Московский водопроводчик
Московский водопроводчик
В 59-м году я писал свою первую повесть и возлагал большие надежды на недалекое будущее, но есть хотелось уже в настоящем. «В рассуждении чего бы покушать» (выражение Маяковского) нашел штатную работу в газете «Московский водопроводчик» треста Мосводоканал. Вскоре Мосводоканал объединят с Москанализацией, и, недолго думая, переименуют газету в «Трудовую вахту». Оклад мне положили низший для служащего — 880 рублей. На эти деньги, как тогда говорили, «жить было нельзя». На те деньги, что я получал до того, жить было нельзя тем более. Но я на них как-то жил. Совмещать же работу в газете с учебой было совсем невозможно, я попросил академический отпуск и, получив отказ от ректора, сам себя отпустил.
Ответственным редактором «Водопроводчика» был Альберт Людвигович Кочуровский, пивший, как сапожник, кем он и был. В буквальном смысле: редакторской зарплаты на водку ему не хватало, но у него был второй источник дохода — он шил модельную обувь, и говорили, что неплохую. С утра запирался у себя в кабинете, выпивал первый стакан и принимался за работу. А газету вел и тянул весь воз ответственный секретарь Всеволод Абрамович Лифшиц. Ко мне Лифшиц благоволил: охотно читал мои стихи и всегда готов был утверждать их идейную непогрешимость. Например, строчки «Но не могу все то, что я могу, сменить на то, чего я не могу», толковал так:
— Это очень хорошие, правильные советские стихи. Вы художественно говорите, что не можете сменить свои коммунистические идеалы на какие-то чуждые вам воззрения. Правильно?
Я имел другое мнение, но не спорил.
Всеволод Абрамович считал себя старым газетным волком и стилистом. Он мои тексты особо не трогал, но если попадалось, например, слово «солдаты», Лифшиц исправлял его на «воины», «нефть» на «черное золото», «хлопок» на «белое золото», а водопроводные трубы, писать о которых мне, разумеется, тоже приходилось, называл «водными артериями».
Я в газете сначала писал заметки на любые темы, а потом нашел себя в фельетонах о протекающих кранах, прорвавшихся трубах, бракованных фильтрах, бюрократизме, бумажной волоките и тех, кто за всем этим стоит. Подписывался я обычно псевдонимом В. Нович, но иногда брал фамилии своих друзей и чаще всего Олега Чухонцева. Герои фельетонов обижались и писали опровержения, доказывая, что товарищ Чухонцев не заметил, не учел, исказил, преувеличил. Эти отзывы приходили ко мне, а я переправлял их Олегу с предупреждением на официальном редакционном бланке, что если товарищ Чухонцев и дальше будет не замечать, не учитывать, искажать и преувеличивать, редакции придется от его услуг отказаться.
На работу меня приняли с полугодовым испытательным сроком, но к концу этого срока я был уволен. Подоплеку увольнения мне объяснил Лифшиц. Оказывается, управляющий трестом просил Кочуровского устроить на работу племянника, а свободного места в газете не оказалось, поэтому редактор-сапожник освободил место от меня. Лифшиц моим увольнением был возмущен и грозился сам подать заявление. Кочуровский плакал, просил его этого не делать, потому что другого такого Лифшица, который бы его покрывал, мог и не найти. Лифшицу тоже деваться особенно было некуда, и он в газете остался, но Кочуровскому долго колол глаза, а услышав по радио песню на мои слова «14 минут до старта», сказал:
— Видишь, пьяная рожа, кого ты выгнал!