Зачем «дразнить гусей»?

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Зачем «дразнить гусей»?

Президент не сдержал слова, данного публично. Эту пленку так никто и не увидел — кроме Леонида Синицына, премьер-министра Михаила Чигиря да еще нескольких причастных лиц. Я пытался узнать, какова ее судьба, но мало преуспел. Синицын утверждает:

«Мне утром принесли эту кассету, я посмотрел ее. Позвал Михаила Чигиря: "Посмотри, что там происходило". Мы посмотрели кассету и потом она оказалась у Заметалина. Я передал ее Заметалину».

Далее произошло то, что неминуемо должно было произойти: кассета исчезла.

Власть, совсем недавно так нагло преступившая Закон, вдруг заметалась, пытаясь уничтожить видеоулики. Оно и понятно: ведь покажите народу, как громилы из спецназа избивают известных всей стране политиков, и вряд ли симпатии будут на стороне тех, кто отдал приказ об избиении.

Впрочем, это еще смотря кто будет оценивать увиденное. Вспоминает Валентин Голубев:

«Неприятно резануло, когда Николай Дементей усомнился:

— Не может быть, чтоб вас били!

Депутат Саша Шут вышел и поднял рубашку перед Верховным Советом. Спина вся была в синих кровавых шрамах. И Дементей сказал:

— Правильно, мало били!».

Но это — бывший спикер Дементей. Таких людей власть могла не бояться, потому что они всегда на ее стороне197. И, в конце концов, били оппозицию, а не парламентское большинство. Не их били. Не Гриба, не Дементея — это главное.

А вот народ… Народ, увидев хладнокровное избиение безоружных людей, мог повести себя по-разному, и это все хорошо понимали — и Лукашенко, и Синицын, и Тесовец. Зачем разжигать страсти, «дразнить гусей»?

Спустя некоторое время дело тихо прикрыли. Депутаты перестали быть депутатами, ключевых свидетелей допросить не удалось. Следствие признало собственное бессилие — перед грубой силой, примененной высшей властью. И вопрос, который волновал тогда всех, остался без ответа.

Зачем же все-таки понадобились Лукашенко все эти «маски-шоу»?

Все за тем же, о чем уже сказал Зенон Позняк, предельно точно обозначив смысл происшедшего: «Парламент, в который введены войска, уже не парламент»198.

Именно этого и добивался президент: парламент должен быть деморализован, унижен, лишен способности воспользоваться данной ему Конституцией властью. Недаром ведь Лукашенко внес в список вопросов на референдум пункт о возможности роспуска Верховного Совета решением президента. И в этом деморализованном, обреченном парламенте он вещает, токует глухарем, как раз и разжигая страсти:

«Ведь дело не в моем характере. Дело в той ситуации, которая складывается в Республике Беларусь. Ну не могу я допустить, чтобы наш клочок земли пылал, как все соседи. Ну не могу я допустить, чтобы были эти конфликты… Но вы видите, что происходит. Но вы же видите! В России передали сегодня: Беларусь как никогда близка к гражданской войне. Российское радио передает»199.

Никакой гражданской войны нет. Но крик действует на оставшихся в зале. Большинству из них даже выгодно, чтобы президент победил: вот сейчас все эти смутьяны во главе с Позняком наконец-то заткнутся! И пусть Лукашенко мстит им за наше поражение 1991 года! Неважно даже, что он намекает: ребята, не только оппозиции, но и всем вам недолго осталось сидеть в этом зале — выборы на носу!