1

Разумеется, можно относиться к этому рассказу французского атташе как к досужей сплетне, ведь и помещен он в сочинении, красноречиво озаглавленном: «Истории и анекдоты революции в России в 1762 году».

Но смущает, что «анекдоты» Клод-Карломана Рюльера как-то удивительно точно соотносятся с другими свидетельствами, достоверность которых не вызывает никакого сомнения. А пикантная история о замене великого князя в постели Екатерины II любовником, как ни странно, находит недвусмысленные подтверждения в воспоминаниях самой Екатерины II:

«Чоглокова, вечно занятая своими излюбленными заботами о престолонаследии, однажды отвела меня в сторону и сказала: “Послушайте, я должна поговорить с вами очень серьезно”.

Я, понятно, вся обратилась в слух; она с обычной своей манерой начала длинным разглагольствованием о привязанности своей к мужу, о своем благоразумии, о том, что нужно и чего не нужно для взаимной любви и для облегчения и отягощения уз супруга или супруги, и затем свернула на заявление, что бывают иногда положения высшего порядка, которые вынуждают делать исключения из правила.

Я дала ей высказать все, что она хотела, не прерывая, вовсе не ведая, куда она клонит, несколько изумленная, и не зная, была ли это ловушка, которую она мне ставит, или она говорит искренно. Пока я внутренне так размышляла, она мне сказала:

“Вы увидите, как я люблю свое отечество и насколько я искренна; я не сомневаюсь, чтобы вы кому-нибудь не отдали предпочтения: предоставляю вам выбрать между С[ергеем] С[алтыковым] и Л[ьвом] Н[арышкиным]. Если не ошибаюсь, то [избранник ваш] последний”.

На это я воскликнула: “Нет, нет, отнюдь нет”.

Тогда она мне сказала: “Ну, если это не он, так другой наверно”.

На это я не возразила ни слова, и она продолжала: “Вы увидите, что помехой вам буду не я”.

Я притворилась наивной настолько, что она меня много раз бранила за это как в городе, так и в деревне, куда мы отправились после Пасхи»…

Не верить этому сообщению Екатерины II – нет оснований.

Во-первых, зачем бы ей наговаривать на себя такое, а во-вторых, в этом эпизоде очень точно очерчена фигура Марии Симоновны Чоглоковой. Говорят, что Мария Симоновна была такой патриоткой, что, когда со своим мужем камергером Николаем Наумовичем Чоглоковым поселилась в царском дворце, детей их пеленали андреевскими лентами с плеча государыни.

Красивая, молодая (она была на пять лет моложе Екатерины II) Мария Симоновна, когда ее назначили обер-гофмейстериной при великой княгине, получила специальные инструкции у императрицы…

Далее в «Собственноручных записках» идет описание празднования в Москве годовщины коронации Елизаветы Петровны, описание дуэли Захара Чернышева и полковника Николая Леонтьева, и тут же Екатерина сообщает, что в течение мая у нее появились признаки беременности.

«К Петрову дню мы вернулись в Москву, и на меня напал такой сон, что я спала по целым дням до двенадцати часов и с трудом меня будили к обеду. Петров день был отпразднован, как всегда; я оделась, была у обедни, на обеде, на балу и за ужином.

На следующий день я почувствовала боль в пояснице. Чоглокова призвала акушерку, и та предсказала выкидыш, который у меня и был в следующую ночь.

Я была беременна, вероятно, месяца два-три; в течение тринадцати дней я находилась в большой опасности, потому что предполагали, что часть “места” осталась; от меня скрыли это обстоятельство; наконец на тринадцатый день место вышло само без боли и усилий; меня продержали по этому случаю шесть недель в комнате, при невыносимой жаре».

Тем не менее теперь Екатерина знала, чего от нее хотят, и была преисполнена решимости дать это империи и императрице Елизавете, неторопливо ожидавшей, когда наконец будет восстановлена вся династическая линия.