2

2

К удивлению многих кубанцев, Иван Ефимович обнаруживал поразительное свойство характера: он мог не только в точности изобразить практически любой малороссийский говор, но, что самое любопытное, помнил многие обычаи, обряды, предания, даже суеверия и старинную поэзию ранее посещаемых им мест. Про свои Клиновцы, где родился, так и говорил: «лапотники мы, лапотники были и есть!» И тут же о костромичах: «Лучше бы три раза погорела, чем раз овдовела. Костромичи в кучу, Ярославль прочь; они на руку нечисты, лапти растеряли, по дворам искали, было шесть, а стало семь».

Арзамасцы, к примеру, слыли лукоедами, гусятниками.

Архангельцы — моржеедами. «Иван Иванович, слазь с крыши, я к тебе приехала!» Так кричала пришедшая из Архангельска жена к мужу — кровелыцику, поглядывая на одну из крыш, где стояла статуя, и долго бы прокричала, если бы ее не уверили добрые молодцы, что это не человек.

Довелось Ивану Ефимовичу бывать в небольшом городке Бежецке, где по преданию колокольню рожком подколотили. Эту историю Иван Ефимович любил рассказывать с показом. В старину жители города Бежецка очень любили нюхать табак и держали его в роге. Соберугся к церкви в праздничный день за час, чтобы к началу поспеть, расположатся на паперти, и давай один другого табаком потчевать; разумеется, сперва рогом постучат в стену или о паперть. Вот отсюда и пошло знаменитое бежецкое присловье.

Впрочем, много мест повидал Иван Ефимович разных и немало привез издалека диковинных словечек.

Скажут — валдайцы! — Колокольчики. Молодец! Купи баранок, а поцелуй в придачу. Либо — Вильня! Кто в Вильне не бывал, тот чудес не видал. В Вильне семь дорог для жида и три для поляка.

А как образно отзывался Иван Ефимович о владимирцах — клюковники. «По клюкву, по клюкву, по красную клюкву». Собрались кулики на болоте сидючи, они суздальцы да володимирцы, и вольника, и гудок. — Деревянныя печи, золотыя ворота и железныя церкви».

Однажды, как рассказывал он, забросила его судьба, как тогда выражались: по обмену опытом работы на рязанщину в село Дедновцы. И оттуда привез предание. Мол, будто жители села отправили своего старосту с выборными людьми от всего мира встретить Петра Великого хлебом — солью. Государь, принимая от них приношение, спросил старосту об имени. Староста огласил себя Макаром. Государь сказал: «Хорошо!» Потом спросил у других об их именах.

Дедновцы будто вообразили, что имя их старосты нравится царю, все до одного назвались «Макарами». Государь на это сказал, смеясь: «Будьте же все вы Макарами!» С тех пор и зовут их — Макарами.

Но особенно в редкие минуты отдыха слушателям Ивана Ефимовича нравились байки об угличах. В самом деле: предание было смешным и поучительным и его узнавали по «ключевой» фразе:

— Небось, небось, батька! Ведь это не наше.

В старину было: погода ненастная, а время голодное. Пошли отец с сыном поворовать с горя. Ночь была темная, а отец к тому же был полуслеповат. Как вышли со двора, так и дорога пропала. Пропели третьи петухи, дорога опять нашлась, когда уже стало проходить удобное время.

«Поди, батько, — говорит сын, — ты посмелее меня, — и указал ему на чужой дом. А в дом?то попали свой. Дивится старик, что все в избе словно как свое, да знакомое, а сын кричит: — Не бойся, батька! Это не наше!» — «Как не наше, — возражает отец, — да и старуха?то моя!».

И на свадьбах, где доводилось бывать Ивану Ефимовичу, он непременно напутствовал молодых чудной песней:

Ты расчесывай кудри

Костяным гребешком,

Уж ты выгляни в окошко

Косящетое!

Тебе песню споем,

Тебе честь создаем.

Награди — ко нас подарком

Сладким пряничком,

Белым, сахарным.

И все это непременно заканчивал образной присказкой:

Благословите, братцы, старину сказать,

С обычаев, поверьев, предрассудков

Снять маску старины,

На правду указать!