2

Мы уподобили эпоху Анны Иоанновны экзамену петровских реформ, а бироновщину – оценке на этом экзамене, но еще справедливее сравнить царствование Анны Иоанновны с муками изнасилованной Петром I России.

Среди переполняющего дворцовое чрево уродства формировался тогда самый гадкий монстр – новая русская аристократия.

Входя во вкус «трусости и похлебства», русское дворянство превратилось в некую наднациональную прослойку, предателей своего народа, обреченных теперь всегда ощущать свою ничтожность и ущербность. Поэтому так легко подчинялись дворяне любому тиранству, творимому над ними. «Оставя общую пользу», каждый из них готов был теперь «трусить и манить главным персонам для бездельных своих интересов или страха ради».

Этой стремительной денационализации дворянства и гвардии немало способствовала и кадровая политика Бирона. И так-то в гвардии было немало нерусских офицеров, но при Анне Иоанновне преобладание их стало очевидным.

Вдобавок к Преображенскому и Семеновскому был сформирован Измайловский полк, полковником в который назначили обер-шталмейстера Левенвольда, а офицеров набрали из лифляндцев, эстляндцев и курляндцев…

Но разве не об этом и мечтал Петр I?

Разве смутило бы его засилье немцев?

Разве рассердило бы его, что Бирон слово «русский» употреблял только как ругательное? Или жестокость, с которой Бирон уничтожал Россию, отдавая русских крестьян в полную собственность господам, зачастую плохо говорящим по-русски?!

Во внутренней политике Бирона просматривается такая явная преемственность с реформами Петра I, что становится не по себе, когда вспоминаешь о приказе Петра, отданном Анне ехать в Митаву и окружить себя там немцами.

Марина Цветаева писала про Петра I, который «остановил на абиссинском мальчике Ибрагиме черный, светлый, веселый и страшный взгляд. Этот взгляд был приказ Пушкину быть».

На овдовевшей племяннице Анне Иоанновне Петр I тоже остановил свой черный, светлый, веселый и страшный взгляд. И этот взгляд и был приказ Бирону быть.

Такое ощущение, словно в каком-то гениально-злобном озарении Петр I предугадал Бирона, увидел в нем продолжателя своего главного дела и сам и назначил его в правители.

На наш взгляд, было бы неверно противопоставлять Бирона Петру I только потому, что многое, построенное Петром I, при Бироне стремительно разрушалось или наполнялось содержанием, противным тому, которое хотел вложить Петр…

Все гораздо сложнее, и многое в царствовании Анны Иоанновны и Бирона при внимательном рассмотрении оказывается подчинено той логике выхода из духовного пространства Святой Руси, о которой и думал Петр I, когда «на берегу пустынных волн стоял Он, дум великих полн, и вдаль глядел»…

При Анне Иоанновне процесс этот оказался продолженным, и перерождение страны и династии начало становиться, по крайней мере, в Петербурге той реальностью, которую посторонние наблюдатели воспринимали уже как подлинное содержание всей русской истории и русской жизни.

Следом за Фридрихом Христианом Вебером, автором «Преображенной России», уже цитировавшийся нами, Педер фон Хавен искренне думал, что так же, как Петр I, и предшествовавшие ему русские цари и князья любили католиков и протестантов.

«Прежде, – писал фон Хавен, рассказывая об Александро-Невской лавре, – это был маленький монастырь, основанный русским героем по имени Александр или посвященный ему; он в XII веке защищал русскую веру и в битве одолел татар на том месте, где теперь на берегу Невы построен монастырь, почему его и назвали Невским».

Ошибка знаменательная. Простодушные протестанты не понимали, что благоверный князь Александр Невский сражался за православие не с татарами, а с предками самого фон Хавена и Фридриха Вебера.

И не потому совершалась эта ошибка, что невозможно было уточнить этот факт. Нет, постороннему наблюдателю в Петербурге и в голову не могло прийти, что Петр I поклоняется святому, всю земную деятельность которого он зачеркивает своими реформами.

Да и как могло прийти в голову путешественнику, попавшему в Петербург, мысль, что Россия когда-то боролась за свое православие, за сохранение национального порядка и обычаев, если Петр I все монастыри предлагал обратить «в рабочие дома или дома призрения для подкидышей или военных инвалидов, монахов превратить в лазаретную прислугу, а монахинь – в прядильщицы и кружевницы, выписав для того кружевниц из Брабанта»?