Шлегель и Доротея Мендельсон

Какими ни странными кажутся теперь взгляды Шлегеля, не признававшего никаких границ для чувства, которому давался только страж в виде образованной мысли, но еще более странно то, что Шлегель, как сказано, осуществлял на деле свои свободолюбивые воззрения. Это особенно ярко видно из его отношения к двум знаменитым женщинам того времени: Доротее, дочери философа Моисея Мендельсона, и Каролине, дочери известного геттингенского богослова Михаэлиса.

Когда Шлегель встретился с Доротеей, она уже была замужем за банкиром Вейтом, которому отдала руку по просьбе родителей, но к которому не чувствовала никакой привязанности, так как вся жила в мало родственной ее мужу области мысли и чувства. Живая, остроумная, широко образованная, она принадлежала к кружку гениальных женщин, в котором законодательствовала Рахиль фон Фарнгаген. Она была старше поэта (ему было 25 лет, а Доротее 32 года), не отличалась красотой, обладала резкими чертами лица, как мужчина; но это не помешало ей приковать к себе поэта сильным умом и любовью к искусству, поэзии и философии. В 1798 году она развелась с мужем и уехала к Шлегелю в Йену. Нужно ли говорить, что о браке и речи не было, о браке, который Шлегель назвал в своих статьях искусственным, так как «государство, по своей испорченности, старается поддерживать его силой, уничтожая таким образом возможность заключения настоящих браков».[80]

Сама Доротея, смотревшая на брак как на акт печальной необходимости, первая восстала бы против этого. «Соединить по-мещански нашу судьбу, — писала она, — никогда не было нашим намерением, несмотря на то что я давно уже не считаю возможным, дабы что-либо могло разлучить нас, кроме смерти. Однако, хотя мне и противны всякие соображения о том, что будет, я все-таки действовала бы согласно с требованиями минуты и разбила бы самые дорогие для меня идеи, если бы ненавистная мне церемония была единственным средством связать нас навсегда».

Чтобы познакомиться с отношением Шлегеля к Доротее и, кстати, составить полное понятие об их умственной и душевной жизни, достаточно познакомиться с романом Шлегеля «Люцинда», в котором поэт вывел и себя, и возлюбленную. Этот роман произвел большое впечатление и вызвал целую бурю негодования в Германии, так как высказанные в нем мысли совершенно противоречили общественным понятиям, созданным целым рядом веков. Достаточно сказать, что Шлегель выставляет в нем гетер идеалом высшего развития и общечеловеческой образованности и объявляет борьбу устарелым взглядам. Он вывел в романе не только себя и Доротею, но и некоторых из своих современников, которые, как Шлейермахер, вполне разделяли его воззрения.

Буря, вызванная этим романом, тем более замечательна, что в ней слышались удары грома в адрес и самого Шлегеля, и его возлюбленной, на отношения между которыми делались явные намеки в рецензиях и критических статьях, посвященных роману. Доротея мужественно переносила эти намеки и нападки, выказывая избраннику своего сердца непоколебимую преданность и готовность на жертвы и не протестуя против причуд, которых у него было больше, чем у кого-либо. Она им гордилась и была так счастлива, что могла посвятить свой роман «Флорентин» возлюбленному. Конечно, и Шлегель платил ей тем же. Идея свободы половых отношений нашла себе полное осуществление.

Но понятно, что этим дело не могло ограничиться. Раз брак — устарелый институт, раз мужчины и женщины, между которыми существует сродство душ, имеют право сходиться без всяких формальностей и даже целыми группами, то отчего не начать жизнь втроем, вчетвером, жизнь, основанную на новых началах, полную свободы, страсти и соблазна? Такую жизнь, вероятно, и вели любовники, когда в их доме поселился другой проповедник свободной любви — Фихте. Доротея пишет об этом: «Мне вообще так хорошо в этом монастыре философов, как будто я никогда не знала ничего лучшего. Только Фихте внушает мне какой-то страх; этому виной не он, а мои отношения к свету и к Фридриху; я чего-то боюсь, но, может быть, ошибаюсь. Писать больше не могу, потому что мои философы беспрестанно то вбегают в мою комнату, то уходят, так что у меня кружится голова».

Жизнь вместе так всем понравилась, что Шлегель, Доротея и Фихте решили никогда не разлучаться. Фихте писал об этом жене: «Если это удастся, то все мы, то есть оба Шлегеля, Шеллинг (его также предполагалось завербован» в милую компанию) и я, будем составлять одну семью, наймем большую квартиру, будем держать одну кухарку и т. д. Дело, однако, не было доведено до конца, так как все свободолюбивые планы философов-поэтов, смешивавших жизнь с вымыслом, разбились о простой, но непреодолимый закон той же жизни: жены братьев Шлегелей никак не ладили и не могли ужиться вместе…