ГАГРА КАФЕ «РИЦА»[288]

Фазилю Искандеру[289]

Как будто сон тягучий и огромный,

клубится день огромный и тягучий.

Пугаясь роста и красы магнолий,

в нём кто-то плачет над кофейной гущей.

Он ослабел — не отогнать осу вот,

над вещей гущей нависает если.

Он то ли болен, то ли так тоскует,

что терпит боль, не меньшую болезни.

Нисходит сумрак. Созревают громы.

Страшусь узнать: что эта гуща знает?

О, горе мне, магнолии и горы.

О море, впрямь ли смысл твой лучезарен?

Я — мертвый гость беспечности курортной:

пусть пьет вино, лоснится и хохочет.

Где жизнь моя? Вот блеск ее короткий

за мыс заходит, навсегда заходит.

Как тяжек день — но он не повторится.

Брег каменный, мы вместе каменеем.

На набережной в заведенье «Рица»

я юношам кажусь Хемингуэем.

Идут ловцы стаканов и тарелок.

Печаль моя относится не к ним ли?

Неужто всё — для этих, загорелых

и ни одной не прочитавших книги?

Я упасу их от моей печали,

от грамоты моей высокопарной.

Пускай всегда толпятся на причале,

вблизи прибоя — с ленью и опаской.

О Море-Небо! Ниспошли им легкость.

Дай мне беды, а им — добра и чуда.

Так расточает жизни мимолетность

тот человек, который — я покуда.

1979

Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚

Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением

ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОК

Читайте также

Кафе День ото дня и день за днем Не разглядеть от дыма трубок, За отуманенным стеклом Нерасцветающих улыбок. А это тьма газет-газет Так злободневно торжествует. Надежды нет. Исхода нет. И слово молвлено впустую. Молчат. Синеет потолок, И звон сменяется шуршаньем. Того

КАФЕ И мы за это полюбили Москву, как маленький Париж... Стояла осень — золотая, полная надежд. Теперь-то я понимаю, что в это кафе (для переводчиков в "Метрополе") ходили одни стукачи.Я входил в это кафе, заказывал традиционную яичницу с ветчиной, масло, тонко нарезанный

Кафе – и крепкие трески, и псиные писки: и бухнувших гудов, и ухнувших дудок; как в улье, – мы; лопотанье арабского рта:– «Джарбаба»…– «Раб-арап… парапа… обокрал… шкап арап»…– «Абраам»…– «Марр-баба»…Ничего не пойму!– Потолок, подпираемый стаями многих колонок

ГАГРА[152] Меж деревьев и дач — тишина. Подметание улиц. Поливка. Море… поступь его тяжела. Кипарис… его ветка поникла. И вот тонкий, как будто игла, Звук возник и предался огласке: Начинается в море игра — В смену темной и светлой окраски. Домик около моря. И ты, Только ты,

7. В КАФЕ Кафе. За полночь. Мы у столика — Еще чужие, но уже Познавшие, что есть символика Шагов по огненной меже. Цветы неведомые, ранние В тревожном бархате волос, Порочных взоров замирание, Полночных образов хаос, Боа, упавшее нечаянно, И за окном извивы тьмы — Все это

Рассвет на озере Рица Гагры — узкая полоса между горами, поросшими лесом, и побережьем. Горы почти вплотную подходят к морю. Лишь одна улица — улица Сталина, разумеется, переименованная в улицу Мира. Единственное, что делает Гагры привлекательным — это парк-дендрарий с

Добрый шашлык украшает поход. Рица, 1958 год.

Кафе «Симплициссимус» «Симшшциссимус» был местом сбора художников из «Симплициссимуса» (журнала), а стал — местом сбора богемы: Германии, Австрии, Венгрии, Чехии, Польши; когда умерла Катти Кобус, еще в 1923 году я нередко в Берлине слыхал: «Как! И вы там сидели? Так мы —

Парижские кафе Но не пора ли развеяться, поговорить о вещах, умасливающих взор и бальзамом обволакивающих истерзанную эмигрантскую душу?О парижских кафе.«Я сижу в парижском кафе, блаженствую, и мне больше всего хочется рассказать об этом блаженстве. И рассказать во всех

В кафе «Куропатка» Кроме этого голого факта — мы ничего больше о Стейнице-студенте не знаем. Мы не знаем даже, сколько лет он учился в институте и когда расстался с ним окончательно. Но что он с институтом, а также с математикой — расстался, это мы знаем, и данный факт сам по

Кафе «Сайгон» Прошло столько лет. Мне уже и не стыдно, что в середине 70-х я считал себя поэтом. Я иду через Аничков мост. Вдоль гранитов щербатых. Скоро кофе мне пить. Невский толпами плотно забит. Букинист разложил свои книги. И хозяйки толпятся у лавок. Пересуды, улыбки и

Кафе поэтов Приехав в Москву, Маяковский как всегда отправился к родным – на Пресню. Однако жить стал на этот раз не у них, а в гостинице «Сан-Ремо» на Петровке. Так было удобнее. В ту пору по зимней заснеженной Москве трамваи после девяти вечера уже не ходили. А именно в

Будни кафе Поэтическое кафе в центре Москвы продолжало привлекать публику. Часто оказывалось, что его посещали люди, настроенные против поэтов-авангардистов.Василий Каменский:«Были и такие „эстеты“, которые крыли нас за ломовщину футуризма (особенно Маяковского), за

«Кафе поэтов»[34] Осенью 1917 года, возвращаясь из Коктебеля, я остановилась у родителей в Москве. Утром звонок – иду открывать. С удивлением вижу Маяковского. Он никогда ни у меня, ни у моих родителей не бывал. В руках у него шляпа и стек. Пиджак черный, рубашка белая, брюки в

Кафе-столовые Отмечу еще один момент, который мне тоже, как москвичу, был непривычен — любовь местного населения к общественному питанию. В Москве столовые, особенно заводские, назывались "тошниловками", которыми они, к сожалению, и являлись, поскольку поесть в таком