Маленькая Вероника

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Таковы были отношения Гейне к матери и сестре, отношения, находившиеся, как сказано, в полном противоречии с его язвительным умом, для которого, казалось, не было ничего, что нельзя было бы осмеять и отвергнуть. Такое же противоречие бросается в глаза и при обзоре его сердечных влечений, начавшихся, как у всех вообще поэтов, еще в раннем возрасте. Так, уже первая любовь, о которой он до последних дней сохранил самое светлое воспоминание, внесла только горе в сердце поэта, всегда открытое для радостей жизни. Кто была «маленькая Вероника», о которой Гейне с такой нежностью вспоминает в своих произведениях, осталось тайной до сих пор. Известно только, что она, не расцветши, отцвела в утре пасмурных дней. Он увековечил ее память в «Путевых картинах» и других сочинениях. «Вы вряд ли сумеете себе представить, — писал он, — как красиво выглядела маленькая Вероника в маленьком гробу. Стоявшие кругом зажженные свечи бросали мерцание на бледное улыбавшееся личико, на розы из красного шелка и шумевшую золотую мишуру, которыми были убраны головка и белый маленький саван. Благочестивая Урсула повела меня вечером в тихую комнату, и когда я увидел на столе маленький труп со свечами и цветами, мне сначала показалось, что это красивый образ из воска; но я сейчас же узнал милое личико и со смехом сказал: „Почему маленькая Вероника так тиха?“, а Урсула ответила: „Такой делает смерть…“ Как только благочестивая Урсула сказала: „Такой делает смерть“, я начал ходить взад и вперед один с серьезным лицом по большой картинной галерее. Картины мне уже не нравились так, как раньше. Мне казалось, что они как будто побледнели».

Смерть любимой девушки произвела глубокое впечатление на поэта, только вступавшего в юношеский возраст. Когда появилась его книга «Le Grand» (1827 г.), уже десять лет протекло со дня печального события, а душа его все еще окутывалась меланхолическим настроением при воспоминании о «маленькой Веронике», и напрасно старался он заглушить эту «зубную боль в сердце» суровой иронией над самим собой. «Горе, как червь, грызло мое сердце, — писал он позднее. — Я принес это горе с собой на свет Божий. Оно лежало вместе со мною в колыбели, и когда мать меня качала, она качала также и его, и когда она меня убаюкивала, оно засыпало вместе со мной и просыпалось, как только я открывал глаза. Когда я подрос, подросло также и горе и сделалось, наконец, совсем большим и разорвало мое… Но будем говорить о других вещах, о венчальном венке, маскарадах, о веселье и свадебных радостях — тра-ля-ля-ля, тра-ля-ля-ля, ля-ля, ля-ля-ля».

Уже стоя одной ногой в могиле, Гейне не раз вспоминал поэтический образ девушки, явившейся перед его очарованными глазами на заре юности, когда страсти еще спали, но сердце уже начинало требовать любви и ласки. Так, по словам Каролины Жобер, подруги Гейне, издавшей впоследствии свои воспоминания, великий поэт сказал ей однажды: «Когда мы взошли на гору, ребенок играл цветком, который держал в руках. Это была ветка резеды. Вдруг она поднесла его к губам и передала мне. Когда я через год приехал на каникулы, маленькая Вероника была уже мертва. И с тех пор, несмотря на все колебания моего сердца, воспоминание о ней во мне живо. Почему? Как? Не странно ли это, не таинственно ли? Вспоминая по временам об этом происшествии, я испытываю горькое чувство, как при воспоминании о большом несчастье».

С тех пор резеда часто стала занимать место в произведениях Гейне.