Чему он учился
Чему он учился
Едва придя к власти, Лукашенко увидел и понял для себя главное: однажды предпринятые рыночные шаги необратимы, рынок — это стихия, управлять которой привычными по совхозу административными методами невозможно. Интуиция подсказала ему, что эти шаги для него губительны. Рынок, едва в него вступаешь, неизбежно побуждает общество к демократическим преобразованиям.
Вот и получилось, что надежды президента на реформы, способные вытащить из провала экономику, сменил интуитивный, животный страх перед абсолютной, с точки зрения бывшего директора совхоза (советского хозяйства), неуправляемостью рыночных отношений. Рынок и демократия, которыми нельзя будет управлять, казались ему неизбежно ведущими к потере власти. Ведь если что-то от Александра Лукашенко не зависит, значит он, Александр Лукашенко, не властен над этим. А он шел именно за властью, намереваясь «прийти всерьез и надолго», как сам сказал однажды в каком-то интервью.
Но здесь важно не только это.
Всегда интересны и важны мотивы. Например, зачем Лукашенко понадобилось так подставить свое правительство, публично выставив его «антинародным»? Можно же было иначе.
Но иначе Лукашенко не мог и не хотел.
Не мог же он вдруг отказаться от своих установок! Он вообще не привык отменять собственные решения. А если все-таки пришлось отступить, то лучше всего это сделать, свалив вину на кого-то, найти козла отпущения.
Но только ли в амбициозности характера, в неумении признавать ошибки здесь дело? Не было ли еще одной цели?
Убежден — и все последующие события, даже весь президентский путь Лукашенко меня в этом убеждают — что цель, вполне откровенно выраженная, у нашего героя была…
Ему нужно было попросту «опустить» правительство, точно так же, как Булахова, Гончара, а потом и всех остальных из прежней команды. И в новой команде всех этих «умников» надо было сразу сломать, указав им их место.
Единственным из правительства, кого такое сразу не устроило, был Виктор Гончар, буквально через неделю после памятного заседания правительства подавший в отставку.
Помню свой разговор с ним в середине ноября того же 1994 года — еще до его отставки. Гончар сказал:
— Правительство было готово уйти, если бы Александр Григорьевич отказался от рыночных реформ.
В разговорах в кабинете (он подозревал, что его прослушивали, но разговаривал со всеми, с кем не был близок лично, только в кабинете) Гончар называл президента либо по должности, либо по имени и отчеству. Я переспросил:
— Все? И Мясникович?
Гончар улыбнулся:
— А почему вы спросили о Мясниковиче?
— Потому что если даже Мясникович готов уйти, то это действительно серьезно168.
— И Мясникович, — выдержав паузу, сказал Гончар.
Но он напрасно утешал себя подобного рода иллюзиями: в отставку Гончар ушел один. Это произошло в начале декабря, чуть более недели спустя после нашего с ним разговора.