Заповедь третья: «Не жди признания заслуг»
Заповедь третья: «Не жди признания заслуг»
Однако Винникова — банкир, она не была карьерной чиновницей и среди чиновников во власти оставалась белой вороной. Ее арест мог продемонстрировать лишь равенство мужчины и женщины перед карающей силой лукашенковского гнева. Для острастки чиновников нужен был иной пример. Показательной жертвой должен был стать человек, прошедший всю служебную лестницу, обладающий несомненными заслугами перед государством — и лично перед Александром Лукашенко. Нужно было «грохнуть» «совсем своего».
Таким человеком и стал Василий Леонов, которого Лукашенко когда-то называл своим учителем. Тот самый Леонов, который, будучи первым секретарем Могилевского обкома коммунистической партии, лично извинялся перед директором совхоза «Городец» за неправомерные действия местных партийных органов. Лукашенко, напомним, назначил его министром сельского хозяйства и продовольствия — доверил один из важнейших постов в государстве. Значит, в деловых качествах не сомневался.
Но не сомневался и в другом: Леонов слишком самостоятелен и не привык скрывать свои взгляды, причем его точка зрения очень часто расходилась с мнением самого Лукашенко. К тому же, занимаясь и закупками зерна, и взаимозачетами, и производством спиртного из «давальческого сырья», и многом чем еще, он тоже немало знал. А значит — был потенциально опасен.
Василий Леонов вспоминает:
«Мне рассказывали, как в присутствии нового премьера и вице-премьера, ведущего село347, Лукашенко перебирал личные дела членов правительства, достал и мое и спросил:
— А с этим что делать будем?
Неожиданно поднялся Гаркун и категорически выступил за мое назначение:
— Пока менять некем, нужно назначать…
— Хорошо… Пусть поработает… — молвил Лукашенко и отложил мое дело в сторону. Но решение, судя по всему, уже принял…»348.
Министр знал, что на него давно собирают компромат, однако в отставку не ушел, несмотря даже на арест Винниковой. Когда, работая над книгой, я спросил Василия Севастьяновича, почему этот первый громкий арест не заставил его вступиться за главного банкира, Леонов посмотрел на меня, широко раскрыв глаза:
— Но ведь она была из другого клана!
«Не из нашего клана» — значит, нас это не касается. Чего там за них заступаться?! Так рассуждают многие, не думая о том, что сегодня — его, а завтра — тебя. И сразу проигрывают Лукашенко, который, между прочим, за «своих» заступается — и за Слободана Милошевича, и за Саддама Хусейна. И за Павла Бородина.
Надо сказать, что за этой нечаянно оброненной фразой о кланах стоит многое. Именно клановость своих подчиненных Лукашенко сумел создать и заботливо лелеял. Хорошо помня принцип «разделяй и властвуй», он всегда умело им пользовался.
Говорит Геннадий Грушевой:
«Вокруг Лукашенко сложились очень жестко конкурирующие кланы, представители которых не только не поддерживают и валят "чужаков", но готовы перейти все грани — начать физическое уничтожение друг друга. Если случится, что Лукашенко случайно уберут, у нас не демократическая оппозиция окажется в эпицентре борьбы за власть, а начнутся разборки между этими кланами. У них же столько структур, в том числе и силовых, столько денег. Они начнут здесь такую гражданскую войну!
Но за Лукашенко они все держатся. Они понимают: пока он есть, они сосуществуют. А если его не будет, то тот клан, который окажется сильнее, уничтожит не оппозиционеров, а своих бывших соратников-попутчиков. Лукашенко и сегодня позволяет им воевать между собой, не забывая демонстрировать свою силу: "Вот видите, они вас задавили. Но я приду и скажу свое слово. Но я скажу его, когда мне будет надо, а не когда вы ко мне прибежите и за своего попросите. Это он для вас — свой, а для меня — еще посмотрим".
Это вполне грамотная модель деспотического управления. Он не может бросаться в каждый угол и уничтожать или спасать каждого чиновника. Он только тем из них занимается, кто в данный момент оказывается важной фигурой для его общей игры».
Арест для Леонова не стал большой неожиданностью: «Мой арест готовился заранее. Даже отправили в отпуск, чтоб не путался под ногами, да еще, не дай Бог, публично не ляпнул что-нибудь непозволительное»349.
Неожиданным было обвинение.
Его обвинили в подготовке и организации… политического убийства.
Дело в том, что в октябре 1997 года был убит начальник управления Госконтроля по Могилевской области, близкий к Лукашенко депутат Евгений Миколуцкий. Державший в страхе всю область контролер вместе с супругой выходил из квартиры, когда вдруг взорвалась самодельная бомба, соединенная с дверью проволокой. Жена осталась жива чудом.
Память о погибшем контролере немедленно увековечили. Посмертно ему было присвоено высокое звание Героя Беларуси. На похороны прибыл президент, причем в его речи прозвучало недвусмысленное:
— Этот взрыв — взрыв, адресованный мне.
Можно было подумать, что привыкший постоянно находиться в центре всеобщего внимания Александр Лукашенко просто позавидовал покойнику, явно отбиравшему у него в этот момент почетную первую роль. Тут же он пообещал найти виновных и покарать их.
«Виновным» и стал Василий Леонов. В качестве «подельника» в покушении ему подобрали уже знакомого нам руководителя ЗАО «Рассвет», дважды Героя Социалистического труда, перешагнувшего за седьмой десяток лет Василия Старовойтова. Миколуцкий-де якобы в «Рассвете» обнаружил какие-то вопиющие злоупотребления дважды Героя, и тот решил убрать его с дороги. Леонов же Старовойтова «покрывал» — значит, были и общие «преступления». Вот и причина для того, чтобы «заказать» контролера.
«О своей "причастности" к убийству Миколуцкого я узнал в изоляторе КГБ из телепередачи, — вспоминает Леонов. — Меня посадили во вторник, а в пятницу вечером ОРТ показало репортаж из колхоза "Рассвет", где Лукашенко обвинил Леонова и Старовойтова: именно они, как он выразился, "убрали Миколуцкого". Первое, что пришло в голову — бред какой-то!»350.
Но «копали» под Леонова всерьез и на всю катушку. И арестовывали его с такой помпой, что Винниковой и не снилась. Он помнит арест до деталей:
«11 ноября около 16 часов в кабинет неожиданно зашел помощник и сообщил: "Там пришли какие-то люди и рвутся к вам с каким-то следственным экспериментом!" Ну, рвутся, так пусть заходят. Вошло человек двадцать, с двумя кинокамерами. Что за эксперименты? Следователь Молочков садится и предъявляет ордер на мой арест…
Начали искать. Смотрели люки, через которые проходят кабели связи. Потом взяли пылесос, оставленный в комнате отдыха уборщицей, и долго крутили, боясь открыть. Выскребли все ящики, забрали кипу визиток (более 300) моих бывших посетителей, которых потом долго тягали на допросы. Перерыли все бумаги. Я надел плащ, вышел из кабинета, и тут, в коридоре, уже перед телекамерами, на меня решили надеть наручники. Это вызвало у меня какой-то идиотский смех.
Министра ведут по длинному министерскому коридору, в наручниках, снимая на камеры. Встречный народ в ужасе прижимается к стенам, ничего не понимая. Меня выводят из здания Минсельхозпрода, где у подъезда стоят три больших джипа: приехали "брать", как какого-нибудь бандита. Сажают в один из джипов и везут в КГБ»351.
Эти телевизионные кадры неоднократно показывали по белорусскому государственному телевидению, стремясь всенародно скомпрометировать арестованного министра. Запомнились глаза Леонова, явно не понимавшего, во сне это или наяву. Его грузная фигура, брезгливое выражение лица — словно его окунули в грязь. И чьи-то руки, услужливо раскладывающие по столу несколько иностранных купюр, — так, чтобы в кадре их казалось побольше…
«Как потом рассказывал мне Олег Божелко352, — говорит Леонов, — следователь Иван Бранчель должен был регулярно представлять дело для ознакомления лично президенту. Вот и собирали, подшивали, чтобы продемонстрировать свое усердие по раскрутке компромата на Леонова. Лукашенко листал пухлые тома документов, хвалил за кипучую работу. …Судя по всему, Лукашенко с моим делом познакомился крайне халатно. Бранчель носил ему все эти пухлые тома, Лукашенко видел, как они растут, — и ему было этого достаточно. Он просто не вникал в суть дела. Да, видимо, ему и надобности такой не было: он уже публично озвучил "компромат", а их задача доказать, подвести под статью»353.
Однако, как и в случае с Винниковой, следствие дало осечку.
Изначально заявленное Александром Лукашенко обвинение в организации заказного убийства не состоялось. В конце концов была инкриминирована лишь взятка в виде дачного гарнитура из лозы, изготовленного по просьбе министра в мастерских ЗАО «Рассвет»: якобы Леонов за него не рассчитался.
Но даже здесь суд был вынужден нарушить права обвиняемого: из двухсот двадцати свидетелей в суд не вызвали лишь одного — Василия Старовойтова, согласно предварительным показаниям которого Леонов и был осужден. Хотя даже студент-первокурсник юрфака знает, что показания, данные свидетелем на предварительном следствии, не могут быть приняты во внимание судом без повторения их в ходе процесса, за исключением, когда свидетель не явился в суд по уважительной причине.
«А свидетеля Старовойтова сам судья Виктор Чертович попросил не приезжать на судебное заседание: понимал, что может сказать главный свидетель, и этот фарс может кончиться полным конфузом…
Прокурор запросил восемь лет, судья ограничился четырьмя»354.
Напомним: весь этот кошмар происходил с человеком, которого Лукашенко ранее публично называл своим учителем. Думается, тут он мог торжествовать: не каждому ученику удается настолько превзойти своего наставника и так очевидно продемонстрировать ему свое превосходство…