13

13

Нет бы согласиться с решением Президента и засучив рукава всем начать под руководством Егорова, человека компетентного и волевого, работать на благо Кубани — нет же, началась война компроматов. Попросту говоря — политическая и бытовая травля. Прямо как по Мольеру: кто вздумает топить свою собаку, тот всем кричит, что бешена она.

Между тем всякая клевета находит себе сторонников: часть из них она сохраняет надолго, потому что оправдание не распространяется так стремительно и широко, как злословие.

Я не припоминаю за всю ее историю ни одного руководителя Кубани, кроме Медунова, на кого бы ни вылили столько грязи и ни обвинили бы во всех мыслимых и немыслимых грехах.

Хотя и не хочется копаться в грязном белье, но ради справедливости перед памятью ушедшего из жизни коснусь не которых, тогда широко известных сюжетов из множества «мыльных опер».

В 1993 году на удивление рано — в начале ноября — на Кубань пришла настоящая зима. Ураганные ветры (в Новороссийске выбросило на обледеневший берег несколько судов, были человеческие жертвы), метели и обильные снегопады (толщина снежного покрова в Краснодаре достигала 30 см) и сибирские морозы (температура воздуха в краевом центре опускалась 21 ноября до минус 18,7 градуса) — все это было необычно для нашей мягкой, слякотной, типично южной зимы.

Около полудня в центре Краснодара в морозном воздухе раздался взрыв. Взметнулись над Сенным рынком голуби, посыпались с деревьев искры инея. Тревога поселилась в душах. Но ненадолго. Многие успокоились сразу: мало ли что там рвануло. К взрывам стали привыкать.

Но, оказалось, тревога была не напрасной. Рвануло у соседей и коллег вольнокубанцев — в редакции «Кубанский курьер». Бомба это, граната, что?либо еще — предстояло выяснить следствию.

Развороченную стену, разбитое оборудование можно было поправить. Однако случилось и непоправимое: погибла девушка — корректор, тяжелую контузию получила другая.

Много вопросов возникало сразу: Кто? Какую цель преследовал преступник? Как это могло случиться? Политика ли здесь? Что?то другое? В кого метили?

Какими бы ни были ответы, вне зависимости от них — это был, по мнению журналистов, террор против прессы. Кому?то не хватало аргументов в споре с позицией другого? И в качестве последнего — сила бомбы. До чего же так можно было дойти на благословенной Кубани?

Но тревожно было не только от этого. На входной двери редакции независимой «Вольной Кубани» появилось «заявление белого эскадрона», в котором говорилось: «Ставим своей целью физическое устранение на Кубани воров в законе и коррумпированных с ними служителей Фемиды», звучали и другие угрозы. Какое это имело отношение к редакции, в которой нет ни воров, ни служителей Фемиды? Наверное, никакого. Одно лишь, пожалуй, можно было сказать по этому поводу: время беззакония продолжалось…

В то время Егоров принимал участие в предвыборном марафоне, переезжая из района в район и встречаясь с избирателями. Весть о взрыве он получил в Курганинске, где как кандидат в депутаты Совета Федерации по Краснодарскому Двухмандатному избирательному округу № 23 излагал свою предвыборную программу. После встречи с избирателями

Н. Д. Егоров, уже зная о чрезвычайном происшествии, провел пресс — конференцию. Отвечая на вопросы журналистов, он, в частности, заявил, что является сторонником эволюционного (без шоковой терапии) развития реформ, которые должны проводиться в интересах населения. Администрация, мол, выделила немало средств на социальные нужды. В результате средняя зарплата по краю была выше, чем в соседних регионах. Разрабатывалась краевая методика повышения доходов малоимущих, особое внимание при этом обращалось на детей и молодежь.

Отвечая на вопрос о своей политической ориентации, Егоров сказал, что симпатизирует партиям, стоящим за проведение конструктивных реформ.

И все же, отвечая на многочисленные и весьма острые вопросы, Егоров лихорадочно раздумывал о причинах прогремевшего взрыва, да еще где — в «Кубанском курьере», учрежденном В. Н. Дьяконовым и усиленно его обслуживающем. Это могло быть направлено, думал он, только против одной неугодной личности — губернатора Егорова, даже ценою человеческих жертв. Но кто стоял за этим взрывом? Какие силы? Политические или криминальные? Либо все сразу вместе?

Ясно, что надо было «валить» Егорова, обмазав черной краской, опорочить в глазах населения края, а при возможности растоптать, если не уничтожить. И все во имя чего? Зачем?

Ради власти? И впрямь, жестокость становится последним прибежищем всякой рушащейся власти.

Это «ЧП» в своих «100 вопросах…» весьма путано объясняет Дьяконов, как всегда выдавая свое видение за мнение в последней инстанции, а значит, не подлежащее обсуждению.

Вот что он предлагает в качестве вероятной версии: «Говорить, а тем более писать правду на Кубани не принято, а с некоторых пор стало опасно. Перед выборами в Совет Федерации, в 1993 году, я выступил перед своими земляками в Кореновске. Рассказал о социально — экономической ситуации в крае, о росте преступности и коррупции в высших эшелонах краевой власти. Сообщил, что в ближайшем номере краевой газеты будут опубликованы разоблачающие документы по «зерновой мафии». Начальник районной милиции Коваленко (кстати, мой ставленник по протекции главы района Крыщенко) срочно доложил наверх. Уже вечером в аэропорту П. Латышев с тревогой сообщал эту новость Егорову, прибывшему из Сочи. Разговор был жестким. Буквально перед выборами рано утром была взорвана газета «Кубанский курьер», убита молодая сотрудница, другая была тяжело ранена. Дело по политическому терроризму было передано «случайно» милиции. Прокуратурой рассматривались две просто смешные версии: армянская месть и даже самореклама. Следователям стало «все ясно», и дело оперативно прикрыли. Но уже через три месяца усилиями опытных частных сыщиков были известны мотивы и участники преступления. Стало известно, кто давал поручение, кто изготавливал взрывное устройство, причина взрыва утром, а не ночью, фамилии трех человек исполнителей. По моей просьбе у себя в кабинете меня принял начальник ФСБ Воронцов. Нехотя записал факты в свой блокнот, вел себя как?то неестественно. Предупредил, что это дело не его, и пусть милиция сама расхлебывает. На мое аргументированное требование квалифицировать акт как политический терроризм сослался на большую занятость управления и неожиданно показал в шкафу комнаты отдыха на автомат, как бы намекая на тот, что мне был подарен командующим Закавказским военным округом. Намек был примитивным, но понятным, как и объявление о подготовке гражданской войны».

Все это так, но невольно напрашивается несколько вопросов. Попробуем все по порядку: кто «случайно» передал дело не в ФСБ, а в милицию? «Следователям стало все ясно»: как это прикажете понимать? Что именно «ясно»? Если стало известно усилиями опытных частных сыщиков о мотивах и участниках преступления, а тем более фамилии трех исполнителей, то где их фамилии, ведь времени с момента взрыва прошло более семи лет!

Первым делом, как, наверное, и замышлялось, тень подозрения пала, разумеется, на Егорова: именно ему, по мнению некоторых сил, был выгоден взрыв в «Кубанском курьере», потому что газета изо всех сил старалась по любому поводу «разоблачить» и опорочить его имя.