Мышеловка искусства[376]

Мышеловка искусства[376]

Удручающее впечатление, какое произвел в России и за рубежом Третий Всесоюзный съезд советских писателей, не сгладилось и посейчас, несмотря на «смягчающие» статьи, появлявшиеся с тех пор в советской печати. Напротив, эти статьи еще больше запутали и без того сбитого с толку советского писателя, переставшего понимать, что можно и чего нельзя, где кончается «новый курс» и начинается «ревизионистский уклон».

Главной темой съезда было — создание великой советской литературы. Но условия, в какие съезд поставил писателей — полное и беспрекословное подчинении компартии, — исключали создание не то что великой, а вообще какой бы то ни было литературы. К тому же, в одной из «смягчающих» статей было сделано неосторожное открытие, а именно, что литература есть искусство, после чего положение партии стало безвыходным. Она оказалась нежданно-негаданно перед дилеммой: либо абсолютная свобода творчества (какая без свободы личности немыслима) и тогда, может быть, родится что-нибудь живое, однако без гарантии, что дитя будет советское, а не русское, либо — ничего.

Перед этой дилеммой партия спасовала, чем и объясняется ее беспорядочное метание то в одну, то в другую сторону. Некто В. Поленов в «Литературной газете» пишет: «Источником вдохновения для прозаиков, поэтов, драматургов являются немеркнущие идеи марксизма-ленинизма. Опираясь на эти идеи, коммунистическая партия Советского Союза, ее Центральный Комитет на всех этапах социалистического строительства четко и ясно определяли задачи литературы и искусства, пристально следили за их развитием и ростом». Это похоже на фантастический сон, ибо невозможно себе представить такого нормального кретина, для которого в 1959 году источником вдохновения были бы «немеркнущие идеи марксизма-ленинизма».

Еще фантастичнее в той же «Литературной газете» С.С. Смирнов[377]. Он пишет: «Новый исторический этап в жизни нашей страны, ознаменованный XX съездом КПСС, создал исключительно благотворную обстановку для развития современной литературы». И ниже: «… налицо самые благоприятные условия для творческой работы наших литераторов. Идейная зрелость, прочное морально-политическое единство коллектива советских писателей, дружеское, тактичное внимание и отеческая забота партии… все это создает хорошие предпосылки для нового взлета литературы. Предощущение этого взлета испытывает каждый из нас, и начало его в известной степени чувствуется во многих нынешних произведениях наиболее оперативных литературных жанров». Словом, наступает Золотой век. Но это лишь одна линия — консервативная, другая — либеральная, защищает «новый курс»: «… оглоблю, как орудие критики, пора бы сдать на хранение в Литературный музей, как некий анахронизм, совершенно чуждый и вредный в условиях советской литературы». Под статьей три подписи: Г. Макогоненко[378], Вл. Орлов[379], И. Эвентов[380]. Мне они не говорят ничего.

Но Смирнов оказывается двуликий Янус. В той же своей статье он по поводу литературной критики пишет: «…Критик словно забывает о том, что литература — одна из областей искусства», и заключает свою статью так: «Критическое дарование — явление, пожалуй, еще более редкое, чем дарование прозаика, поэта, драматурга, и нам очень нужно говорить о степени талантливости критиков. Нужно, потому что еще слишком много рождается у нас серых, неинтересных критических статей, лишенных блеска ума, широты охвата явлений, богатой эрудиции, написанных суконным, бюрократическим языком, напичканных цитатами, на которые, как на костыли, опирается на каждом шагу немощная мысль автора, словом, статей, созданных «без божества, без вдохновенья», без которых не может жить ни одно произведение искусства». Браво, Смирнов! Но его «двуликость» лишь отражение того, что происходит в партии. А в партии — замешательство.

Отказ от литературы для нее равносилен отказу от пропаганды, от которой она отказаться не может, ибо, как сказал Хрущев в своей знаменитой речи: «Литературе и искусству принадлежит исключительно важная роль в идеологической работе нашей партии, в деле коммунистического воспитания трудящихся». И даже не столько воспитания, сколько надзора за мыслями и чувствами этих трудящихся.

С другой стороны, признать литературу искусством и хочется и колется. И на этом партия сейчас играет, соблазняя «малых сих» и сама соблазняясь. Но до признания настоящего не дойдет никогда: это был бы акт политический, несовместимый с духом советского строя, не допускающего ни при каких обстоятельствах не то что свободу личности, да еще абсолютную, но и другую категорию мышления, чем марксизм-ленинизм.

Выхода из этого нет, кроме самоупразднения, чего требовать нельзя ни от кого, даже от Хрущева. Но кто мог бы думать, что эта старая крыса попадется в мышеловку искусства?