КРАСИВАЯ ЖЕНЩИНА
КРАСИВАЯ ЖЕНЩИНА
Несмотря на это существовавшее напряжение (а оно в сильной степени присутствует в моих воспоминаниях о детстве), даже сейчас, когда я думаю о матери, меня наполняет ощущение огромной любви и счастья. Мне кажется, что, по современным стандартам, ее не сочли бы красивой женщиной. Нельсон и я унаследовали имевшиеся у нее характерные черты лица семьи Олдрич, главным образом нос. Однако я думал о своей матери как о красивой женщине, точно так же, как многие ее друзья и знакомые. Ее черты были наполнены такой живостью и пронизаны таким теплом! Она обладала той красотой, которую трудно схватить на фотографии или картине, и, по существу, лишь немногие портреты воздают ей должное. Странно, что она больше всего похожа на себя в рисунке, сделанном уже после ее смерти Фредом В. Райтом с ее очень хорошей фотографии с маленьким Родманом - старшим сыном Нельсона - на руках. Получилось так, что выражение ее лица на этом рисунке схвачено лучше, чем на всех ее официальных портретах.
Наряду с чертами лица, характерными для семьи Олдрич, я в значительной степени унаследовал от матери и ее темперамент. Ее спокойный характер резко контрастировал с большей напряженностью и зажатостью отца и некоторых моих братьев и сестры. Я всегда чувствовал свои особые отношения с матерью. Мать любила маленьких детей, и то, что я был младшим, давало мне преимущество. Братья часто обвиняли меня в том, что я пользуюсь особым отношением, хотя родители всегда сознательно старались не демонстрировать предпочтения к кому бы то ни было из детей. Но отношения между матерью и мной были легкими. Мы нередко радовались одним и тем же вещам. Одно из моих самых сильных воспоминаний касается ее любви к искусству и того, как тонко и терпеливо она передала это чувство мне. Красивые предметы оживали в ее руках, как будто любование ими передавало вещам особую ауру прекрасного. Чем дольше она смотрела на картину, тем больше она находила в; ней, словно какая-то магия открывала в ней новые глубины, новые измерения, недоступные обычным людям.
В матери было очень мало от страсти «коллекционера»; обладать полным набором каких-то предметов представляло для нее гораздо меньший интерес, чем наслаждение качествами каждого из них. Находясь рядом с ней, я впитал в себя что-то от ее вкуса и безошибочной интуиции. В восприятии искусства я научился у нее большему, чем у всех историков искусства и кураторов музеев, которые просвещали меня в сфере теории истории искусства и оценки предметов искусства на протяжении многих лет.
Хотя «официально» мать и отец всегда были в согласии по всем важным вопросам нашего воспитания и говорили с детьми одним голосом, по темпераменту они были диаметрально противоположными людьми. Для нас, детей, не осталось незамеченным, что мать не приходила на наши утренние молитвы, предпочитая оставаться в постели, читая газету или отвечая на письма. Или то, что она приносила в дом новаторские произведения современного искусства, часто приглашая создававших их художников, что огорчало и расстраивало отца. Или что ее лицо озарялось светом, когда она имела возможность побыть или поиграть с нами наедине. Она любила приключения и неожиданное. Спонтанность была свойственна ей совершенно естественно, и она получала наибольшее удовольствие, делая что-то по вдохновению момента.