно увидеть, что она внешне как-то сдала, может даже постарела. Вот чего стоило маме лечение Нины. И вот ещё об одном. Помните, что, мама встретила Нину не дружелюбно. Так вот, как мне кажется, причиной тому было то, что Нина как уехала с родителями, так больше не появлялась, ни она, ни её родители. Почему, я не знаю, причин может быть много, но факт остаётся фактом, и тут ничего не сделаешь, что имеем, о том пишем. Конечно, маме было обидно, столько сил и времени потратить на лечение Нины и потом получить не благодарность от тех, кто слёзно просил маму об этом. В заключение повествования о нашей маме хочу сказать, что она заслуженный человек, имела два ордена МАТЕРИНСКОЙ СЛАВЫ. С мамой не прощаемся, так как мы с ней ещё встретимся в этой книге.