Часть III. Противостояние

Часть III. Противостояние

Двадцать пятого июля 1996 года приемная заместителя премьер-министра Кабинета Министров Республики Беларусь Синицына Л. Г. была пуста. На столе в двух вазах стояли цветы, которых было подозрительно мало. Секретарь Елена Александровна, привычно улыбаясь, открыла дверь и пропустила меня.

Я пришел поздравить своего бывшего шефа с днем рождения. Он еще был вице-премьером, а я уже работал заместителем главного редактора в оппозиционной «Белорусской деловой газете». То есть мы были по разные стороны баррикад. Но в мой день рождения он звонил мне, а в его день рождения я приходил к нему с традиционным поздравлением.

В кабинете цветов было больше, но все-таки не так много, как в 1994 году, когда глава Администрации через пять дней после инаугурации Александра Лукашенко отмечал свое сорокалетие. Может быть, дата сейчас была не столь круглая. А может, уже что-то, еще не случившееся, витало в коридорах власти.

В комнате отдыха, куда гостеприимный хозяин провел меня, стояла откупоренная и на треть опорожненная бутылка дорогого коньяка, на блюдечке аккуратно порезанный лимон. Почти полная коробка конфет свидетельствовала, что до меня посетителей было немного.

— Зря ты ушел, — вздохнул Синицын после того, как мы пригубили и отставили рюмки. — Не нужно было торопиться. Видишь, что получилось… Витя ушел, ты ушел. Были бы рядом, ему бы легче было.

«Витя» — это о Гончаре.

— Кому — ему?

— Ему. Александру Григорьевичу. Ведь можно работать. Можно, что бы ты там в газете своей ни писал. Вы, романтики, сбежали, нас, прагматиков, бросили. Мы теперь расхлебываем, поднимаем экономику… Видишь, какой рост?

Рост экономики чувствовался не только по дорогому коньяку и роскошному галстуку именинника, но и по стоявшим в шкафу моделям белорусских тракторов и трубоукладчиков: остались после совместной белорусско-казахской выставки.

На рабочем столе лежал подаренный мною два года назад миниатюрный томик сонетов Шекспира.

— Рынок все отрегулирует. Вы этого не захотели понять, — убеждал меня Синицын, заводясь все больше и больше. — Придут капиталы, инвесторам понадобятся нормальные законы, нормальная политическая система. Ведь без этого деньги не придут в страну никогда!

— А он это понимает?

— Александр Григорьич-то?! Он ведь прагматик! Он все лучше всех понимает. Когда хочет…

Речь Синицына становилась все менее убедительной. Он это и сам, вероятно, чувствовал, а потому горячился все сильнее. В какой-то момент он даже вскочил и стал расхаживать по комнате, размахивая руками.

— Ну какая тут диктатура? И потом… Пиночет что — не диктатор? А смотри как экономику поднял…

Еще минут двадцать я слушал рассуждения именинника о неизбежности процветания Беларуси под руководством ее первого президента.

Первый президент спокойно смотрел на нас с портрета и мудро молчал в усы.

Воспользовавшись паузой, я высказал свою просьбу. Один российский бизнесмен готов сделать инвестиции в какой-нибудь из машиностроительных заводов и просил о встрече с Синицыным, курировавшим машиностроение.

— Пусть приходит… в среду пусть приходит, — после паузы сказал Синицын. — Завтра Совет безопасности, мне не до вас будет. А послезавтра пусть приходит. И ты приходи.

На следующий день, во вторник, ко мне, попыхивая трубкой, подошел издатель «БДГ» Марцев и сказал, выпустив очередное кольцо дыма:

— А чего это Синицына сняли?

— Как это — «сняли»?

— Сняли — и все. Только что «Рейтер» объявил. Ты бы позвонил своему бывшему начальнику, вдруг он согласится дать нам комментарий.

А произошло вот что.

На следующий день после дня рождения Синицына состоялось заседание Совета безопасности, на котором в присутствии членов правительства, директоров крупнейших промышленных предприятий, губернаторов и главных редакторов газет секретарь Совбеза Виктор Шейман устроил разнос правительству, и в первую очередь вице-премьеру Сергею Лингу.

Линг работал вице-премьером с незапамятных кебичевских времен, без нужды на рожон не лез и, как и положено опытному чиновнику, умел молчать. Молчал он и сейчас, зная, что речь идет вовсе не о нем: он — только повод.

Слово взял Лукашенко и поддержал Шеймана жесткой критикой в адрес всего правительства.

Члены правительства понуро молчали. Впереди референдум по новой Конституции, и лезть на рожон никак не стоило. При той неограниченной власти, которой президент будет наделен…

Синицын порывался взять слово, но Линг его останавливал:

— Леонид Георгиевич, не горячись… Подожди…

Ждать оставалось недолго. Александр Лукашенко наконец остановился взглядом на самом Синицыне и спокойно заметил:

— А вам, Леонид Георгиевич, я доверяю все меньше…

Синицын поднялся:

— Если доверия нет, Александр Григорьевич, я работать не могу, — Синицын говорил глуховато и быстро, как всегда, когда говорил что-то очень важное. — Я готов подать заявление об отставке.

Повисла тягостная тишина.

— Отставка принимается, — сказал Лукашенко, выдержав паузу.

Со вздохом поднялся с места вице-премьер Василий Долгалев:

— Александр Григорьевич, мы вместе с Синицыным пришли в правительство, вместе с ним и уйдем.

— Василий Борисович, не горячись! Ты еще поработаешь.

Премьер Михаил Чигирь потянулся к Синицыну, зашептал, оправдываясь:

— Леня, прости, у сына скоро свадьба… Как тут уходить?.. Ты хоть бы предупредил, что ли…

После окончания заседания Совета безопасности Синицын передал Лукашенко заявление. Тот выдержал несколько дней и, пригласив его в кабинет, вернул заявление с резолюцией: «Подумай».

Синицын сказал, что подумал. Но остается при своем мнении.

Леонид Синицын вспоминает:

«Мы поговорили вполне откровенно. И сошлись на том, что мы политически разводимся. Я хотел построить нормальную рыночную страну, правовое демократическое государство. И нам было уже не по пути. Я сказал ему, что политику укрепления диктатуры и неизбежной, как следствие, изоляции я не приемлю, потому что не понимаю, как ее проводить. Я говорил дословно:

— Для этого в нашей стране нет ресурса. Диктатура — дорогое удовольствие. Чтобы при ней как-то развиваться, нужны финансовые, природные и прочие ресурсы, нужно иметь золотые прииски или нефтяные скважины…

Лукашенко ответил:

— Ты оторвался от людей. Ты не понимаешь, что им нужно.

Мы расстались. Но не как враги, а как люди, работавшие вместе, пути которых разошлись».

Через несколько дней отставка Синицына была официально подтверждена, а газета «Народная воля» напечатала текст его заявления об уходе:

Президенту Республики Беларусь

Лукашенко А. Г.

От заместителя Премьер-министра

Республики Беларусь

Синицына Л. Г.

Заявление

Служение государству для меня, полагаю, как и для Вас, было, есть и будет высшей целью жизни.

Именно поэтому я был с Вами с самого начала. Но жизнь показала, что мы по-разному воспринимаем политическую и социально-экономическую ситуацию в республике.

На мой взгляд, принципы и методы, которыми Вы руководствуетесь в последнее время, управляя государством, ошибочны.

Прошу Вас серьезно задуматься над этим.

Мои убеждения не позволяют мне следовать таким курсом.

В этой связи прошу принять мою отставку.

С уважением к Президенту

Л. Г. Синицын

31 июля 1996 г.

Вместе с Синицыным из правительства ушел только министр экономики Георгий Бадей208.

Страна двигалась к референдуму и к новой Конституции.