Мы с тобой, Лукашенко!

Мы с тобой, Лукашенко!

Но прокол с проектом Устава вовсе не уничтожил лукашенковскую опору внутри российской элиты — напротив, он послужил ее консолидации.

Вдумаемся в то, о чем говорит эксперт Горбачев-фонда политолог и историк Валерий Соловей:

«Отмеченный практически всеми аналитиками заметный рост самостоятельности российских регионов в последние два года, их нарастающее дистанцирование от федерального центра активно используются Лукашенко для ползучего проникновения в российскую политику. Со второй половины 1997 г. белорусский лидер, пользуясь своим статусом председателя Высшего совета Союза Белоруссии и России, стал устанавливать прямые контакты с лидерами российских регионов, минуя Москву. На сегодняшний день Белоруссия заключила соглашения и сотрудничает уже с 50 российскими регионами, причем во время поездок Лукашенко по России его повсюду встречали с восторгом. Нет нужды говорить, что региональная политика Лукашенко помимо экономического имеет и отчетливое политическое измерение…»491.

Теперь все, кто были против Чубайса, против рынка, против демократии, против Ельцина, видели свою опору в Лукашенко. Он стал символом борьбы. И назидательным примером.

Владимир Жириновский, лидер ЛДПР: «Считаю, что это не только для Белоруссии самый подходящий президент, но и для всех бывших наших республик. Если бы все в СНГ шли по пути Белоруссии, за Лукашенко, нам было бы лучше»492.

Павел Бородин, Государственный Секретарь Постоянного Комитета Союзного государства России и Беларуси: «Наступит день, когда к России и Белоруссии присоединятся все республики бывшего СССР и, возможно, страны Западной Европы. Что же касается Александра Лукашенко, то игнорировать его — дело неблагодарное. Поскольку белорусским президентом движет рука Бога».

А вот излияния редактора газеты «Завтра» Александра Проханова, который взывает к губернатору Приморья Евгению Наздратенко, конфликтующему с Ельциным:

«Ельцин создал ублюдочную федерацию, где регионы и живущие в них люди поделены на "вечно бедных" и "вечно богатых". На вкалывающих и жирующих. На тех, кто пашет, роет, воюет — и все наработанное до копейки уплывает в чубайсову казну. И на тех, кто торгует, интригует, обдирает, как липку, страну и все просит и просит безотказные чубайсовы дотации. И при этом косит, кто на Турцию, кто на Германию. Наздратенко требует справедливой федерации, без пасынков и любимцев, где русские не являются гражданами третьего сорта, и за это его ненавидят в Кремле…

Наздратенко, крепись! Тебе нельзя являться в Москву с повинной. Твоя база и крепость — Владивосток, корабли, рудники, избравший тебя народ. Атакуй!

Обратись к дальневосточникам, давшим тебе власть, — они не выдадут тебя в когти Чубайса…»493.

И дальше — обращение к губернаторам, к офицерам, к депутатам с призывом — не повиноваться Ельцину и Чубайсу, обратить против них всю мощь тихоокеанского флота, все свои полномочия, смести эту «антинародную» власть к чертовой матери и т. д., и т. п.

Очевидно, что все призывы Проханова были обращены не только к Наздратенко, но ко всем антиельцинским силам России. А вот сводились они к простому требованию, выраженному уже в названии программной статьи: «Наздратенко, будь Лукашенко!».

Нет, вовсе не вокруг Наздратенко призывал объединиться российскую оппозицию Проханов, а вокруг Лукашенко. В нем редактор газеты «Завтра» предлагал увидеть силу, способную повалить Ельцина, центр притяжения всей той России, которая была недовольна реформами, ведущими к демократии.

Этот центр сопротивления Ельцину и Чубайсу находился вне их юрисдикции: даже если они понимали, какая опасность идет в Россию из Минска, сделать с этим что-либо было не просто: все-таки Лукашенко был главой другого государства. Разве что не пустить его на свою территорию? «Примером последнего может служить громкий скандал осени 1997 г., когда с ведома Ельцина Лукашенко не был допущен в Россию для встречи с губернаторами центральной полосы»494.

К тому же перед руководством России в то время стояли гораздо более важные проблемы, нежели обуздание зарвавшегося интегратора. Ельцин не успел окрепнуть после операции на сердце, а тут еще и в экономике начали проявляться тенденции, неотвратимо ведущие Россию к дефолту 1998 года. Так что российскому руководству было совсем не до Лукашенко.

Призыв Проханова был кое-кем и услышан. Во всяком случае, когда в 1998 году Лукашенко пролетом из Нагано, на Олимпиаду, остановился во Владивостоке, военно-морские силы России отдали ему честь на специально устроенном параде. И Лукашенко вел себя как их президент — с достоинством и осознанием собственной силы.

Как бы он ни клялся в преданности союзническим идеалам, как бы ни дружил с Ельциным, всегда — едва пришел к власти — он искал поддержки тех, кто выступал против Ельцина.

И охотно привечал их у себя дома. К нему приезжали Жириновский и Зюганов, Рыжков и Лебедь, Рохлин и сам Проханов. С каждым Лукашенко находил общий язык, каждого убеждал в сходстве их позиций по вопросу интеграции и общего будущего.

Разумеется, когда аудиенция заканчивалась, кое-кто из гостей получал возможность решить и финансовые вопросы. Все знали: посоветуешь белорусской стороне «честного и порядочного партнера» в лице того или иного московского банкира, тот тебе процент от сделки и отвалит — на предвыборную кампанию (а может, и не только). Пролоббируешь поставку большой партии нефти — тоже получишь свою долю…

Обласканные главным белорусским диктатором, высокие гости возвращались домой в приподнятом настроении и дружно воспевали жизнь в Беларуси.

В России они пользовались влиянием, имели свои источники информации в Кремле и могли делиться этой исключительно полезной информацией, в том числе и предупреждать своего минского друга о том, что замышляется в Москве и что ему угрожает. По сути, российские оппозиционеры достаточно последовательно прокладывали Лукашенко дорогу в Кремль.

Дело-то было за малым — чтобы сам Ельцин, наконец, понял: у него нет иного выбора, кроме как назначить Лукашенко своим наследником, и не в России, а в объединенном государстве.