Байрон и леди Каролина Лем

Когда общественное мнение туманного Альбиона, недовольное его беспощадной критикой, восстало против него, как один человек, выставив против поэта целые фаланги клеветников и негодяев (его обвиняли, между прочим, в преступной связи с сестрой), «неведомый скиталец», по выражению нашего поэта, сел в одно прекрасное время на корабль и уехал, чтобы блуждать по свету в погоне за близким в теории, но далеким на практике идеалом. «Если вся эта клевета, распространяемая обо мне всеми в Англии, — писал он, — справедлива, то я не гожусь для Англии, а если она несправедлива, то Англия не годится для меня». Тем не менее до разрыва с отечеством Байрону пришлось испытать немало счастливых минут в Англии; когда появились «Чайльд-Гарольд», «Гяур», «Абидосская невеста», «Корсар», «Паризина» и «Осада Коринфа», поэт сделался всеобщим кумиром. Страстность, новизна и оригинальность этих произведений приковали к нему внимание. Он стал феноменом, с которого не сводили глаз. Молодые женщины приходили в восторг при одной мысли, что Байрон, может быть, поведет их к столу, и не осмеливались прикоснуться ни к одному блюду, зная, что он не любит видеть, когда женщины едят. Они с благоговением отдавались надежде, что он напишет им несколько строк в альбом на память. На каждую его строчку смотрели, как на сокровище. К нему постоянно приставали с вопросами, сколько гречанок и турчанок уморил он своей любовью и скольких супругов отправил на тот свет.

Высокое положение, молодость, красота являлись хорошим придатком к его поэтическому гению. Одна из первейших английских красавиц, увидев в первый раз Байрона, воскликнула: «Это бледное лицо решит мою судьбу!» Женщины тщательно старались проникнуть во внутреннюю жизнь Байрона, а некоторые намеки в «Чайльд-Гарольде» послужили поводом молве, будто Байрон в Ньюстеде содержал настоящий гарем, хотя этот гарем состоял на самом деле из одной-единственной одалиски. О его любовных приключениях рассказывали самые нелепые вещи. Вследствие этого женщины буквально брали его с боя. На его столе ежедневно появлялось множество писем от знакомых и незнакомых ему дам. Одна даже явилась к нему в одежде пажа, желая, по-видимому, походить на Каледа в «Ларе». В каком водовороте страстей приходилось ему жить, можно судить по тому, что однажды, после своей свадьбы, он застал в квартире своей жены трех замужних женщин, которые, выражаясь его собственным языком, «знакомы ему были все, как одного поля ягода».

К категории женщин, особенно сильно сходивших с ума по Байрону, принадлежала леди Каролина Лем, молодая женщина из высшего аристократического круга, впоследствии жена известного государственного человека, лорда Мельборна. Это была взбалмошная, мечтательная, капризная натура, поступавшая всегда согласно своим увлечениям. Стройная и красивая блондинка, она была очень привлекательна, несмотря на свою аффектацию и эксцентричность. Это была английская Шарлотта Кальб, игравшая в жизни Байрона такую же роль, какую настоящая Шарлотта играла в жизни Шиллера. Когда отношения между ней и поэтом слишком обратили на себя всеобщее внимание, мать поспешила увезти ее в Ирландию. Байрон послал ей туда вскоре прощальное письмо в вычурных выражениях, свидетельствующее, что сердце его совершенно молчало в то время, когда он думал о красивой блондинке, бывшей, впрочем, на три года старше его.

Отсутствие истинной любви — вообще характерная черта отношений поэта к женщинам, но в настоящем случае оно сказалось еще более ярко: прошло всего несколько месяцев, и Байрон окончательно прервал с Каролиной всякие сношения. Этого, конечно, нельзя сказать о самой Каролине, которая, несомненно, его любила, так как, встретившись с ним вскоре после того на балу, она схватила ножницы (по другой версии, разбитый стакан от желе) и попыталась зарезаться, но только поранила себе горло. Это, однако, не помешало ей через некоторое время отправиться к нему на дом, конечно, не для того, чтобы перерезать себе горло. Не найдя поэта дома, она оставила записку, но очень разочаровалась: Байрон не только не вернулся к своей брошенной Дульсинее, но воспользовался ее запиской для эпиграммы «Remember thee!», напечатанной в его сочинениях. Чтобы отмстить Байрону, она написала роман «Гленарвон», в котором выставила Байрона поэтом, наделенным всеми пороками его героев.

Что Байрона роман этот нисколько не смутил и не опечалил, можно судить по следующему факту. Во время пребывания поэта в Венеции «Гленарвон» был переведен на итальянский язык. Цензор выразил Байрону готовность задержать книгу, если он имеет что-либо против ее появления. Байрон вместо ответа выпустил ее за свой счет.

Последняя встреча между Байроном и леди Лем произошла в то время, когда Байрона уже не было в живых. Когда тело поэта перевезли из Греции в Англию, похоронная процессия тронулась из Лондона в Ньюстэд, на дороге ее встретили мужчина и дама верхом на лошадях. Дама была Лем. Узнав, что хоронят Байрона, она потеряла сознание и упала с лошади.