ЩЁГОЛЬ

Я постепенно собираюсь к отъезду, просматриваю всю свою одежду, на предмет, что взять с собой, а что оставить. У меня две пары сапог, одни совершенно новые, но они мне не нравятся, у них кожа, какая-то грубая. А вот эти, которые я сейчас ношу тоже не старые, хотя они уже ношенные, но они мне нравятся, так как у них кожа мягкая и на ноге они смотрятся лучше. Я подумал что, как буду уезжать из армии, то возьму эти сапоги, которые я сейчас ношу, а те, кому-нибудь подарю. Зачем, думаю, две пары сапог с собой на гражданку тащить, пусть кто-нибудь из моих друзей домой приедет в новых сапогах. Осмотрел сапоги, которые я ношу и подумал, что надо бы заменить набойки, а то они износились, и как принято, за ними каблук начал изнашиваться. Думаю, схожу к своему товарищу, к полковому сапожнику Тимохе, пусть он набьёт на мои сапоги, новые набойки.

Тимофея я знал ещё тогда когда служил в должности старшины, вот тогда у меня с ним и завязалась дружба, но когда не стал старшиной, все равно время от времени к нему заходил, просто так, чайку попить, за жизнь поговорить. А вот теперь пойду по делу.

Тимофей-сапожник осмотрел мои сапоги и говорит: «Тут не только набойки надо сменить, но и каблуки отремонтировать. Ты садись пока попей чайку, а я займусь твоими сапогами». Я уселся у него на старом ободранном диване и пил чай, мы с ним говорили на разные темы, а когда он закончил чинить каблуки, то спросил меня: «А хочешь, я тебе набью немецкие набойки, они будут защищать не только заднюю часть каблука, но и боковую». Я, разумеется, согласился.

Когда он закончил ремонт моих сапогов, я их обул, Тимоха говорит мне: «А ну ка отдай мне честь». Я ему бодро, в шутливой форме отвечаю: «Слушаюсь, товарищ Тимофей», отдал ему честь и прищёлкнул каблуками. И тут я неожиданно услышал новый звук моих каблуков, он был одновременно звонкий металлический и одновременно глухой, на слух был этакий щеголеватый. Такой звук каблуков мне очень понравился. Потом я щёлкал каблуками, где надо и где не надо. За это в роте мои друзья называли меня «щёголь». А Тимоше за это я принёс пачку чая, рассчитался с ним за набойки, так что тут всё в порядке. Как-то вскоре после того, как мне набили новые «блатные» набойки, к нам в казарму зашёл мой командир взвода, старший лейтенант Акимушкин с женой. Я с ней лично знаком не был, но видел их вместе на спартакиаде полка, они сидели рядом и я понял, что это его жена. Но это было тогда, а сейчас я, как положено доложил об обстановке в роте, затем поздоровался с ними, при этом не забыл щёлкнуть каблуками. Как мне показалось, на жену моего командира, это произвело эффект. Пока взводный что-то говорил, я рассматривал его жену. Она была, как и старший лейтенант Акимушкин, невысокого роста, с рыжими волосами и очень симпатичным личиком, хотя оно было в веснушках, но это его не портило, а наоборот добавляло шарма. Женщина тоже смотрела на меня снизу вверх, слегка улыбалась, затем протянула мне маленькую руку, с нежной розовой кожей, я ей протянул свою широкую загорелую «лапу», она пожимает мою руку и говорит: «Ну, здравствуйте, старший сержант Чухлебов, много о Вас от мужа наслышана, да и сама видела Вас на спартакиаде, так что заочно я с Вами знакома и вот захотела познакомиться очно». Мне как-то стало неудобно от такого пристального женского внимания, хотелось быстрее закончить знакомство, но она не отпускает мою руку и мне приходится стоять, опустив голову. Хотя бы взводный помог, сказал бы что-нибудь, так нет, он стоит и сияет своей дурацкой улыбкой. Наконец, она увидела моё смущение и отпустила мою руку, и я облегчённо вздохнул, как будто я тащил, что-то тяжёлое, а вот теперь освободился от этой тяжести. Затем они ещё немного побыли и ушли. Я их проводил до угла казармы, на прощанье отдал им честь и не упустил момент щёлкнуть каблуками. Взводный мне тоже козырнул, а его жена сказала: «Я часто хожу мимо вашей казармы, поэтому иногда буду к Вам заходить». Я был смущён её намерением и не знал, что ответить и только пожал плечами.

После этой встречи прошло дня два, уже к вечеру в казарме подходит ко мне старший лейтенант Акимушкин и говорит: «Старший сержант Чухлебов, сегодня принесите мне домой свежую почту» — «Хорошо, — говорю, — я кого-нибудь пришлю» — «Нет, я Вас прошу лично принести» — «А что так? — удивленно спрашиваю я у Акимушкина. А сам думаю: «Это что-то новенькое. Обычно у нас почту разносили рядовые, сержантский состав не хотел этим заниматься, а рядовым деваться некуда, есть приказ, его надо выполнять, а тут, понимаешь ли, лично. «Чтобы это значило? — подумал я, а сам спрашиваю у взводного: «Что-то случилось?» — «Да ничего особенного не случилось, просто моя жена хочет Вас накормить хорошим ужином, а ещё предупредила что, если Вы не придёте к нам на ужин, то, она обидится и на меня, и на Вас». «Да, — подумал я, — странные запросы у жены Акимушкина», но принести почту согласился, мне не хотелось, чтобы такая миловидная женщина, как жена моего командира взвода, на меня обижалась. Перед тем как пойти домой к Акимушкиным, я подготовился. Начистил сапоги, надраил пуговицы гимнастерки, подшил новый подворотничок к выходной форме (чтобы знали, у всех солдат и сержантов одна армейская форма, она и повседневная и выходная, а у меня было две, не зря же я больше года был старшиной роты), оделся, посмотрел на себя в зеркало и остался доволен. Вот теперь можно и идти. Подхожу к дому семьи Акимушкиных, и вижу, в ограде из низкого штакетника стоит стол и около него хлопочут жена и муж Акимушкины, по всему видно, что они ждут не почтальона, а гостя. Он одет в трико и рубашку с коротким рукавом, а она в светлом платье с крупными голубыми цветами. На столе уже стоял ужин, а хозяйка делала последний штрих. Я из-за ограды присмотрелся, что стоит на столе и, кроме салата, ничего не обнаружил. «Да, — думаю, — не густо у взводного с едой. Ну, ничего, поем салатик и пойду в солдатскую столовую, она ещё будет работать и там доужинаю». Я подошёл к столу, где они оба стояли и меня встречали, по-военному поприветствовал их, при этом не преминул щёлкнуть каблуками. Хозяин дома, Акимушкин махнул рукой и сказал: «Да ладно Вам, мы же не в казарме». Я ещё стоял на месте и ждал, когда меня пригласят к столу, и в это время ко мне подошла жена Акимушкина протянула руку и сказала: «Давайте знакомиться, меня зовут Нина, а как зовут Вас?» — «Семён, — смущаясь, ответил я. «Ну, вот и познакомились, теперь можно и ужинать. Давайте сначала поедим салатики, а потом я подам горячее блюдо». «Ещё и горячее будет», — подумал я, значит, в столовую может и не придётся идти доужинать. Мы приступили к салату, ели неспешно и такой же неспешный вели разговор. В основном, говорила Нина, я тоже, чтобы не быть букой, вникал в разговор. Молчал только её муж, тут к нему обращается Нина: «Виктор, что ты молчишь, скажи, что-нибудь?» — «Я потом, сначала поем, а потом подключусь к разговору», — сказал он. «Ну, ладно ешь, а мы, с Семёном будем разговаривать. Нина меня спросила: «Семён, а Вы много фильмов видели?» — «Да Нина, очень много, некоторые фильмы я видел по десять, а то и более раз». Нина от удивления хлопнула в ладошки, и говорит: «Виктор, ты слышал, он смотрел фильмы по десять раз. Вы что же, Семён, за один раз не могли разобраться в фильме?» — «Да нет, Нина, Вы меня не поняли, я смотрел фильмы по нескольку раз из профессиональных соображений, я же до армии больше года работал киномехаником, вот хочешь или не хочешь, а смотреть кино надо, а то картинка в кадре собьётся, а ты и не увидишь» — «А, — протянула Нина, — ну это дело другое». Мы с Ниной ещё некоторое время разговаривали, затем она ушла за горячим блюдом. Как только, она ушла, мне Виктор Акимушкин говорит: «Чухлебов, Вы не стесняйтесь, говорите с ней больше, на всякие темы, а то она одна целыми днями сидит дома, ей и поговорить не с кем, а поговорить она любит, так что смелее».

В это время Нина вышла из дома, она несла горячее блюдо. Пока хозяйка разливала суп с фрикадельками, я настраивался на разговор, поддержка хозяина меня как-то приободрила. Нина разлила суп по тарелкам, села за стол и говорит: «Хоть я и не повариха, но ужин готовила с душой, думаю, он Вам понравится, кушайте», — пригласила она меня и хозяина дома. Я отхлебнул одну ложку супа и подумал, что хвалить его ещё рано, отхлебнул другую, затем третью, и решил что пора. Посмотрел на Нину и говорю: «А Вы знаете, Нина, Ваш суп с фрикадельками очень вкусный, Вы, наверное, действительно готовили его с душой, такой вкуснятины я давно не ел, уже и забыл вкус маминого борща. А какие мама вареники готовила с вишнями, просто объедение». Я замолчал, работая ложкой, а хозяйка дома говорит: «Знаете, Семён, я тоже люблю вареники с вишнями, я же родом из саратовской области, у нас в саду свои вишни есть. Вот как сезон вишен начинается, так мы с мамой ими только и занимаемся, вареники варим, варенье готовим, так что я могу всё делать, но сейчас сезон на вишни прошёл, а вот из ежевики можно сварить. В прошлом году Витя как-то приносил ежевику, и я готовила вареники, вкусные были. А в этом году он, почему-то ещё не приносил, да и вообще Витя родом с севера, и он больше любит картошку». Тут она обращается к мужу и говорит ему, ты завтра пойдёшь на полигон, так нарви ежевики, а я вечером сварю вареники, и пригласим Семёна, пусть поест свою любимую домашнюю еду». Старший лейтенант Акимушкин, не отрываясь от еды, показывает на меня ложкой и говорит: «Вот пусть он нарвёт и принесёт, Чухлебов у нас любит по окрестным лесам шариться, так что и ягоду нарвёт». Нина посмотрела на меня внимательно и спрашивает: «Ну как, Семён, наберете ягоды ежевики?» — «Обязательно. Как не набрать такой молодой и обаятельной женщине, да вдобавок ко всему ещё и командир взвода дал приказ, конечно наберу» — «Семён, ну давайте ещё, о чём-нибудь поговорим», — обращается ко мне Нина. «Давайте, — соглашаюсь я, — только Вы открывайте тему, а я Вас поддержу». Она попросила меня рассказать им о себе. Я вкратце рассказал о своей пока ещё не долгой жизни. Затем она рассказала, где познакомились с мужем, как поженились, ну и прочую их жизнь. Разговор наш шёл монотонно, Акимушкин в нём практически не участвовал, мы с Ниной перекидывались словами, на общие темы. И вдруг она неожиданно спросила: «Семён, скажите, а Вы всех жен офицеров нашего батальона видели?» — «Ну не всех, но видел». Тут Нина снова стала задавать каверзные вопросы: «А какие женщины Вам нравятся, Вы, хоть и молодой мужчина, но все равно вам нравится, кто-нибудь из жён офицеров нашего батальона?» Нина сказала и, наклонившись ко мне, смотрит мне в глаза.

Я, спасаясь от её пытливого взгляда, даже голову опустил ниже в тарелку. Я не знал, как ей ответить, женщины типа Нины мне не нравятся, я люблю брюнеток со смуглой кожей лица и прочих частей тела. А Нина рыжая, кожа у неё светлая в веснушках, хотя лицо её симпатичное, врать не буду. Всё это так, подумал я, но ведь я у неё в гостях и хозяйку обижать негоже, так что придётся слукавить. А Нина меня торопит: «Ну, Семён, ну давайте же говорите, а то я, от нетерпения сгораю. Что Вы так долго молчите, не можете в наших женщинах разобраться, что-ли?» Тут вставил слово и хозяин дома: «Говорите, а то Нина от вас не отстанет, пока Вы не скажите. Скажите честно, никаких обид не будет, правда же, Нина?» — спросил он у жены. Та в ответ только кивнула головой. Пауза действительно затянулась, но ведь вопрос-то сложный, отвечать я начал издалека: «Знаете, Нина, Вы мне задали очень сложный вопрос, и как мне на него ответить, я не знаю. Вы учтите, я молодой человек, плюс по натуре я стеснительный, и поэтому мне надо набраться мужества, чтобы ответить на такой вопрос. Но, кажется, я уже набрался мужества и поэтому скажу. Только заранее прошу, если что будет не так, не обижаться. Вот Вы, Нина, меня упрекнули в том, что я не могу разобраться в женщинах нашего батальона. Да нет, разобрался-то я давно, как только увидел ту, которая мне нравится, но я не могу вот здесь так прямо сказать, пусть это будет моей тайной» — «Нет, нет, — запротестовала хозяйка дома, — Вы должны сейчас же сказать! Витя, скажи Семёну, пусть он говорит».

«Говорите, Чухлебов», — сказал Акимушкин. «Его зовут Семён, ты же, Витя, не в казарме», — поправила его жена мужа. Затем она обратилась ко мне и настаивала, чтобы я сказал, кто же та женщина, которая мне нравится. «Ну, хорошо, скажу, я раньше видел практически всех жен наших батальонных офицеров, некоторые мне нравились, но не очень, а вот когда на спартакиаде полка, увидел жену моего командира взвода, то понял, что она самая красивая женщина не только нашего батальона, но думаю и всего городка». Я замолчал, жду реакции на мои слова, но и мои собеседники молчали, и только через некоторое время, Нина подскочила со своего места и с восторгом вскрикнула: «Так это же я, правда же, Семён, это же я?» Я, в знак согласия, кивнул головой. Нина, увидев моё подтверждение, захохотала, победоносно посмотрела на мужа и говорит: «Ой, пойду, принесу второе, а то я под впечатлением что-нибудь, такое ляпну» и быстро ушла в дом.

Когда Нина ушла, я, весь сгорая от смущения, спросил Акимушкина: «Товарищ старший лейтенант, я не переборщил с комплиментами?» — «Нет, нет, — подержал меня он, — продолжайте в том же духе, женщины любят, когда им говорят комплементы, Нина тоже их любит. Вы слышали, что женщины любят ушами?» — «Нет, — говорю, — такое не слышал» — «Об этом ещё Пушкин писал, так что всё хорошо, продолжайте в том же духе. Вы мою жену хорошим настроением зарядите на целую неделю, а как у неё «батарейки» начнут садиться, я Вас снова позову на ужин» — «О, нет, — взмолился я, — больше не надо, а то я такую пытку больше не выдержу». Через некоторое время вышла Нина, с большой кастрюлей в руках, в которой были гречневая каша и котлеты. Она положила котлеты на тарелки, и мы, я и Акимушкин, принялись их кушать. А Нина опять ничего не ест, сидит слева от меня и смотрит, мельком на мужа, а на меня вставится и глаз с меня не сводит. Я думаю, её надо как-то заставить есть, тогда она на меня меньше будет смотреть. Говорю ей: «Нина, Вы совершенно ничего не едите, Ваш суп уже остыл и покрылся плёнкой, ну, если суп не хотите есть, то положите себе котлетку». На что она ответила: «А я есть не хочу, я хочу слушать Вас, Вы так интересно говорите» — «А я что Вам говорил? — вставил слово её муж. «А что ты говорил, Виктор? — спросила его Нина. Он молчал, ковырялся в тарелке, тогда хозяйка дома перекинулась на меня: «Семён, может, Вы скажете, что говорил мой муж?» Я тоже для солидности немного помолчал, ковыряясь в тарелке вилкой, делая вид, что я занят едой, затем оторвался от тарелки и сказал: «Да о Вас мы говорили, о ком же нам ещё говорить? Мы говорили о том, какая Вы симпатичная женщина и хозяйка хорошая, если честно, Нина, то я по-доброму позавидовал Вашему мужу. Такое, наверное, бывает раз в жизни. Но раз оно уже случилось, значит, у меня такого не будет. Ведь таких женщин как Вы, в которых сочетаются все хорошие качества, на свете раз, два и обчёлся».

Пока я говорил, Нина сидела, улыбалась, склоняла голову то в одну сторону, то в другую, как бы говоря: «Посмотри, какая я красивая, полюбуйся мною, а то вот уйдёшь и всё, когда ещё меня увидишь?» Когда я закончил с котлетой, то почувствовал что наелся, да и засиделся я в гостях, пора и честь знать. Поблагодарил хозяев за угощение, поднялся, чтобы попрощаться, а Нина меня схватила за руку и говорит: «А курица в духовке для кого стоит? Я что, её зря готовила?» Ну, всё, думаю, Нинина курица меня добьёт, есть-то уже некуда. И чтобы это доказать Нине, показываю на свой живот. Она подошла ко мне, взяла за ремень и говорит: «Витя, ты посмотри, как он затянулся ремнём. Кто же так делает в гостях, а ну-ка давай твой ремень снимем». И сама начала с меня снимать ремень, затем она его повесила на спинку стула и говорит: «Кто же в гости с таким затянутым ремнём ходит?» — возмущалась Нина. «Ничего, — говорит Виктор Акимушкин, — поживёт с наше, научится». Затем Нина нам дала указание: «Сидите, а я сейчас принесу курицу». Ну что делать, пришлось, есть и курицу. Курица была приготовлена в духовке, с золотистой корочкой, не курица, а объедение. Когда всё было съедено и выпит чай, я попрощался с хозяевами и пошёл к калитке. Меня провожала Нина, у калитки я остановился, сказал старшему лейтенанту Акимушкину до свиданья, на что он мне только махнул рукой, не вставая от стола, а Нина стояла и смотрела на меня снизу вверх. Я ей ещё раз сказал до свиданья, щёлкнул каблуками, повернулся кругом и зашагал по тропинке в казарму.

Знаете, дорогие мои друзья, некоторые военные могут в то, что я написал не поверить, скажут, мол, такого не может быть, но ведь было, и поэтому я об этом пишу.

И ещё, почему я это так подробно описывал, да потому что это из ряда вон выходящий случай. Ни от кого, ни до того, ни после я не слышал, чтобы кто-нибудь из офицеров нашего батальона, а возможно и полка, пригласил к себе на ужин солдата, пусть даже сержантского состава. В армии такое не делается, там даже офицер Вам не подаст руку при встрече, не потому что он брезгует Вами, а просто не принято это делать. Там существуют другие ценности, а форма приветствие среди армейского состава указана в уставе, вот этим и пользуются. Правда, до того как побывать в гостях у Акимушкиных, я был в гостях у старшего лейтенанта Ускова, но это было как бы мимоходом.

Во-первых, у нас с Усковым были приятельские отношения, так как мы с ним играли в полковой волейбольной команде, ну, естественно, и тренировались вместе. Во-вторых, у него жены не было дома, вот он и пригласил меня попить у него чая. Но это можно за гости и не считать.

А вареники были, я принёс два армейских котелка ежевики, Нина сварила вареники, я предлагал вареники посыпать сахаром, как это делала моя мама, но хозяйка предложила другой вариант, и сдобрила их вишнёвым сиропом. Был не ужин, а настоящее объедение. На варениках мои отношения с семьёй Акимушкиных не закончились, Нина время от времени заходила к нам в казарму, то с мужем, а то и одна. В таких случаях дневальный вызывал меня на выход, а когда я приходил к дневальному, то там видел улыбающеюся Нину, которая меня просила проводить её домой. Правда, провожал я её только до палисадника, где была тинистая аллея. Дальше Нина шла сама, в тенистую аллею я с ней не заходил, чтобы не вызвать подозрений у завистливых соседок. Такие проводы продолжались вплоть до моего отъезда из части. Честно скажу, проводить время мне с ней было приятно, она и сама умеет рассказывать и слушать тоже умеет, для женщин это редкое качество. Но с другой стороны, эти проводы меня напрягали, надо учесть, что в казарме я жил не один, и солдаты, видя мои проводы жены моего командира взвода, надо мной подтрунивали и посмеивались. Типа, что решил командиру взвода помогать не только во взводе, но и с его женой? Я как мог, отбивался от этих нападок, но потом решил на эту тему поговорить с взводным. Объяснил ему суть дела и попросил, что бы его жена больше одна к нам в роту не приходила, и меня не просила, чтобы я её провожал. Он выслушал меня, немного помолчал, затем сказал: «Чухлебов, — обратите внимание, не старший сержант Чухлебов, а просто Чухлебов, — Вы думаете, надо мной офицеры не посмеиваются? Уверяю Вас, это есть, но я отделываюсь шутками и терплю, терплю, потому что я люблю свою жену и без неё мне жизнь не интересна, а ещё, потому что знаю, ни Вы, ни, тем более, Нина, ничего лишнего себе не позволите. И Вас прошу, потерпите, и как всегда провожайте Нину домой. Ей трудно целыми днями сидеть в четырёх стенах дома, ведь у нас в городке никаких развлечений, кино и то только раз в неделю, поэтому для неё развлечение пройтись по городку и заглянуть к нам в роту. Так что прошу Вас, продолжайте в том же духе. Ведь Вам осталось терпеть не долго, скоро уедете, и все провожалки закончатся». Я согласился с доводами командира взвода, да потом и насмешки в роте, как-то сами по себе сошли на нет, то ли привыкли, то ли поняли, что у нас с Ниной ничего серьёзного нет, а раз нет, так и смеяться не над чем. Так что встречал и провожал я Нину до самого своего отъезда из части. Конечно, это было не каждый день, но было. Накануне моего отъезда она зашла в казарму вместе с мужем, и они пригласили меня, так сказать, на прощальный ужин.

Весь вечер Нина была грустная, не шутила, не улыбалась и не докучала меня вопросами. Когда поужинали и я уходил, Нина даже всплакнула, а муж, обняв её, прижал к себе и так они стояли, пока я не скрылся в тенистой аллее. Больше я их никогда не видел, так как на другой день уехал из части рано утром. Но это будет потом, а пока моя служба в танковом полку продолжается.