Мюссе и г-жа Делакарт

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Однако еще до встречи с Жорж Санд Альфреду Мюссе пришлось изведать все прелести науки страсти нежной. Первая страсть охватила поэта в то время, когда ему было восемнадцать лет, и результатом этого был целый ряд стихотворений, вышедших потом отдельной книгой под названием «Испанские любовные песни». Предметом его страсти была испанка Делакарт, урожденная баронесса Бозио. По свидетельству современников, она принадлежала к красивейшим женщинам Франции. Отец ее, известный скульптор, отдал, согласно местному обычаю, свою дочь для воспитания в монастырь, не обращая внимания на ее темперамент и характер. Ложное воспитание имело то следствие, что молодая девушка еще более начала стремиться к радостям жизни. Нимфы и богини, которых высекал барон Бозио, нравились ей больше, чем статуэтки строгих святых, которые она видела у благочестивых сестер. Без любви, только для того, чтобы выйти замуж и сделаться свободной, отдала она одному старику руку, после чего отдалась всем существом веселой жизни Парижа. Она блистала и очаровывала окружающих в такой среде, в которой женщина ставилась на высокий пьедестал, и, постоянно имея дело с талантливыми людьми, быстро приобрела знания, необходимые для салонной дамы прежнего времени. Вместе с этим в ней все более и более стало усиливаться сознание собственной красоты и грации. Модные в то время туалеты были ей не по вкусу; она охотно предпочла бы легкие греческие ткани времен Директории. Товарищ ее отца, Джемс Прадье, статуя которого «Легкая поэзия» создала ему большую известность, пошел навстречу ее склонности и создал для нее классический костюм, как это обыкновенно делал для знаменитой трагической артистки Рашель. Много шума вызвал в то время бал-маскарад в его мастерской, на котором жена хозяина дома появилась в костюме Венеры Милосской по образцу луврской статуи. Маркиза Делакарт приехала на этот бал переодетой богом Гименеем — в розовом газовом костюме с высокой талией, который удерживался на левом плече драгоценной камеей. «Подобна апельсину на столбе», — пел о ней молодой Мюссе, которого она представила в качестве пажа при своем дворе. Поэт точно изобразил эту подвижную, порхающую женщину в своем «Дон Паэце».

Но недолго продолжалось счастье Мюссе. Легкомысленная женщина быстро променяла его на Жюля Жанена, Критика и фельетониста «Journal des D?bats», предоставившего черноволосой Армиде свою постоянную ложу во Французском театре. Чтобы вознаградить его за эту любезность, г-жа Делакарт, которую Мюссе называл «львицей Барселоны», отправилась на квартиру писателя и там осталась. «У Жанена, — сказала она, — больше остроумия и умения жить, чем у плаксивого Мюссе». Но вероятнее всего, что ее прельстила больше любовь Жанена к роскоши и лукулловским обедам. Жанен окружил себя роскошнейшей обстановкой, между тем как в остальном Париже устройство квартир отличалось большой простотой. Комната Жанена в стиле рококо принадлежала к достопримечательностям Парижа. Приемная была украшена дрогоценными гобеленами, на которых были воспроизведены мягкие пасторальные картины Фрагонара и Буше. Библиотека в стиле Людовика XVI была превосходной. Но более всего приковывал к себе взоры овальной формы зал с разными портретами бывшей подруги Жанена — m-lle George, знаменитой артистки, великолепно исполнявшей роли Марии Тюдор и Лукреции Борджиа в драмах Виктора Гюго. Образцовое произведение Жерара, на котором артистка изображена в духе Тициана и которое после смерти Жанена стало украшать фойе Французского театра, висело над мраморным камином. Драгоценные вазы из китайского фарфора и нежные пастели Латурэ украшали уютный будуар за усаженной цветами террасой. В тенистом саду была оранжерея, а несколько дальше — элегантная ванная. В этом маленьком раю действительно недоставало только соблазнительной маркизы в качестве folle du logis, по выражению Жанена. Что подруга властного журналиста могла рассчитывать на всеобщее поклонение, было хорошо известно маркизе, вот почему она без долгих колебаний дала чистую отставку Альфреду Мюссе, который вел жизнь скромного юноши и никогда не имел при себе часов, так как они были заложены. Писатели, художники, артисты собирались благоговейной толпой вокруг новой Евы жаненовского рая. Бедному поэту только и осталось сказать ей последнее «прости» в патетическом стихотворении, озаглавленном «Октябрьская ночь».

Конец маркизы был более грустен, чем ее начало. Поведение ее начало делаться все более и более сомнительным. Жажда новизны и легкомыслие сделали то, что из мира художников и журналистов она попала в полусвет. Когда отцвела ее красота, она начала вести уединенную жизнь, облеклась в траур и стала каяться в грехах прошлого. Во время этих покаяний и молитв и застала ее смерть на меланхолическом курорте Трепоре, где маркиза искала душевного покоя в последние годы жизни.