Кино

Кино

Почти одновременно, и даже несколько раньше, снималась кинокомедия Шварца и Олейникова «На отдыхе», которую ставил режиссер Эдуард Иогансон. Мало того, съемки происходили одновременно со второй «Леночкой». Свидетельством тому заметка «Вызываем» в студийной многотиражке «Кадр», подписанной Иогансоном, в котором он вызывал на социалистическое соревнование съемочную группу «Леночка и виноград» (1935. 13 окт.).

Но это уже когда «процесс пошел». А рождался сценарий на удивление тяжело. На режиссерской коллегии Ленфильма 11 марта 1935 года, отвечая на упреки своих оппонентов, Шварц высказал любопытные мысли о кинописательстве вообще и о работе над этим сценарием в частности: «Мы всегда знали, что писать сценарии трудно, но с целым рядом трудностей встретились мы особенно при работе над этим сценарием, потому что пробовали его сделать во всю силу. Трудности появились с первого момента, начиная с того — каким языком писать сценарий: красиво — неудобно, ибо ничто меня так не раздражает, как описание какого-нибудь аспидно-синего заката, что на экране никак получиться не может; а если писать безличным, протокольным языком, то это тоже необычайно связывает. Пока мы нашли подходящий язык, энергии на это ушло значительное количество.

Затем, насколько представляешь себе по образовавшемуся опыту, как делать пьесу и чем там действовать, настолько владеешь всем комплексом театральных приемов, настолько все ново и трудно здесь, ибо арсенал средств, которыми здесь приходится оперировать, значительно богаче. Поэтому совершенно естественно, что мы с большим трудом в этом шестом варианте добились какой-то ясности… Но сценарий этот мы любим, и кое от чего нам не хотелось бы в нем отказаться.

Очень интересно говорить о комедии не только в плане кинематографическом. Мы знаем, что в том же «Петере» и у Скиба фабула строится очень легко. Но почему? Потому что там все персонажи действуют условно и в безвоздушном пространстве. Здесь же хочется оперировать живыми людьми, но как только ты берешь живого человека, так ряд мотивировок должен быть более тяжелым и усложненным, при этом оторваться от некомедийных приемов, от приемов драм и пьес очень трудно. Поэтому я уговаривал Иогансона — нигде не ставить слово «комедия». Пусть это будет неожиданный сюрприз, если получится смешно, потому что здесь имеется целый ряд мест не только комедийных.

Наконец, какова идея вещи? Нам казалось чрезвычайно ясной. Мы часто читаем в газетах о героях, но где эти герои, кто они? Люди, встретившиеся друг с другом в доме отдыха, не производят впечатления героев. Но вот что-то случилось — и эти же люди выделили из себя те свойства, которые делают их героями. Наряду с героическими свойствами, у людей имеются определенные чисто человеческие качества: один боится лягушек, другой имеет какие-то другие слабости. Но как только произошла мобилизация, герой, оставаясь тем же человеком, стал поступать профессионально героически. И вся идея именно в этом — все жили спокойно и отдыхали, но когда понадобилось, по первому же сигналу произошла всеобщая мобилизация. Каждый встал на свое место и стал помогать другому. Может быть, этот момент нужно больше подчеркнуть, — вопрос другой, но идея вещи нам представляется именно в таком виде… Причем, мы считаем, что работа авторов не должна кончаться сдачей литературного сценария, и это стало особенно важно, когда в картине появилось слово, потому что оно, не так сказанное или не вовремя придуманное, может влить порядочную долю яду. Поэтому авторы должны присутствовать при работе над рабочим сценарием и при съемках, т. е. вся наша работа должна протекать совместно с режиссером».

Руководство студии воспринимало «идею» сценария несколько иначе. «Этот сценарий рассматривается нами, как материал для развлекательной музыкальной комедии, — сообщало оно в ГУКФ тов. Юкову. — Тему сценария можно охарактеризовать так: наша страна — страна героев. Герои около нас, рядом с нами. Но содержание сценария, по-существу, шире этой темы. Сценарий стремится показать высокий тонус жизнерадостности, характерной для советского поколения. И делающей наших героев в быту самыми простыми, жизнерадостными, веселыми людьми, а отдых их содержательным и бодрым.

Дир. Фабрики Каценельсон.

Зам. директора Пиотровский.

7 марта 1935 г.».

Фильм, однако, рассказывал о том, как на южном отдыхе встретились два друга — полярник Лебедев и летчик-орденоносец Миша, имена которых на слуху у людей, но не лица. И, не желая привлекать к себе внимание, оба живут в доме отдыха под вымышленными именами. Из-за этого происходит множество недоразумений. Однако они не только отдыхают, но и работают над изобретением полярного хронометра. Конечно, в тайне от всех, чем и вызывают подозрение у «бдительного» завхоза. За ними начинают следить все отдыхающие. И только присланная сюда телеграмма, сообщающая, что Лебедев назначен начальником новой арктической экспедиции, раскрывает их тайну.

Это несколько разнится с тем, о чем рассказывал Шварц на студии и о чем писали её начальники, не правда ли?

И это дало повод современному исследователю творчества Э. Иогансона Петру Багрову утверждать, что сценарий «На отдыхе» был «по-своему смел». «В 1935 году вышел номер «Правды» со знаменитым тезисом Сталина «жить стало лучше, жить стало веселей», — цитирует он в «Киноведческих записках» (вып. 65) тезис, к которому народ тут же добавил: «шея стала тоньше, но зато длинней». — Кинематографисты наперебой бросились воплощать этот лозунг в жизнь. Волна беззаботных комедий о счастливой социалистической действительности затопила экран… Типичной курортной комедией, на первый взгляд, была и картина «На отдыхе»… Сценаристы довели сталинский лозунг до абсурда: жить уж настолько весело, что доходит до идиотизма. Обычные комедийные штампы в этой картине утрированы и принимают формы откровенного гротеска. С прекрасным чувством стиля сделаны эстетично-«безвкусные» декорации Павла Зальцмана — яркого представителя ленинградского авангарда, любимого ученика Павла Филонова… Снимал картину Георгий Филатов. И здесь его «светлая фотография» тоже служит общей, издевательской атмосфере. Залитый солнцем сад, море цветов, на деревьях — разнообразные фрукты в пол-экрана, «классические» чирикающие птички на ветке… Выглядит все это чрезвычайно странно, но при этом — довольно привлекательно».

Фильм был выпущен на экраны в конце 1936 года. В нем снимались: Ю. Толубеев (Лебедев), С. Поначевный (летчик Миша), Н. Зверева (Таня), В. Сладкопевцев (отец Тани, профессор), Т. Гурецкая (Маруся), Е. Альтус (завхоз), Н. Лапшин (культработник Женя), Г. Орлов (певец), Т. Андреева (Анна Ивановна).

Восприятие картины современными ей критиками было совсем иным. Братья (никакие не братья) Тур озаглавили свою рецензию в «Известиях» «Протокол бреда» (1936. 17 нояб.), Е. Катерли в «Ленинградской правде» — «Пора отвечать за ошибки» (26 дек.). «Вместо подлинных комедий, которых ждет советский зритель от кинематографии, давшей талантливый «Цирк», — писали Туры, — ему, зрителю, преподносится почему-то именно такая унылая жвачка «в плане оптимистической комедии», которая ничего общего не имеет ни с комедией, ни с подлинным советским оптимизмом. Неизвестно почему сценаристы Олейников и Шварц написали такую «жеребятину», режиссер Иогансон её поставил, а Ленфильм выпустил…».

Если бр. Тур только недоумевали, то Е. Катерли требовала привлечь к ответу… «Студия Ленфильм, выпустившая блестящий план производства на этот год, оказалась банкротом, — утверждала она. — Что дала она за последнее время? — Бездарную картину «На отдыхе», весьма посредственный «Лунный камень»… Много времени уделялось «Очарованному химику», «На отдыхе», картинам, которых не спасли ни многократные пересъемки, ни огромное количество затраченных на них денег… Можно ли назвать случайными все прорывы, прорехи в студии, или это результат системы, гнилой системы руководства?.. Не случайно, что те картины, где для формалистических вывертов меньше простора, не встречают настоящей поддержки руководства Ленфильма. Без суровой критики, без решительного отказа от творческой путаницы и формалистических взглядов, насаждаемых Пиотровским в Ленфильме, творческий коллектив студии не может двинуться вперед. Заговор молчания вокруг Пиотровского должен быть разбит. Студия Ленфильм совершила много ошибок. Пора, наконец, за эти ошибки отвечать, смело указывать на виновников и принимать действенные меры, чтобы ошибки не повторялись».

Хотелось бы напомнить, что у «советских зрителей» тех и последующих времен, о которых так пеклись критики, выработался устойчивый рефлекс: если книгу, спектакль или фильм ругают в прессе, значит их непременно нужно прочитать или посмотреть.

Не дремало и кинематографическое начальство. Тогдашний председатель правления Совкино Б. З. Шумяцкий обратился с докладной запиской к секретарю ЦК ВКП(б) А. А. Андрееву, в которой ссылался на то, что «вчера ночью мы беседовали о дезориентации читателей в результате ряда выступлений нашей прессы по вопросам кинокомедии» и что «Вы указали на неправильность поведения печати в этом вопросе», что «на днях такую же оценку давали нашим кинокомедиям известные Вам товарищи». «Вы были правы вчера, когда указали, что дальнейшее заушательство по отношению к кинокомедиям, к тому же неплохо оцененным авторитетными ценителями, как хорошие или полезные» и т. д. И как резолюция к этому письму, вышло Постановление ЦК ВКП(б): «Считать фельетон братьев Тур неправильно оценивающим фильм «На отдыхе»» и постановило «предложить Культпросветотделу и Отделу печати ЦК ВКП(б) своевременно давать печати ориентировку особенно по фильмам комедийного жанра…» Подчеркнуто мною. Т. е. прежде чем писать, следует узнать мнение известных авторитетных ценителей. Так, в общем-то, подавляющее большинство рецензентов и поступало в последствии.

Следующим сценарием Евгения Шварца стал «Доктор Айболит». В нем он довольно точно следовал сюжету книги К. И. Чуковского, положив в основу сценария вторую её часть — «Пента и морские разбойники». Правда, он объединил шарманщика и главаря разбойников в одном лице (потом это повторят Р. Быков и В. Коростылев в «Айболите-66»), несколько изменились характеры персонажей, шварцевское прорывается и в речи героев. Так, Айболит выговаривает слону за то, что тот съел «пятьсот порций мороженого сразу», а «это очень вредно, очень тяжело» даже для слона. В сказке Чуковского Айболит дает задание орлам и дельфинам обследовать землю и море в поисках отца Пенты, что те и проделывают, сообщая результат поисков через сутки. У Шварца дельфины превращаются в сплетников, которые узнают все морские новости ещё до того, как они случились. И если у них находится слушатель, то они тут же вываливают их на его голову: что краб подрался с морским котом, а Акула-Каракула простудилась, и уже после всего этого потока информации сообщают, что в последние дни из людей в море никто не тонул.

Заново написаны разбойники. Это не злодеи, жаждущие грабить и убивать, а бездельники и лодыри. Двое играют в кости, один спит, другой беспрерывно точит саблю, все время проверяя её острие на собственных, вначале внушительных, а потом маленьких усах. Когда их главарь — у Шварца он получил имя Беналис — разворачивает радиоустановку, спрятанную в шарманке, — «Сейчас мы поговорим с моими молодчиками, дорогими моими головорезами»; у «дорогих головорезов» репродуктору вколочен кляп. Они не слышат, да и не хотят слышать своего предводителя. «Они распустились без меня, мои молодчики… Кто теперь идет в морские разбойники? Одни лентяи, лодыри, никуда не нужные людишки, те, кого повыгоняли из школ».

А когда Беналису удается захватить Айболита, его помощница Варвара спросит брата: «Говори! Будешь?» — «Буду!» И всякому, даже «самому взрослому зрителю», становится ясно, о чем они говорят.

Похоже, что Шварцу надоело воевать с Ленфильмом, и он послал «Доктора Айболита» в Москву. Каким-то образом сценарий попал на киностудию Межрабпомфильм, которая в это время превращалась в Союздетфильм. Его передали В. Немоляеву, только что выпустившему свою картину «По следам героя», рассказывающую, между прочим, о «любви советских ребят к героям-челюскинцам».

«Я прочитал сценарий, и он мне понравился какой-то свежестью, необычностью, чудесным юмором и талантливостью, — писал мне 5.8.66 режиссер. — Но я и перепугался: сценарий требовал своего особого решения, он не укладывался в обычные рамки, и я не совсем понимал, как же нужно снимать эту очаровательную современную сказку… Кроме того, пугали звери, которых нужно было снимать в большом количестве… Одним словом, возникало такое количество вопросов, даже на первый взгляд, что было от чего пугаться. Кончилось дело тем, что меня уговорили, причем решающую роль в этих уговорах сыграла встреча с Евгением Львовичем. Потом я приехал в Ленинград, поехал на дачу к Евгению Львовичу (на станцию «Лисий Нос») и там провел несколько дней, дорабатывая сценарий.

На всю жизнь запомнилась эта работа. Мы сидели на террасе, попивали иногда красное сухое винцо и придумывали всякие необыкновенные эпизоды с «разбойниками». Мы радовались, как дети, каждой находке, кричали, перебивая друг друга, и устраивали шум на весь дачный поселок.

Работать с Евгением Львовичем — было счастьем. Что же больше всего покоряло и пленяло в нем? Уже не говоря о понимании детской психологии, какой-то чудесной и мудрой теплоты, особенно пленял в нем юмор, свой, шварцевский, ни на что не похожий… Вместе с Евгением Львовичем мы работали уже над режиссерским сценарием. Затем были более чем трудные съемки. Впервые снималась эксцентрическая комедия. Да ещё детская, да ещё с большим количеством животных — артистов. Большим счастьем для нас было согласие М. М. Штрауха сняться в Докторе Айболите…» Добавлю: к тому же снимавшегося в это же время в роли Ленина в картинах «Человек с ружьем» и «Выборгская сторона».

— Я писал сценарий «Айболита» для Союздетфильма. Приезжал режиссер, со всеми видовыми свойствами кинорежиссера — подчеркнуто бодрый, подчеркнуто расторопный. Высокий, вечно веселый, не имел он никаких взглядов в своем искусстве, никаких пристрастий, кроме видовых. Но с некоторым душевным облегчением встречал я тем не менее каждый его приезд, уж очень он дышал несокрушимой, деловой, киношной простотой. Загорелый, не по возрасту, а по легкомыслию лысеющий, он всем своим существом утверждал, что жизнь продолжается, а это было крайне необходимое напоминание в то лето. Еще писал я, точнее — переделывал для кукольного театра «Красную Шапочку»…

Но не все было гладко с прохождением и этого сценария.

26.5.37 директор студии Коган пишет в «ГУК тов. Иткиной»: «Просим рассмотреть сценарий и дать разрешение к пуску картины в подготовительный период. Так как постановка сложная, требующая тщательной подготовки и совместной работы режиссера с художником и композитором над режиссерским сценарием. Мы рассчитываем выпуск картины к началу учебного года, поэтому ещё раз просим срочно рассмотреть сценарий». ГУК — это Главное Управление Кинематографии. «Тов. <М. Я.> Иткина» рассмотрела сценарий, ничего крамольного в нем не обнаружив, и передала его в вышестоящую инстанцию. После чего получила телеграмму оттуда: «Сценарий Доктор Айболит следует отклонить = <В. А.> Усиевич».

Битва за сценарий длилась долго. Сужу об этом по заметке в «Вечерней Москве» от 5 августа 1938 года, т. е. более чем через год, в которой сообщалось, что наконец «близится к концу постановка веселой детской звуковой комедии «Доктор Айболит». Этот интересный фильм наш детский зритель увидит в ближайшее время». Но официальным выпуском на экраны страны считается дата: 28.3.39.

«Айболита» снимал оператор А. Петров, художником стал В. Егоров, который работал в кино ещё в дореволюционные годы, художник Художественного театра, оформлявшего там, в частности, «Синюю птицу» М. Метерлинка. Музыку к фильму написал А. Варламов. В роли Беналиса снимался И. Аркадин, в роли сестры Айболита Варвары — А. Вильямс, в роли Робинзона — Е. Гуров, Пенты — Витя Селезнев, его отца — А. Тимонтаев, разбойников — И. Бий-Бродский, Э. Геллер, художник-карикатурист П. Галаджев.

Фильм имел успех тогда. Да и сейчас его нет-нет да покажут по какому-нибудь каналу телевидения.