ПРАВИТЕЛЬСТВО

ПРАВИТЕЛЬСТВО

Я подозреваю, что мои отношения с Пегги оказались бы под угрозой, если бы я решил использовать любую из возникавших передо мной возможностей начать жизнь в политике. Во всяком случае, моя карьера в «Чейзе» требовала частых поездок, участия в многочисленных общественных мероприятиях, а также огромной дозы светской жизни. Часто на таких мероприятиях Пегги была рядом со мной, однако она отнюдь не получала от этого удовольствия. Еще более тягостные обязательства карьеры политика вполне могли оказаться чем-то большим, чем она могла бы согласиться принять. Я рад, что в жизни не стал подвергать это испытанию, однако отказался от некоторых интересных возможностей.

Наиболее необычным было предложение Нельсона назначить меня на место Роберта Ф. Кеннеди в Сенате Соединенных Штатов после его убийства в июне 1968 года. До настоящего дня у меня нет четкого представления, говорил ди Нельсон об этом серьезно, поскольку он также задал этот вопрос и ряду других людей, включая моего брата Джона и моего племянника Джея Рокфеллера. Хотя, конечно, искушение у меня было, я вспоминаю, как президент Кеннеди был подвергнут критике за выбор Бобби Кеннеди в качестве Генерального прокурора в 1960 году, и я вовсе не был бы счастлив, если бы мне были предъявлены обвинения в кумовстве, поэтому я отклонил предложение Нельсона.

Я также отклонил предложения стать членом кабинета, которые делались мне на протяжении 1960-х и 1970-х годов. Два предложения были сделаны Ричардом Никсоном. Первое из них относится к ноябрю 1968 года, когда избранный президент формировал свой кабинет. Нельсон сказал мне, что Никсон хотел видеть меня на посту министра финансов. Я сказал Нельсону, что предпочел бы, чтобы моя кандидатура не рассматривалась, поскольку меня только что избрали председателем правления «Чейза» и я не мог со спокойной совестью уйти с этого поста в критический момент. Нельсон передал о моем решении Никсону и его советникам.

Несколькими днями позже я нанес визит вежливости новому президенту в отеле «Пьер» в Нью-Йорке. Также присутствовали Джон Митчелл, который должен был занять пост министра юстиции и которого я знал в течение многих лет, и Брайс Харлоу, главный политический советник Никсона. Хотя мы разговаривали почти два часа и беседа касалась многих вопросов, включая отношения с Советским Союзом и меры по контролю инфляции внутри страны, я счел удивительным, что Никсон ничего не сказал и даже вскользь не упомянул о посте министра финансов. Он не любил, когда ему отказывали, и я подозреваю, что это было формой демонстрации его неудовольствия.

Пятью годами позже Никсон более официально предложил мне пост министра финансов. В конце 1974 года в разгар первого арабского нефтяного эмбарго и перед тем, как уотергейтский скандал достиг своей почти завершающей фазы, я находился в поездке по делам банка на Ближнем Востоке. Я только что прибыл в Кувейт и должен был отправляться на аудиенцию к эмиру, когда раздался телефонный звонок от генерала Александра Хейга, бывшего тогда помощником президента Никсона.

Хейг проинформировал меня, что Джордж Шульц уходит с поста министра финансов, и Никсон хочет, чтобы я стал его преемником. Генерал попросил меня немедленно вернуться в Вашингтон для встречи с президентом. Я рассказал ему, что нахожусь в разгаре поездки и у меня запланированы встречи с высшими государственными руководителями в Саудовской Аравии, государствах Персидского залива и Израиле, а также предстоит важнейшая встреча в Каире с Анваром Садатом. Я объяснил, что в свете всего этого мне было бы неловко сокращать поездку. Хейг настаивал, делая упор на то, что сам Никсон обратился с просьбой. Я заверил его в том, что прибуду в Вашингтон немедленно по возвращении в Соединенные Штаты.

Утром следующего дня после возвращения из Каира в начале февраля я прилетел в Вашингтон для обсуждения с Хейгом вопроса о назначении. Из нашей беседы было ясно, что, если бы я принял предложение, я должен был бы исполнять команды президента, а моя собственная роль в разработке политики была бы ограниченной. Несколькими годами ранее в безуспешной попытке выдавить инфляцию из экономики Никсон объявил о введении контроля за заработной платой и ценами, и я чувствовал, что в перспективе вполне может идти речь о мерах такого же рода. Поскольку мое собственное мнение состояло в том, что рынкам следует позволить большую свободу, я не очень понимал, какую роль мог бы честно играть, будучи членом кабинета Никсона.

С учетом всех серьезных экономических проблем, видневшихся на горизонте, - роста инфляции, снижения роста производительности труда, расширения дефицита текущего платежного баланса в нашей внешней торговле и собственно нефтяного кризиса, потребовались бы жесткие меры. Я считал, что было бы по меньшей мере нелепо, если бы такие меры в обществе, не желавшем их принятия, вводил один из Рокфеллеров; далее, я вполне мог оказаться «козлом отпущения» в связи с проведением непопулярной политики. Кроме того, поскольку «Чейз» также сталкивался с рядом проблем, я сомневался, что мне было бы целесообразно уходить из банка в критическое время. С учетом всего этого я вежливо отклонил предложение президента. Несколькими днями позже Уильям Саймон, ранее занимавший пост заместителя министра финансов и считавшийся «царем по вопросам энергетики», был назначен преемником Шульца.

Хотя соображения политического характера играли огромную роль в моем решении об отклонении этих предложений (что также имело место, когда президент Картер говорил со мной относительно поста министра финансов и поста председателя Федеральной резервной системы летом 1979 года), не меньшую роль сыграла моя приверженность делам банка. Речь не шла просто об удобном предлоге. Я обладал чувством глубокой лояльности по отношению к «Чейзу» и ощущал свои обязательства по отношению к тем, с кем и для кого работал. Я исключительно любил свою работу и считал, что могу достичь многого, что пошло бы на пользу Соединенным Штатам, в качестве «посла без портфеля».

На протяжении лет, проведенных в банке, я регулярно встречался с высшими политическими руководителями стран, которых посещал по делам банка. Возможно, по этой причине Государственный департамент, а иногда и президент просили меня выполнять официальные или полуофициальные задания по их просьбе. Например, я помогал поддерживать неофициальные контакты с правительством Войцеха Ярузельского после подавления движения «Солидарность» Леха Валенсы в Польше; в начале 1981 года по просьбе президента Рональда Рейгана я агитировал американское деловое сообщество в поддержку вновь избранного консервативного правительства Эдварда Сеага на Ямайке.

На протяжении тех лет, которые я проработал в «Чейзе», многие высказывали мнение, что участие в этом было неуместным и мешало выполнять мои обязанности, связанные с банком. Я с этим совершенно не согласен. Моя деятельность приводила к установлению лучших отношений с правительствами других стран, а также способствовала образованию крепких партнерских отношений между государственным и частным сектором в Соединенных Штатах. Более того, многие так называемые «внешние» виды деятельности приносили значительную пользу банку как в финансовом плане, так и с точки зрения его престижа в мире.

Я никогда не был особенно догматичен в своих политических или экономических взглядах. Напротив, я поддерживал эффективных людей и практичные направления в политике. Для меня ясно, что важную роль в стимулировании экономического роста и в создании более безопасного процветающего общества как в Соединенных Штатах, так и в мире в целом должен играть как государственный, так и частный сектор. Упор только на правительство или только на рынок для решения всех проблем и избавления от всех пороков всегда представлялся мне скорее догматическим, чем реальным подходом. Правительство должно создавать и проводить в жизнь правила, однако реализация должна быть оставлена в качестве задачи для частного сектора. Наилучшие результаты получаются тогда, когда между тем и другим возникает тесное сотрудничество.