1

Первая смерть пришла в Царскую Семью в феврале 1669 года, с рождением тринадцатого ребенка.

Вначале новорожденная Евдокия умерла, а следом и сама Мария Ильинична…

18 июня преставился царевич Семен. Потом – шестнадцатилетний Алексей, наследник престола.

Частенько смерть к великому государю наведываться стала. Видел Алексей Михайлович, что и оставшиеся сыновья Федор и Иван не крепки здоровьем.

В семье страшно было.

В державе – еще страшнее.

На юге бушевали воровские казаки Стеньки Разина. Уже не суда на Волге грабили, а большие города захватывали, как ляхи или басурманы!

В Астрахани – страх какой! – бояр и служилых людей предавали лютой казни. Одних с раската сбрасывали, других вверх ногами вешали, третьих на крюке, поддетом под ребро, умерщвляли. В Петров пост принуждали горожан мясо и молоко есть!

Сатанинской силою Стенька Разин встал на юге. Поднимались по Волге на стругах, город за городом брали…

А на севере – тоже беда. Соловецкий монастырь восстал.

Отправление царских войск против Разина. Рисунок XVII в.

«Милосердный государь! – писали соловецкие монахи. – Помилуй нас, нищих своих богомольцев… Не вели преподобных Зосимы, Савватия, Германа и Филиппа предания нарушить и вели государь нам в том же предании быть, чтоб нам врознь не разбрестись и твоему богомолию, украйному и порубежному месту от безлюдства не запустеть».

Плакал государь, челобитие это читая. Всем сердцем, всей душою своей доброю милостивым хотел к богомольцам быть, да куда там… Антиохийский патриарх Макарий строгую грамоту с дороги прислал. Писал, что в России, как он заметил, много раскольников и противников не только между невеждами, но и среди священников.

«Вели их смирять и крепким наказанием наказывать!» – внушал патриарх.

Как ослушаться святейшего?

Уже не скажешь сейчас, что самозванец это говорит. Сам ведь Алексей Михайлович и хлопотал, столько денег потратив, чтобы на кафедре восстановить. Теперь чего же, теперь слушаться надо! Велик государь, вся сила у него, все державное веление, но что сила тут? Лучше слезами, усердием и низостью пред Богом помысел чинить, чем силой и славой!

Вот ведь заварили кашу учителя вселенские, теперь и за сто лет не расхлебать будет!

И что поделаешь? Покориться надо… Плакал Алексей Михайлович, заливался слезами, войско на осаду Соловецкого монастыря снаряжая.

На севере – соловецкие монахи, на юге – Разин, вся Русь между Богом и дьяволом…

Что делать?

Слухи по Москве ходили, будто у Степана Разина в ватаге, что по Волге подымается, два струга идут черных. На одном – мертвый царевич Алексей плывет, на другом – патриарх Никон, который в Ферапонтовом монастыре под замком сидит.

«Если неразумная запретительная клятва восточных патриархов осуждением русского Первосвятителя, наложенная на весь русский народ, не снимется, добра ждать нечего», – писал Никон царю Алексею Михайловичу из Ферапонтова.

«Царь-государь! – писал из Пустозерска Алексею Михайловичу другой узник, Аввакум. – Из темницы, яко из гроба, тебе глаголю: помилуй единородную душу свою и вниди паки в первое свое благочестие, в нем же ты порожден еси и преже бывшими тебя благочестивыми цари, родители твои и прародители!»

И добра хотелось государю, и душу свою помиловать тоже хотелось.

Но рыхлым, совсем рыхлым было тело.

Гасло в нем все. Разина страшно было. Макария страшно. Смерти тоже боялся теперь Алексей Михайлович…