Оппозиция на улицах

Оппозиция на улицах

Массовые выступления весной 1996 года шли по нарастающей. Вначале 25 марта, в годовщину создания Белорусской народной республики, в традиционный для белорусской оппозиции День воли прошел многотысячный митинг. Затем — акция 2 апреля, в знак протеста против подписания Александром Лукашенко и Борисом Ельциным договора о создании Сообщества России и Беларуси: тогда около дверей российского посольства дошло до настоящей драки между сторонниками и противниками Сообщества.

Самые массовые выступления оппозиции состоялись 26 апреля, во время проведении традиционного Чернобыльского шляха. Но на сей раз его участники выступали не только против последствий Чернобыля, но и за сохранение Беларуси как государства. Договор о создании Сообщества был воспринят представителями белорусского общества как угроза государственному суверенитету Беларуси.

В шествии участвовало более 50 тысяч человек. Если бы демонстранты прорвались к резиденции президента (а горячие головы к этому призывали), последствия могли бы быть непредсказуемыми.

Но лидеры оппозиции не хотели столкновений. Вспоминает Вячеслав Сивчик, тогда — ответственный секретарь управы БНФ:

«Маршрут, по которому шли демонстранты на Чернобыльском шляхе 1996 года, был согласован с органами власти. Согласование происходило в кабинете Геннадия Карпенко (тогда вице-спикера Верховного Совета, представлявшего оппозиционную фракцию «Гражданское действие». — А. Ф.). Там были начальник столичной милиции Борис Тарлецкий, кто-то из заместителей городского прокурора и еще кто-то инкогнито от КГБ. Был Юрий Ходыко (заместитель председателя БНФ. — А. Ф.). И именно там, в кабинете Карпенко, был согласован маршрут, по которому потом реально шли демонстранты».

В то время я уже работал обозревателем «Белорусской деловой газеты». Получив задание, я вышел из редакции и прошел на Немигу, где собирался сесть в троллейбус. Пропустив несколько переполненных троллейбусов, вдруг понял, что уехать мне вряд ли удастся. Прямо по проезжей части медленно двигался людской поток. Реяли бело-красно-белые флаги, теперь снова опальные, были видны транспаранты и хоругви.

Поток медленно приближался. Можно было уже ощутить дрожание асфальта, по которому шли десятки тысяч людей. Удалось разглядеть депутатов — Станислава Шушкевича, Геннадия Карпенко, Александра Добровольского… Вот от основной массы оторвались два человека — высокий плечистый Геннадий Карпенко и прихрамывающий профессор Юрий Ходыко. Оба торопливо направились на переговоры с ОМОНом, который преграждал дорогу. Власть явно нарушала достигнутые договоренности, хотя демонстранты шли именно по тому маршруту, который был согласован.

Еще мгновение — и камни полетели в ОМОН, ударяясь в прозрачные щиты и металлические шлемы.

Это было первым случаем физического сопротивления оппозиции властям. Первым и, пожалуй, единственным столкновением, в котором, как в сражении при Бородино, обе стороны могли посчитать себя победившими. Оппозиция — потому что не дрогнула и оказала сопротивление, не отступив. Власть — потому что сумела сдержать натиск пятидесяти тысяч человек.

Правда, со стороны было совсем непонятно, куда и зачем шли люди, куда и почему их не пускали…

Двадцать шестого апреля в Минске появился Зенон Позняк, совсем недавно вместе с пресс-секретарем БНФ Сергеем Наумчиком нелегально выбравшийся за рубеж. Дело в том, что еще в марте 1996 года руководство Белорусского народного фронта было предупреждено о том, что против партии готовится показательный процесс, и свобода лидера БНФ оказалась под угрозой. Подтверждение тому легко увидеть в рассказе Вячеслава Сивчика:

«Подняты были все спецслужбы, и, например, вокруг дома, где я живу, был оцеплен целый квартал. Как я понимаю, у Лукашенко была очередная истерика: по его команде все силовые службы пришли в волнение. Потом, сразу, как только Зенон Позняк и Сергей Наумчик оказались за границей, все это резко прекратилось, и представители минской милиции и прокуратуры начали выступать по телевидению, что вообще ничего не было».

Отъезд Позняка сразу успокоил власти. Лукашенко опасался всегда только одного — массовых выступлений. А март-апрель 1996 года как раз и были ознаменованы именно массовыми выступлениями. Народный фронт убедительно демонстрировал, что он еще существует как реальная сила. Смириться с этим — после победного, казалось, референдума 1995 года — Лукашенко никак не мог. Ведь любая демонстрация самостоятельности либо неповиновения казалась ему тем камнем, который, покатившись с вершины, мог вызвать лавину и обрушить всю выстраиваемую пирамиду власти. Поэтому никаких уступок он себе не позволял и настроен был решительно.

В БНФ это понимали. Именно поэтому руководители Фронта и приняли решение об эмиграции Позняка: «Ведь политический процесс против руководства БНФ был бы бессмысленным, если бы по этому процессу в качестве подсудимого не проходил Зенон Позняк», — считает Вячеслав Сивчик.

Но вот Зенон Позняк снова в Минске.

Известие о его возвращении, естественно, вызвало волнение — причем не только у «органов», но и у оппозиционеров. Ведь из эмиграции возвращаются не для того, чтобы сдаваться в руки властям. Неужели есть надежда на победу?!

«Акция началась очень мощно, — вспоминает Сивчик. — Фронт ее очень серьезно подготовил. За кинотеатром "Октябрь" собралось более двухсот дружинников БНФ — тех, кто должен был не допускать столкновений между милицией и демонстрантами. Дошли спокойно до площади Якуба Коласа, где нас встретили кордоны милиции и где произошли первые столкновения. Власти применили газы, что было очевидной провокацией. Да и кордоны были поставлены абсолютно провокационно: кто же ставит легковые машины поперек шествия, которое включало, по разным оценкам, от 30 до 70 тысяч человек?.. Перегородить дорогу такому количеству людей двумя легковыми машинами — это глупо, и ни в одной милицейской инструкции такого нет.

Когда пошла атака на людей, ситуация стала полностью неконтролируемой. Спецчасти были прорваны, и люди вышли на площадь Якуба Коласа. Там были разбиты головы многим нашим, потом эти побои демонстрировали на митинге. Это выглядело очень страшно. Особенно тяжело было смотреть на подполковника в отставке, которому пробили голову. Он снял окровавленную рубашку, и я никогда не забуду, когда он идет около спецназа и показывает бойцам, которые по возрасту могли бы быть его детьми, что они сделали…».

Позняк появился внезапно. Он выступил на митинге, гневно осудил власти, сдающие суверенитет страны имперской России, и, неожиданно для всех, призвал собравшихся почтить минутой молчания память недавно погибшего президента Чечни Джохара Дудаева. При чем тут Дудаев, никто не понял, но и не возражал, так что минута молчания получилась сама собой.

А Позняк исчез — так же внезапно, как и появился. Его участие в белорусской публичной политике этим и завершилось, уступив место мифу.

Закончилась «горячая весна» 1996 года как бы ничем. Основную массу демонстрантов составляла молодежь. Это были те самые мальчишки, кто в момент избрания Александра Лукашенко президентом только-только получил право голосовать — а многие даже не получили. В 1994 году выбор за них сделали старшие. Мальчишки — последние белорусские романтики — вышли на улицу показать, что они уже становятся силой. Но их не поддержали те, кто считал себя «тоже властью»: депутатское большинство молчаливо осудило «массовые беспорядки».

Но поскольку во главе колонны все-таки шли несколько парламентариев, у Лукашенко усилилось ощущение опасности: а что будет, если те депутаты, кто уже начал «эксперименты» с импичментом, сумеют договориться с «улицей»?

Как всегда, ощущая надвигающуюся опасность, Лукашенко стремился продемонстрировать силу.