8

Осуждение Стоглавого Собора – кульминация трагедии Русской Православной Церкви.

Полтора века исполнялось в 1667 году, как обрела она самостоятельность.

Случилось это, когда Византия, принявшая Унию, потеряла свою государственную независимость. Русские святые и чудотворцы увидели связь между отступлением от догматов православия и утратой государственного суверенитета Византийской империи.

Наверное, можно спорить, насколько основательными были притязания, сформулированные игуменом Филофеем, на роль Москвы как Третьего Рима. Но совершенно бесспорно, что за полтора столетия, сберегая незыблемыми догматы православия, определенные апостолами и святыми отцами, Русская Церковь сохраняла свою руководящую роль в созидании православного царства Святой Руси.

Никакие военные и политические потрясения не поколебали значения Церкви в народной жизни. В годы Смуты на русский престол был возведен католик Григорий Отрепьев, но Православная Церковь не только устояла и в эту страшную годину, но и, согнав Отрепьева, упрочила свое положение.

Самой историей доказана была правильность пути, избранного Стоглавым Собором, святителями и святыми Русской Церкви.

И в правильности этого пути нимало не сомневались ни Алексей Михайлович, ни Никон, поставленные волей политических обстоятельств перед необходимостью сблизить обрядность Русской Церкви с обрядностью Западнославянской и Греческой Церквей.

Можно опять-таки обсуждать, компенсировали ли политические выгоды этой реформы те издержки, которые она вызывала, можно говорить о противоречии некоторых исправлений постановлениям Стоглавого Собора, но безусловно, что все разногласия носили внешний характер и легко преодолевались.

Тот же патриарх Никон, как свидетельствуют его отношения с Иваном Нероновым, начал осознавать необходимость единоверия, разрешающего старый обряд наравне с новым.

И даже Собор 1666 года, предавший анафеме наиболее непримиримых староверов, не осмелился открыто назвать неправославными всех святых Русской церкви.

Это сделано было на Соборе 1667 года, проходившем под председательством Вселенских патриархов Паисия и Макария.

По-человечески можно понять их подозрительное отношение к Русской Церкви. И зависть, и корысть, и неумность – все присутствовало здесь. Но – это необходимо подчеркнуть! – их мнение не было мнением всей Восточной Церкви.

Даже формально Паисий и Макарий не имели права представлять на Соборе 1667 года Восточных патриархов. Они были лишены своих кафедр не турками, а решением константинопольского патриарха именно за согласие участвовать в суде над патриархом Никоном, решение судьбы которого Константинопольская и Иерусалимская патриархии считали сугубо внутренним русским делом.

И уж тем более ни морального, ни юридического права не имели патриархи Макарий и Паисий для суда над Русской Православной Церковью.

Мнение Восточной Церкви по поводу реформ, затеянных Никоном, очень мудро и осмотрительно еще в 1655 году сформулировал константинопольский патриарх Паисий. Он сказал, что только в главном и необходимом требуется единообразие и единство, в том, что относится к вере. А в «чинопоследовании» и во внешних богослужебных порядках, подчеркивал константинопольский патриарх, разнообразия и различия не только допустимы, но и исторически неизбежны.

«Не следует думать, – писал этот мудрый святитель, – будто извращается наша православная вера, если кто-нибудь имеет чинопоследование, несколько отличающееся в вещах несущественных и не в членах веры, если только в главном и важном сохраняется согласие с кафолической церковью».

Повторим, что по-человечески понятны мотивы поведения патриархов Паисия и Макария. Серьезно рискуя своим положением, они приехали в Россию на заработки, и меркантильные соображения руководили ими во все время пребывания здесь. Обстоятельства благоприятствовали патриархам, и они воспользовались этими обстоятельствами.

Стремясь задобрить константинопольского патриарха, они сообщали, что потребовали у русских давать отчет Константинопольскому престолу в церковных делах, а кроме того, «обаче и обычной милостыни великому престолу, и прочим убогим престолам даянной, надеямся обновитеся, паче ж большей и довольнейшей быти».

И тут можно было бы усмехнуться убожеству целей, которые были поставлены патриархами Паисием и Макарием, если бы ради сиюминутных выгод не приносили патриархи в жертву не только саму Русскую Церковь, судьба которой была безразлична им, но и отношения ее с Восточным православием, ради которого якобы и старались они.

Нет!

Макарий и Паисий не только не смогли повернуть историю и подчинить Константинопольскому престолу Русскую Церковь, но в результате еще более оттолкнули Россию от сближения с греками…

Не будем всецело приписывать Паисию и Макарию погубление православного царства Святой Руси, но вклад в это черное дело они внесли немалый.

Современному читателю, весьма теплохладно относящемуся к православной вере, могут показаться несущественными последствия совершенного Паисием и Макарием преступления против России.

В самом деле, рассуждает такой читатель, все это касается лишь Церкви, а Россия – не только Церковь…

Рассуждение это глубоко ошибочное. Православная церковь и культура, Православная церковь и просвещение были синонимами для русского человека XVII века.

Безоговорочно осуждая самобытность Русской Православной Церкви, Вселенские патриархи объявляли невежеством и все русское просвещение, и всю русскую культуру, существовавшую до сей поры.

Опять-таки можно говорить об изъянах русского просвещения (как, впрочем, и о достоинствах его), но безусловно, что приравнивать его к невежеству было нелепостью. Совершенно неверно, будто в России не стремились овладеть полезными знаниями западной культуры. И стремились, и овладевали, хотя это и непросто было. Другое дело, что, осознавая необходимость заведения регулярных училищ, в которых бы велось фундаментальное изучение иностранных языков, весьма осторожно относились к подбору учителей, совершенно справедливо опасаясь, что под видом полезных знаний будут привнесены ими и разрушительные, враждебные русской православной культуре идеи.

Насколько основательными были эти опасения, свидетельствуют события последующих столетий. Насаждаемая и принятая в господствующих классах культура оказалась настолько инородной для России, что основная масса населения была неспособной воспринять ее. И только в XIX веке начинается постепенное сближение западнической культуры с русской культурой, считавшейся в предыдущие века невежеством.

Трагические же последствия насильственного внедрения западной культуры в Россию мы ощущаем до сих пор. Не случайно ведь великий знаток русского языка писал: «У нас же, более чем где-нибудь, просвещение – такое, какое есть, – сделалось гонителем всего родного и народного. Как в недавнее время еще первым признаком притязания на просвещение было бритие бороды, так вообще избегалась и прямая русская речь, и все, что к ней относится. Со времен Ломоносова, с первой растяжки и натяжки языка нашего по римской и германской колодке, продолжают труд этот с насилием и все более удаляются от истинного духа языка. Только в самое последнее время стали догадываться, что нас леший обошел, что мы кружим и плутаем, сбившись с пути, и зайдем неведомо куда. С одной стороны, ревнители готового чужого, не считая нужным изучить сперва свое, насильственно переносили к нам все в том виде, в каком оно попадалось и на чужой почве, где оно было выстрадано и выработано, тогда как тут могло приняться только заплатами и лоском; с другой – бездарность опошлила то, что, усердствуя, старались внести из родного быта в перчаточное сословие».

И еще об одном последствии урока, данного «вселенскими учителями» на Соборе 1667 года, необходимо сказать. Патриархи Паисий и Макарий сознательно обманывали русских архиереев, выдавая свои убеждения за убеждения всей Греческой Церкви. Они не стеснялись тут и шулерского передергивания фактов, и откровенной лжи.

Расчет был простым.

И Макарий, и Паисий прекрасно знали, что ни патриарх Иоасаф, ни царь Алексей Михайлович, ни другие высокопреосвященные члены Собора не пойдут ради разоблачения их мошенничества на подрыв авторитета всей Вселенской Православной Церкви, они сознательно спекулировали этим авторитетом.

К сожалению, этот «урок» греческой хитрости тогдашними иерархами нашей Церкви оказался усвоенным наиболее успешно. Очень скоро, когда, воспитанные протестантским Западом новые Романовы обрушат жестокие казни на Русскую Православную Церковь, не найдется среди архиереев ни Геннадия Новгородского, ни Иосифа Волоцкого, ни митрополита Филиппа…