2

2

Вот в такой непростой обстановке, когда налицо было противостояние различных политических сил, а порой и про явление экстремизма, направленного на дестабилизацию власти, у меня неожиданно раздался телефонный звонок в довольно позднее время. Так случилось, что в тот момент я находился в окружении искушенных в политике своих давних и верных друзей Ю. Ф. Азарова и М. И. Килиния. Звонил не кто?нибудь, а вновь назначенный глава администрации края Евгений Михайлович Харитонов, с которым нас до того времени никаким образом не связывали не только совместная общественно — политическая деятельность, но и обыкновенные человеческие взаимоотношения. Мы просто давно знали друг друга, но пути наши не пересекались.

Харитонов был на год моложе меня, он родился 4 октября 1946 года. Он трудился в Курганинском райисполкоме, а я был первым секретарем крайкома ВЛКСМ. Он оставался на своем месте, когда я уже побывал в должностях секретаря Краснодарского горкома КПСС, затем заместителя председателя крайисполкома у Г. П. Разумовского. Впоследствии Харитонов возглавил Лабинский горком партии, а меня властной медуновской рукой, не спрашивая желания, бросили в Тмутаракань — председателем Темрюкского райисполкома.

Начало разговора было наступательным, и, судя по всему, хорошо им продуманным.

— Я вам предлагаю должность своего заместителя, — в разом наступившей тишине с места в карьер произнес (для многих в тот момент желанную фразу) Харитонов.

Мой опыт позволял делать выводы из подобных предложений, но все же, пересилив себя, быстрее из?за любопытства, я спросил:

— За предложение благодарю. Все же о чем идет речь?

— О должности заместителя главы края по внутренней политике и связям с общественными организациями, — нетерпеливо ответил Харитонов.

Что было сказать ему, волею обстоятельств и самой судьбы назначенному руководить огромным краем, не каким-либо, а знаменитой Кубанью, испытывавшему творческие муки по формированию своей команды единомышленников и каждую кандидатуру проверявшему, словно под увеличительным стеклом? Мне не хотелось обидеть его отказом, к тому же во мне проснулись профессионализм, опыт работы с широким кругом людей, желание заниматься именно этой, понятной мне и чертовски интересной работой. Все же в моем сознании мгновенно пронеслись и другие мысли: не следует давать согласия, ведь наступили совсем иные, не понятные многим времена, а на политическую арену, словно злые демоны, вышли одиозные и бесчестные, даже гряз ные деятели, всякая нечисть, чувствовавшая себя в той среде вполне комфортно.

— Мне необходимо время, чтобы подумать, — наученный горьким опытом и явно сомневающийся в предпринятых активных действиях, я попробовал уклониться от поступившего предложения. — Хотя бы до угра!

— Нет! — решительно произнес Харитонов. — Времени для раздумий не отпущено, надо принимать ответственное решение.

— Я вам перезвоню, если можно.

Мои многоопытные друзья, присутствовавшие при разговоре, разумеется, все моментально поняли.

— Как быть? — обратился я к ним за советом.

Наступила пауза: в тишине отчетливо был слышен бой часов, ровно гудел вентилятор, и диктор телевидения в каком?то напряжении читал свою ночную информацию, сплошь состоявшую из пугающих сообщений. В моем положении эти сообщения тем более выглядели как непреложный аргумент в пользу возникших у меня сомнений. Кое?что из московских новостей даже запомнилось: «…заявление руководства Чечни о том, что она не является частью России, не подкреплено мнением народа, ее населяющего». Или другое: «ГУВД Москвы сообщает: Сергею Мавроди, генеральному директору АО «Инвестконсалтинг», предъявлено обвинение по статьям «Сокрытие доходов в особо крупных размерах» и «Воспрепятствование исполнению служебного долга лицу, исполняющему дознание…»

Наступал беспредел, в обществе явственно обозначились и начали получать центростремительное ускорение разрушительные процессы, которые нужно было либо решительно останавливать, либо, подчиняясь этому стремительному и мутному течению, плыть по его непредсказуемой и коварной воле.

— Надо принимать предложение, — нарушив затянувшееся молчание, произнес Азаров. — Мы понимаем, какие чувства овладевают тобой, но надеемся, что, как и прежде, ты будешь честно исполнять свой гражданский долг.

— Я поддерживаю, — согласился Килиний. — Более того, можешь по — прежнему рассчитывать на нас.

Мне ничего не оставалось, как, набравшись духа, перезвонить Харитонову и дать согласие.

Оказалось, что я даже не предполагал, в какой неожиданный политический водоворот занесут меня эта самая внутренняя политика и связи с общественными организациями…

Тем временем Евгений Михайлович Харитонов начал активно проводить в жизнь федеральную и местную политику, акцентируя внимание на активизации своих связей с наиболее значимыми политическими фигурами. Естественно, как диктовали законы ближайшего геополитического пространства, свой взор он устремил на Республику Адыгею и ее первого президента Аслана Алиевича Джаримова. Повод был подходящим: в те дни исполнялась вторая годовщина подписания известного договора о дружбе и сотрудничестве между Краснодарским краем и Республикой Адыгея. Харитонов хорошо запомнил ключевую фразу, которую по поводу этого исторического события произнес в свое время дальновидный и стратегически мыслящий А. А. Джаримов: «Уходя, остаемся!»

Действительно, в жизни двух народов случалось всякое — ссорились, мирились. Но неизбежным всегда был поиск путей к сотрудничеству. В этом смысле договор только закрепил те добрые начинания, что были достигнуты за полтора столетия. Кстати, и самому его подписанию сопутствовало приятное событие: все кубанцы, и адыги в том числе, праздновали 200–летие высадки казаков в Тамани.

Два года действия договора показали, что, несмотря на интеграционные процессы в России, разрыв связей, всеобщий развал, можно было наладить друг с другом нормальные партнерские отношения.

И нужно для этого было немногое: добрая воля, взаимное уважение, память об уроках прошлого.

Договор в главном доказал свою жизнеспособность, и обе стороны смогли найти правильный тон в отношениях. За два года было сделано немало. В Краснодаре и Майкопе созданы, например, постоянные представительства двух сторон, проведен день памяти жертв Кавказской войны, в столице Кубани был установлен камень дружбы народов. Договор помог адыгейской стороне решить сложные вопросы трудоустройства жителей Энема, Яблоновского, Адыгейска в связи с массовым сокращением рабочих мест. Краснодар продолжал оставаться важнейшим центром подготовки вузовских кадров для Адыгеи. Давно нашли общий язык деятели культуры.

Но многие проблемы продолжали оставаться острыми и одинаково важными для обеих сторон. Экономическое развитие Кубани в равной степени волновало всех. Увеличивались темпы падения производства, взаимные неплатежи. Много бед и хлопот по — прежнему доставляло Краснодарское водохранилище. Была некоторая напряженность в связи с развитием казачьего движения, но обе стороны были полны решимости гасить возникающие конфликты. И очень способствовал этому тот факт, что в состав адыгейского парламента входили семь казаков.

Самое главное, что тревожило и русских, и адыгов, — лавинообразный приток беженцев и криминогенная обстановка. И здесь особенно важно было не разграничивать проблемы на «ваши» и «наши», а действовать сообща.

Наряду с открытием контрольно — пропускных пунктов была достигнута договоренность к 1 сентября открыть Яблоновский мост, ставший тогда в буквальном смысле слова камнем преткновения между краевым центром и Адыгеей.

Отраслевые органы управления края и республики подписали ряд конкретных соглашений. Были и интересные совместные проекты. К примеру, лагерь отдыха для трудных подростков в Гузерипле был готов принимать и ребят из Адыгеи. В стадии становления находилась система оперативных действий в экстремальных ситуациях.

Планировалось создание совместного центра реабилитации инвалидов войны. Отрабатывалась общая модель адресной поддержки населения.

Политика отчуждения ведет в тупик — это прекрасно понимали обе стороны. А значит, договор с Адыгеей как часть политики, направляемой Харитоновым, способствовал дальнейшему развитию и упрочению двусторонних связей.

Еще два события не прошли бесследно мимо внимания главы администрации края, имевшие, по мнению многих кубанцев, значительный общественно — политический резонанс. Председатель Верховного суда России В. М. Лебедев представил общественности нового главу кубанской Фемиды. Харитонов накануне дал свое согласие на назначение Александра Дмитриевича Чернова на ответственный пост председателя краевого суда. Биография назначенца не вызывала особых сомнений, и Харитонов возлагал на него особые надежды в борьбе с коррупцией в крае и по защите прав граждан. Известно, что А. Д. Чернов родился в Куйбышевской области в 1949 году, закончил юридический факультет Казанского госуниверситета, начал свою трудовую деятельность народным судьей, в дальнейшем был членом Верховного суда Казахстана, а затем председателем Карагандинского областного суда.

А на следующий день заместитель министра внутренних дел России П. М. Латышев представил коллективу сотрудников в синей милицейской форме нового начальника краево го управления УВД Александра Григорьевича Сапрунова. За последние два десятка лет впервые на эту должность был назначен местный руководитель милиции.

Затем Харитонов, проявлявший живой интерес к культуре, посетил экспозицию творческих работ всемирно известного русского художника, живущего в Нью — Йорке, Михаила Шемякина. Зрители смогли увидеть лучшие творения художника, его оригинальную графику, серии работ «Карнавалы Санкт — Петербурга», «Балеты Стравинского», а также автопортрет художника, выполненный в бронзе, и впервые отобранный им для показа на родине знаменитый цикл «Звери Св. Антония», куда вошло более 18 работ.

Впервые в России кубанцы увидели фотографии художника, каталоги его произведений. Представитель М. Шемякина в России Александр Шардин даже пообещал подарить музею двухтомный каталог работ Шемякина. Вес сборника (а работ?то сколько туда вошло) девять с половиной килограммов.

Пожалуй, одним из первых правителей края Харитонов в своем новом качестве посетил и имел продолжительную беседу с архиепископом Екатеринодарским и Новороссийским Исидором.

Все это в выгодном свете характеризовало губернатора, давало наглядное представление о его характере, политической воле, мировоззрении. Становилось ясно, что новый руководитель Кубани не чурался людей, умел находить общий язык со всеми слоями населения, прежде всего интеллигенцией, был прост и доступен. Это всегда и составляло стержневую основу характера любого представителя власти высокого уровня. И Харитонов об этом помнил.

Все же публично данное им вначале обещание «быть политически нейтральным ко всем партиям и движениям» на деле реализовать не удавалось: в короткое время Харитонов волею обязательств был втянут в непрерывно и быстро меняющуюся политическую жизнь. Хотя, по всей вероятности, Харитонов и сам понимал призрачность данных обещаний, ибо какой же политик без принародного и заинтересованного участия в различных баталиях. А заинтересованность в том просматривалась явная. То и дело на Кубани возникали деструктивные «демократические» течения, пытавшиеся «раскачать» общество, на арену выходили доселе невиданные деятели нового «разлива», которые, кроме амбициозных заявлений, по существу ничего не могли предложить, а тем более сделать.

Помимо политики, на Кубани было невпроворот практических дел, и Харитонов метался между двух огней: экономики и политики. Хотя, как определяет наука, политика — концентрированное проявление экономики. Конечно, первостепенного внимания требовали вопросы сельскохозяйственного производства. На горизонте то и дело загорался красный светофор. Жди беды! Если говорить прямо: с великой неохотой кубанские крестьяне сдавали зерно государству в счет федеральных поставок. В крае были заключены договоры на отправку в Москву 245 тысяч тонн продовольственной пшеницы, а как сообщал президент акционерной компании «Кубаньхлебопродукт» В. В. Крохмаль, за 3–й класс была установлена цена в 190 тысяч рублей за тонну на условиях «франко — вагон». Но многие хозяйственники выжидали: авось стоимость хлеба повысится. Не может такого быть, рассуждали они, чтобы сильное и ценное зерно, по качеству на порядок выше заморского, не находило спроса в России. Здравый смысл?то должен был возобладать… Спрос?то был. Да и денег в казне, как понимал Харитонов, там не было. И не скоро похоже появятся. Ибо налоговые поступления в бюджет сильно сократились. Не случайно же средств не хватало даже на выплату зарплаты, не говоря уже о реализации намеченных правительством программ.

Сельчане возмущались: как это так? У нас зерно не берут из?за отсутствия финансов, а для закупок пшеницы в Соединенных Штатах валюта находится?

Харитонов сумел внимательно вникнуть и разобраться в обстановке.

Действительно, в том году из?за границы было завезено 1,8 миллиона тонн зерна. Каждая обошлась в 170 долларов, что по нынешнему курсу составляло порядка 380 тысяч рублей. И возмущение крестьян было понятно: нашим даже по 220 тысяч отказываются платить! И все же надо было учесть одно: за рубежом зерно покупали за счет кредитов, выделенных СТИД. Еще в апреле 1993 года доброхоты «отвалили» России 700 миллионов долларов на целевые задачи, а именно — закупку там пшеницы.

К тому времени этот кредит был полностью «съеден». Но министр сельского хозяйства и продовольствия В. Н. Хлыстун вновь заявлял о готовности импортировать в страну в текущем году 5–7 миллионов тонн зерна. Ларчик просто открылся: американский коллега нашего министра господин Майк Эспи заверил его, что они намерены добиваться от своего правительства открытия новой кредитной линии для закупки Россией зерна в США. Получается, что американского фермера вновь поддерживали. И чихать наши правители хо тели на требования Всероссийского крестьянского схода, состоявшегося 25 августа в Москве, установить жесткие таможенные пошлины на импортируемое зерно и продовольствие и поддержать отечественного производителя. Как закупали пшеницу «за бугром», так и будем закупать. А своя пусть лежит на складах, на токах и элеваторах. Никуда сельчане не денутся: деньги понадобятся — продадут.

Как опытный сельхозник (в одном только Курганинском районе с землею проработал Харитонов более 10 лет!), он быстро разобрался в проблеме и нестерпимо желал помочь землякам. За окном бурлила во многом непонятная и пугающая его жизнь, которой Харитонов упорно сопротивлялся. Он решил вступить в политический бой, протестуя в душе против псевдодемократических перемен, которые вели возглавляемый им народ Кубани к заведомо худшей жизни. Он отчетливо, будто под увеличительным стеклом, видел это.